Лорен Стефано - Разрыв
- Стоп – говорю я, задыхаясь – Вы не должны мне объяснять. Я понимаю. Мы ваша презентация.
- Умная девочка – говорит Вон - Давай, следуй за мной. Я разрешу тебе увидеть его сейчас.
Я вижу двоих вооруженных охранников около комнаты Роуэна, панель для авторизации карточки, которой Вон проводит по панели чтобы отпереть дверь. Роуэн лежит в комнате, такой же бездушной и стерильной, как и все здесь. Он лежит на кровати, где медсестра настраивает капельницу с жидкостью, стекающую по трубке в его руку. Везде экраны с проводами, которые отсчитывают его пульс. Я не уверена, в сознании ли он. Его глаза закрыты, веки темные, как синяки. Интересно, я так же выглядела, когда была подопытной Вона наиболее экстравагантных экспериментов? Сейчас Роуэн кажется таким хрупким, меньше часа назад, он был сильным, и кожа выглядела здоровой. Боюсь приблизится, боюсь навредить ему, но потом Вон подталкивает меня вперед и я подхожу к кровати.
- Как там наш мальчик поживает? – спрашивает он медсестру. В ответ она протягивает ему графики.
- Роуэн? – я счищаю остаток ленты со лба большим пальцем.
Я вижу его глаза, перемещающиеся по веками, и тогда он успевает моргнуть. Он смотрит на меня, и я не уверена, узнает ли он меня; глаза как один зрачок. Вон просит сжать кулаки как может. Хорошо. Пошевелить пальцами ног. Хорошо. Моргнуть один раз и еще раз. Хорошо. Я произношу его имя, и он стонет.
- Ему не больно – говорит Вон – Но он проспит до утра.
Как мог, мой брат, на это согласиться? Хотя Вон тоже держал меня под наркозом, чтобы бороться, мой брат с готовностью пошел на те же мучительные процедуры. Сколько времени потребовалось Вону, чтобы настолько им манипулировать? Как долго мне придется бороться, чтобы это прекратить? И возможно ли это?
Когда Вон выводит меня обратно в коридор, я чувствую себя так, будто я была под наркотиками. Глаза болят, я едва могу чувствовать ноги, что несут меня вперед. Вон говорит о жаре, его голос так взволнован, что порой переходит на шепот. Он любит свое безумие, как птица любит небо. И, ох, как рад он, что я сейчас здесь. Так много вещей, которые он хочет мне показать; есть много вещей в мире за пределами моей мечты. Он понятия и не имеет, о чем я мечтаю. Мы едим в лифте из стекла. От двери до потолка, На одной стороне находятся стерильные уровни стерильного здания, на другой небо медленно сходит в фиолетово-розовый оттенок. Он говорит, что здесь наша остановка. Это охраняемое здание. Наш бизнес находится в этом здании, но затем утром мы должны вернуться на самолет. Но посмотри, посмотри какой вид. Мы доехали до пункта назначения, тринадцатый этаж. Одна стена полностью состоит из окон, настолько, что ощущение, что я внутри скелета. Я стою перед стеклом, Вон кладет руки мне на плечи и говорит:
- Посмотри. Что ты видишь?
Я вижу океан, выплеснулся из рюмки, его тело ароматное и складывается друг на дружку. Я вижу ленту из песка. Я вижу чистые здания, опрятные улицы с фонарями, которые окрашиваются в; зеленый, красный, оранжевый. Я вижу автомобили. У меня нет слов, чтобы ответить на его вопрос. На другом здании далеко на гигантском экране женщина моет руки и улыбается, поднимает бутылку вверх, на уровне лица, четко показывая ярлычок. Женщина намного старше меня, намного моложе, чем Вон.
- Здесь вылечили людей? – спрашиваю я, не вполне в это веря, я просто говорю слова. Я вижу в стекле отражение улыбки Вона, за прекрасным океаном.
- Нет дорогая – говорит Вон – Эти люди, никогда даже не слышали о вирусе.
Глава 21
Я потихоньку начинаю верить. Роуз была у Вона первой подопытной. Она была его любимой, по крайней мере, пока не появились я и Роуэн. Он начинает свою историю, когда мы сидим за столиком в кафетерии, который построен на пятнадцатом этаже. Вокруг нас только врачи и медсестры, все разных возрастов, но в основном первого поколения. Или «первое поколение» не термин для них? Как их называют, кто не первого и не нового поколения? Как это назвать, когда смерть приходит, когда положено, к человеку, живущему в неведении? Вон не давит на меня, чтобы я съела все, что принесли на подносе. Он пилит ножом свой стейк и продолжает свой рассказ.
«Он впервые увидел Роуз, когда она была еще малышкой, когда родители привезли ее с собой на лекцию по проблеме устойчивости к антибиотикам. Она и Линден вместе играли, ползали по столам, натыкаясь друг на друга, и смеялись. Ему пришло в голову, что у Линдена должен быть товарищ по играм, но что более важно, придет день, когда ему нужна будет жена. Это было до того, как Вон узнал об этом месте. До того, как он встретился с президентом. Когда он еще верил, что у будущих внуков будут собственные дети. Он предложил помолвку между детьми, но родители отказались».
- Я видел, что она была слишком хороша для своих родителей – говорит он – Они понятия и не имели, какой она могла бы стать.
На какой-то миг Роуз оживает в моем сознании. У нее острые карие глаза и она хитро улыбается. Волосы у нее светятся. И тут я снова слышу, как плачет Линден, когда она перестала дышать. Она была бы свободной. Она бы ела свежую клубнику, флиртовала бы с охранниками Мадам и ездила бы с отцом по стране.
- Они всегда были там, ее родители. Они жили как цыгане, а не цивилизованные профессионалы. И несколько лет спустя я опять увидел Роуз, когда отец привез ее на конференцию на Флоридском побережье. Она выросла очень красивой, именно такой, какой я себе ее представлял. Я видел сильное сходство с ее матерью. Ее отец отвел меня в сторону и сказал мне, что президент нанял его для проведения исследований для своей команды. Он рассказал мне об этом месте. И хотел, чтобы я полетел с ним. А затем он был трагически убит.
Я не спрашиваю про взорванную машину, когда погиб ее отец. Я вижу по глазам Вона, что это трагическое происшествие было меньше чем случайностью.
- Ты должна понять – говорит Вон – Я не мог допустить, чтобы умная девушка вернулась в этот бордель к своей матери. Слышала бы ты, какой острый был у нее язычок. Мне было больно думать, что она превратится в одну из уличных шлюх. Нет. Я сделал то, что было лучше для нее. То, что было лучшим для нее и моего сына.
Вон отодвигает от себя тарелку.
- Перед тем как Роуз появилась, мне стыдно признаться, Линден был на волосок от гибели. От одного из методов моего лечения он заболел. К счастью он выздоровел, но лишился нескольких зубов, и я знал, что не смогу снова подвергать его такому риску. Если я хотел вылечить своего ребенка, я не должен был относиться к нему, как к подопытной морской свинке.
- Поэтому вы использовали Роуз. – говорю я.
- «Использовал» - это уродливое слово. Я не знаю, нравится мне это или нет. Нет, я предпочитаю думать, что она была неоценимым опытом для меня. Спасибо моей процедуре, она пожила еще несколько месяцев после своего двадцатого дня рождения. Эти исследования и эксперименты заинтересовали президента. С ней я поставил рекорд. Но она была не единственная. Не совсем.
