Тайна серого кардинала, или Как я стала злодейкой - Екатерина Слави
Лишь на миг она поморщилась и совсем тихо прошипела от боли, когда полоснула себя острием лезвия по ладони. Подождала, пока над раной скопится немного крови, и опустила руку вниз — с ее пальцев срывались темно-красные капли, падая на пол.
Опустившись на колени, Клодия прижала окровавленную ладонь к полу. Лурдис видела, как та напряжена, ей удалось заметить в глазах Клодии страх, но не тот, что плещется через край, а словно зажатый в тисках — в тисках человеческой воли, которая не позволяет ему взять власть над человеком.
«Клодия боится, — подумала Лурдис. — Она и сама боится живых камней, но внутри себя пытается победить свой страх».
— Живые камни Ансаллы, пробудитесь ото сна!
Лурдис наблюдала. Сначала ничего не происходило, а потом вдруг Клодия зажмурилась, словно ее пронзила сильная боль и сдавленно пробормотала:
— Как громко!
Лурдис ничего не слышала, кроме хрипов задыхающегося от страха барона и подвываний его любовницы. Оставалось только наблюдать.
Поднявшись с пола, Клодия подошла к барону и Гвеневер. Наклонившись, она оставила на ладони такую же красную линию, как и на своей. Та лишь вскрикнула коротко, а потом снова принялась скулить, жалко и словно отчаявшись.
— Нет! Нет-нет! Не подходи! Не трогай меня!
Барон пытался отползти, но Клодия не стала с ним церемониться. Один взмах кинжалом, и сквозь распоротую на плече ткань камзола хлынула темно-красная кровь. Когда капли крови попали на пол, Лурдис ахнула — черный камень мгновенно впитал в себя кровь, и вот уже он наливается багрянцем.
— Живые камни Ансаллы, примите эти жертвы!
Мать воров никогда не видела трапезу живых камней, и никогда не думала, что это ужаснет ее так сильно. Но когда пол под бароном стал подниматься волной и тянуться к скорчившейся у алтаря фигуре: лизать его ноги, наползать на его тело — она поняла, что не может ни моргнуть, ни издать звука, ни даже сделать вдох.
Барон кричал так, что у Лурдис закладывало уши. Она думала: этот крик должно быть слышно по всему замку. Но возможно, ей лишь так казалось, ведь подземелье было глубоким, и, скорее всего, никакие звуки не достигали замковых залов.
Вскоре к крикам барона присоединились крики женщины — его рыжая любовница смогла встать на колени, но живые камни уже набросились на нее — подол широких юбок Гвеневер и связанные в щиколотках ноги окаменели. А она ничего не могла сделать — лишь смотрела, как черный камень поглощает ее тело — и кричала, кричала, кричала!
В конце концов, Лурдис не выдержала и отвела взгляд, отвернулась, чтобы хоть не видеть… Но проявить перед Клодией слабость и заткнуть уши, чтобы не слышать воплей барона и его любовницы, она не могла.
И Лурдис слушала их, заставляя себя терпеть.
Пока они не смолкли.
Когда стало тихо, Лурдис еще какое-то время не решалась повернуться. Но любопытство, которое даже сейчас оказалось сильнее ее, заставило посмотреть.
Окаменевшая фигура барона теперь казалась частью алтаря — срослась с ним. Старый владелец замка окаменел в странной позе — изогнув спину и запрокинув голову назад, его рот при этом был широко распахнут. Как будто до самого последнего момента он пытался ухватить последний глоток воздуха — пытался дышать.
Гвеневер так и осталась навеки стоять на коленях, при этом низко свесив голову вниз. Ее длинные кудри — уже больше не рыжие — полностью скрывали ее лицо под волнистой каменной завесой.
«Словно поза покаяния», — подумала Лурдис.
— Как с ними быть, Кло? — спросила она. — Магистр может найти их здесь. Он поймет, что это сделала ты.
Клодия стояла посреди святилища, расправив плечи, с прямой спиной, словно богиня возмездия, и Лурдис на какой-то момент почувствовала трепет перед ней. Только сейчас она начала по-настоящему осознавать, какую страшную власть над людьми имеют нагалиси.
— Пусть, — был холодный ответ. — Пусть знает, на что я способна. Пусть знает, что ему придется считаться со мной.
Лурдис сделала глубокий вдох и сглотнула, подступивший к горлу комок. Отчего-то ей вдруг впервые стало не по себе, но она не могла объяснить причин.
— Что теперь будет, Кло?
Та помолчала, словно задумавшись, потом ответила:
— Что будет? Барон Арне де Саар мертв. После того, как он признал меня своей дочерью, я — единственная его наследница. А значит, все это будет моим. Замок, земли, титул — наследуются указом короля Гатарии Кордианом Вторым.
Клодия кривовато усмехнулась:
— Слышишь, Гвеневер? Все это будет моим. Все, что ты так хотела заполучить — будет моим. То, ради чего ты убила бедняжку Клодию, поруганную перед этим собственным отцом. То, ради чего ты пыталась убить меня — теперь будет моим. Ну не забавно ли это? Что скажешь?
Улыбка сошла с лица Клодии.
— Я слишком поторопилась. У меня осталось столько вопросов: «Кто тот нагалиси, который отдал Клодию живым камням?», «Кто такой Волк?» — но я не задала ни одного из них. Слишком боялась, что если помедлю — отступлюсь. Впрочем… думаю, ответов я не получила бы. Кто-то могущественный, когда не хочет, чтобы о нем узнали, непременно позаботится об этом.
Она потерла предплечье левой руки, будто ее беспокоил легкий зуд под рукавом.
— Еще остались загадки. Но я разгадаю их позже. Главное, что с теми, кто пытался убить меня, покончено, и я могу больше не тревожиться. Я справилась сама, Лурдис! Не выпрашивая помощи у Тариена — моей покорности ему не видать. Пусть не надеется: я не стану его марионеткой.
Найдя взглядом каменную фигуру беременной девушки, она спросила:
— Ты счастлива, Клодия? Они оба — и твой отец, и его любовница — заплатили сполна за все, что сделали с тобой. Надеюсь, теперь ты успокоишься.
Повернувшись спиной к алтарю, Клодия направилась к выходу из святилища, бросив на ходу:
— Пойдем, Лурдис. Здесь больше нечего делать.
Глава 26. КУКЛОВОД
Тишину святилища в замке Саар нарушили размеренные шаги. Не торопясь, мужчина с седыми волосами подошел к скорчившейся каменной фигуре у алтаря. Поставив на нее ногу, он наклонился, облокотивший одной рукой о свое колено, и произнес:
— Вы недооценивали меня, барон, думая, что я не знаю о вашей связи с Волком. Я надеялся, что если потяну время, вы выведете меня на Волка, и я, наконец, узнаю, кто он, но, увы, ваше время истекло. Вы становились обузой, и от вас пора
