Я стала сестрой злодея - Анастасия Миллюр
Между нами сейчас была самая настоящая пропасть. И мы оба это чувствовали, связанные по крови, но совершенно чужие друг другу. Кто-то должен был шагнуть с открытым сердцем на встречу другому. И Лендрис с удовольствием бы это сделал, вот только, кажется, почти за два десятка лет своего отшельничества, он забыл про обычное человеческое тепло и ласку.
То есть первый шаг нужно было делать мне.
И ничего в этом страшного не было. Я вон десять лет вокруг Ридриха приплясывала, и какой прогресс! Но… Не могла. Почему-то я могла улыбаться брату, милашничать с ним липнуть к нему, как банный лист к одному месту, а с отцом так не работало. Выверенные схемы рушились на глазах.
Нужен был другой подход. Комок в горле раздулся до невероятных размеров, так что даже дышать стало тяжело, и тогда я неожиданно для самой себя сказала:
— Было тяжело.
Лендрис вскинул голову и посмотрел на меня, а я, скомкав платье, опустила глаза и продолжила:
— Отец… То есть сейр Абенаж сразу после рождения отправил меня к своему сыну, которому не было до меня дела, как и всем слугам. Они издевались надо мной, морили голодом и…
Ради всего святого, что со мной? Это даже не моя история, но тогда почему душа так кровоточила? Эмоции сдавили горло, и я просто покачала головой, всеми силами загоняя назад слезы.
— И это… — кое-как выдавила я, зажмуриваясь.
Почему не мои чувства накрывали меня с головой? Откуда в памяти короткой вспышкой возник застарелый страх перед чопорной леей Ганно? Почему я могла ощущать на языке отвратительный вкус помоев, которыми кормили Азалию? Как я могла испытывать эту удушающую безысходность, когда казалось, что весь мир был против меня?
Я выдохнула, стараясь успокоиться, но слезы накатывали волнами. Поджав губы, я дернула подбородком и опустила голову. Перепуганный Шу тут же подлетел ближе и обеспокоенно потерся об меня, как будто делясь частичкой своей безграничной доброты.
— Но потом я всем отомстила, — прошептала я.
Да, я отомстила. Все хорошо. Они наказаны.
Спустя два года рабской службы лея Ганно попыталась сбежать. Но ее поймали, осудили, а потом Малькут сожрал ее. Горничная и повар до сих выполняют самую черную работу и едят помои, пытаясь наскрести жалкие гроши на то, чтобы расплатиться с долгами роду Абенаж.
Неожиданно я почувствовала прикосновение к своей спине, а затем рядом просел диван.
— Азалия, мне так жаль, что тебе пришлось пережить это, — полным сожаления голосом произнес Лендрис.
И его слова бальзамом пролились на израненную душу, а по моей коже побежали мурашки. Оказывается, все эти годы мне (или Азалии?) нужно было услышать именно эти слова.
Большая теплая рука Лендриса неловко потерла поясницу, словно он не знал, как еще мог помочь, и тогда я порывисто развернулась к нему и сделала то, чего так желала с того самого момента, как увидела его. Я прижалась к его груди, вдыхая свежей морозный запах и стиснула его изо всех сил.
— Ты опоздал, — выдавила я. — Тебя не было слишком долго. Ты опоздал, папа.
Он вздрогнул всем телом, но тут же заключил меня в объятья, и пробормотал:
— Я знаю. Я виноват. Прости меня, Азалия.
И тогда я разрыдалась так, как не плакала все десять лет.
Рядом не было никого, кто бы сказал мне, что я уродливо выгляжу со слезами, кто бы посмеялся или вообще велел заткнуться. Притесненные и утрамбованные эмоции вырвались из меня извергающимся вулканом. Слезы текли ручьем вместе с соплями, и я не предпринимала ни малейшей попытки их остановить. Мне было все равно, как долго продлиться моя истерика, и почему она вообще возникла.
Я знала, что после нее будет легче, а еще что этими слезами наполнялась пропасть между мной и Лендрисом.
В конце концов я затихла и выглядела наверняка ужасно. Зуб даю, что мое лицо все опухло, покраснело и пошло некрасивыми пятнами. Глаза, наверное, сейчас были как у панды, а губы выглядели так, словно их перекачали ботоксом.
Вздохнув я отстранилась и, шмыгнув носом, вытерла ладошками щеки.
— Прости, — пробормотала я, поглядывая на огромное мокрое пятно на белоснежной робе Лендриса.
— Не извиняйся, — произнес он, а потом вдруг добавил: — Буду носить это с гордостью.
Из меня вырвался смешок, и я подняла голову, встречая взгляд отца, в котором плясали искристые огонечки. Но они быстро пропали, и мужчина сказал:
— Спасибо, что поделилась со мной. Я знаю, что по сути никто для тебя, но…
— Нет, — перебила я его. — Ты не никто.
Как бы я хотела сказать ему правду - поделиться, что даже собственный отец мне был больше «никто», чем он.
— Я не стала бы плакать на груди у кого попало, знаешь? — улыбнулась я.
Мне показалось, или он и правда облегченно выдохнул?
— У тебя такие же ямочки, как у Ирисы, Азалия. Это чудо, — произнес Лендрис, разглядывая меня. А потом сжал мою руку и добавил: — Мне бы правда хотелось, чтобы мы уехали с тобой не позднее, чем через неделю.
— Почему такой срок? — спросила я, шмыгнув носом.
Только-только наметившееся просвятье вновь омрачилось.
Лендрис поджал губы, словно был чем-то недоволен, и проговорил:
— Началась война, Азалия. До меня донеслись слухи, что через шесть-семь дней сейр Абенаж отправится в самое пекло боя, а значит, его демон станет невероятно силен.
— Уже через неделю? — вырвалось из меня.
Но я прикидывала, что это случится не раньше, чем через пару месяцев… Неужели так скоро?!
Отец кивнул.
— Война будет жестокой. Злая аура заполонит земли вплоть до столицы. И я бы хотел, что бы мы с тобой были подальше от этого.
— Но… — я нахмурилась. — Ведь на войне будет столько раненых. Разве мы не должны им помогать?
Мужчина
