...Или будет? (СИ) - Муратова Ульяна
Прикрыл глаза. Надо ждать утра. Попробовать уснуть. Но сон не шёл. Вспоминались все жестокие суждения, которые я позволял себе в отношении Ани. Посчитал её наивной и недалёкой за то, что она мне поверила, хотя сам в своё время сделал всё, чтобы добиться абсолютного доверия. Намеренно приучал жену верить мне безоговорочно. Прокручивая свои поступки в голове, ужасался тому, насколько эгоцентричными они были, даже те, что я совершил после того, как осознал, что хочу её вернуть. Добился у короля предписания о проживании детей? Чем я вообще думал? Почему решил, что это мне поможет? Что за дикая схема — силой заставить человека принять свои условия? Так всегда поступал отец, и это вызывало во мне отвращение.
Вспоминал мельчайшие детали её жестов и реакций в нашу последнюю встречу и погружался в глубокое разочарование в себе. И чем темнее становилась ночь, тем более мрачные мысли бродили в голове. И я уже не знал, стоит ли вообще трогать жену. Не лучше ли оставить её в покое, хоть раз сделав так, как она попросила?
Оглядываясь назад, понимал одно: я бы на её месте себя не простил.
И да — пусть Аня мягкая, нежная и заботливая, но у всего есть предел.
Вспомнилась её троюродная сестра, то ли Люда, то ли Люба. Нахрапистая девица, которая сразу вызвала желание помыться после разговора, но единая всегда относилась к ней хорошо, родственница же. И когда эта родственница поссорилась с родителями, Аня пустила её жить к нам, в гостевую спальню. Я возражал. Но жена так просила и так жалела эту Люду, что сдался и уступил. «Сестра» вошла в квартиру, оценивающим взглядом осмотрела сначала жилплощадь, а потом и меня. И с этого момента началась осада, продлившаяся всего две недели. Больше я просто не выдержал. В первый день сказал Ане, что гостья ведёт себя странно. На второй случайно наткнулся на Люду в кухне, практически неодетую. На третий — застал в нашей с Аней нарочно незапертой хозяйской ванной, которую бедная родственница «перепутала» с гостевой.
Но единая наотрез отказывалась видеть реальность. Сама Аня никогда бы так не сделала, и в её картине мира просто не было места подобным поступкам. «Ты что, Алекс, она просто в сложном положении. Ей некуда пойти». От тяжёлой ауры гостьи просто воротило, и я попросил Аню выселить зарвавшуюся «сестру», но та так жалобно вздыхала и пустила такую артистичную слезу, что единая подарила ей своё новое платье и умоляла меня позволить Люде пожить у нас ещё. И я решил дать ситуации разрешиться максимально естественным образом. Не могла же Аня оставаться настолько слепой? Но она могла. Ещё неделю или около того. Закончилось гостевание тем, что Люда толстенными намёками зазвала меня в свою спальню, а я согласился прийти. И потянул Аню за руку. На входе специально постучался в приоткрытую дверь и спросил, можно ли войти. «Сестра» томно пригласила. Ждала меня она в одном белье, развалившись на кровати.
И вот тут наступило прозрение. Аня выставила её из дома, заблокировала номер в телефоне и больше никогда с ней не разговаривала. Поэтому-то я и встречал рассвет в настолько мрачном состоянии: понимал, что у Ани огромное терпение, но когда оно заканчивается, то это навсегда. И больше всего я боялся, что меня единая уже вычеркнула из жизни, как очередного предателя.
Даже если не принимать метку во внимание и предположить, что Ане удастся её снять, я всё равно не представлял никакой другой женщины рядом с собой. От одной только мысли об этом становилось дурно. Все запираемые годинами чувства сейчас обострились до такой степени, что от любви к жене натурально перехватывало дыхание.
И что с этим теперь делать?
Как ни странно, сон всё же навалился тяжёлой каменной плитой, когда рассвело окончательно. И уснул я на удивление крепко, без сновидений. Проснулся от громкого крика:
— Алекс!
Поначалу подумалось, что показалось. Но в небе над долиной кружил одинокий крылар.
— Алекс!
— Я тут! — хрипло крикнул я в ответ во всю мощь лёгких.
Сделав ещё несколько кругов, крылар наконец приземлился на одну из толстых веток над моей головой, где крона была достаточно редкой, чтобы вместить птицу с наездником. Отец ловко выбрался из седла. Почесал крылара под крылом, снял упряжь и отпустил его со словами:
— Ну, лети обратно на свою станцию, дружище. Ты молодец!
— Отец… — хотел я его обнять, но он отстранился, окинув меня недоумённым взглядом.
— Алекс, ты мне, конечно, сын, но не настолько, чтобы я тебя в таком виде обнимал. Сначала мыться! — сурово сказал он.
— Нет. Стой. Вода есть?
Отец достал небольшую флягу и передал мне. Вода показалась невероятно сладкой. Я пил медленными глотками, усилием воли останавливая себя, чтобы не всосать махом всю флягу.
— Готов? — поторопил отец, опасливо оглядываясь.
— Нет. Слушай, это важно!
Я быстро пересказал ему то, что вспомнил после встречи с принцем альватов. Лицо отца вытянулось, особенно сильно его поразила информация о стационарных порталах. Затем он связался со своими соратниками по мыслеречи.
— Думаю, в свете текущих событий лучше сразу отправиться в столицу.
— Сможешь открыть портал на Площадь Пятого ветра?
— Да.
— У меня там квартира. Я переоденусь, немного восстановлю силы и поем. После этого буду готов к горячей встрече с Ферралисом, — пояснил я, допивая воду из фляжки.
— Отлично, так и сделаем.
Отец повесил портал прямо в воздухе, и я шагнул в пустоту, чтобы мгновением позже оказаться на шумной столичной площади. Спешащая по своим делам дородная женщина в цветастом кафтане едва в нас не врезалась, но, увидев меня, резко изменила траекторию, чуть не упала, но столкновения избежала. Остальные прохожие шарахнулись в стороны, но не от нас, а только от меня.
— Да, это мой сын! Не завидуйте, — пробормотал отец парочке седых зайтанов, оживлённо зашептавшихся при виде меня.
— Пойдём.
Я повёл отца в сторону фешенебельного доходного дома, где снимал квартиру. На входе портье бросился нам наперерез и завопил:
— Подаяние просить запреще… — он осёкся, когда разглядел моё лицо, и сдавленно продолжил: — …но, чтобы не беспокоить дорогих квартирантов, таких, как вы, лей Иртовильдарен. И мы за этим следим со всем возможным тщанием. Вы проходите, пожалуйста, если нужно куда посыльного отправить, то вы только дайте знать…
— Благодарю, — просипел я сорванным голосом.
В горле всё ещё першило, а жажда так никуда и не делась, она словно въелась в грудь изнутри и требовала окунуться в ванну с питьевой водой и пить, пока из ушей не польётся. А потом наполнить новую ванну и повторить.
Я скинул сапоги и порадовался, что острый хвойный аромат смолы перебивает другие запахи.
— Пап, сделай что-нибудь перекусить, пожалуйста, пока я моюсь.
— Что тебе ещё сделать? — насмешливо спросил отец. — Рубашку погладить, трусы постирать? Давай, не стесняйся, сын. Я думал, что уже вышел из того возраста, когда нужно тебя из неприятностей за шкирку вытаскивать и задницу подтирать, но, видимо нет.
Сам, тем не менее, отправился на кухню, ворча и недовольно фыркая. Я хмыкнул в ответ:
— Дождёмся времени, когда тебе надо будет задницу подтирать, тогда и сочтёмся.
Петорак решил снимать уже в ванной, поэтому перед зеркалом предстал именно так, как меня видели прохожие. Испачканный кровью, грязью, непонятно откуда взявшейся сажей и смолой, я весь был облеплен грязно-красным пухом тхории, а дырявый петорак только подчёркивал мой природный шарм.
Не выдержал и расхохотался. На родине Ани было такое странное выражение «чудо в перьях», раньше я никак не мог понять его смысл, но сейчас сам послужил бы ему отличной иллюстрацией.
Раздевшись, залез под тёплые струи воды и попытался оттереть смолу. Не то чтобы совсем успешно, но не так уж и плохо. Кое-где пришлось отдирать прямо с волосами. Я внезапно вспомнил, что у Ани были похожие полоски для вырывания волос. Неужели она такое терпела, просто чтобы от волос избавиться?! Могла мне сказать, я бы что-нибудь придумал, чтобы они сами выпали. Хотя кому вообще могут мешать эти волоски, они же незаметные. Это у меня на ногах шерсть как у козара, теперь ещё и плешивого…
