Все против попаданки - Даниэль Брэйн
Времена меняются — даются возможности. Времена меняются, люди — нет.
— Отдохните, брат, — посоветовала я, когда мы подъехали к епископату. Это было солидное здание, выше, чем прочие на этой улице, трехэтажное, с лепниной и вонючими потеками на стене. — Я навещу старых подруг и вернусь.
— А ваше дело?
Ох, парень, не лезь туда, мрачно подумала я, я и сама не уверена, как мне все провернуть, но вслух сказала:
— Завтра я поговорю с епископом, брат. Надеюсь, он даст нам учителей из монахов. Нет-нет, — я примирительно подняла руки, — я хочу просить учителей из просвещенных братьев. Пусть они изредка приезжают и смотрят, кто из детей имеет склонности к наукам. И рыбацкий сын становится гением.
Микаэль не то чтобы успокоился, но меня не понял, посчитал, что я привела ему иносказание. Я дождалась, пока он уйдет, пока прислужники уведут лошадь и крестьяне, помятые, но, без всяких сомнений, горевшие желанием немедленно растрепать новость о поимке зверя в ближайшем кабаке, не уберутся и обо мне не забудут. Послушница вынесла мне воды, предложила помыться, но я отказалась. Время было дорого.
По отшлифованным тысячами ног и сотнями колес булыжникам я дошла до рыночной площади. Торговцы собирали товар, гоняли нищих, ругались друг с другом. Я посмотрела на них, зашла в полупустую гостиницу, попросила у хозяина комнату на полчаса, кружку воды, перо и чернила. С точки зрения совершения преступления я с самого начала спалилась нещадно, но небезосновательно надеялась, что все сделаю правильно.
Все равно уже совершен подлог. Поддельные подписи, фальшивые документы. Важно, какую они сыграют роль. Ну и моя голова желательно чтобы после этого уцелела.
Я уединилась в маленькой жаркой комнатке, дождалась, пока мне принесут требуемое, и исполнила задумку так, как хотела. Пришлось ждать, скрывая следы, пришлось ждать, пока документ высохнет, но результат меня более чем устроил. В прежней жизни я тысячу раз подумала бы, прежде чем настолько грубо фальсифицировать документы, но в этом времени имелись неоспоримые плюсы. Что написано пером… никто, как я полагала, не знал, о чем эта расхожая поговорка.
Есть бумага — есть доказательство. Хвала Милосердной, что наука не дошла до графологических экспертиз.
Вернувшись на площадь, я протянула первому же заинтересовавшемуся торговцу несколько монет и попросила довезти меня до дома господина Гривье. Можно было пройтись пешком, расспросив дорогу, но я слишком много глазела по сторонам. И, как ни странно, жалела, что у меня нет под рукой смартфона с хорошей камерой. Мне уже ничего никогда не выложить в сеть, мучаясь с простановкой тегов и суматошно соображая, какой заманчивый текст написать. Обычно в голову ничего не приходило, и я оставляла безмолвные фотографии…
Мне повезло, и торговец, согласившийся меня подвезти, был соседом стряпчего Гривье. Как я и предполагала, сперва умерла его жена, а затем и он сам скоропостижно скончался. Я потрогала договор, лежавший у меня под хабитом. Дети господина Гривье, по словам торговца, были отосланы куда-то в деревню вместе с их матерью и двумя младшими сыновьями господина Ферро. Больше ничего торговец не знал, но я и не расспрашивала.
Я встречала спорное имущество и подороже. Сколько бы ни стоил дом господина Гривье, его окружали здания более крепкие и ухоженные. Окна были закрыты, в сумерках кое-где дрожало пламя свечей, подсвечивая рассохшиеся летом деревянные ставни, под самой крышей птица свила гнездо.
Этот дом нужен монастырю, подумала я. У меня появились на него отличные планы, стоило лишь его увидеть. Здесь можно сделать временный приют для женщин и детей, оставшихся без крова, и если поставить при входе требы во имя монастыря, то они будут полные. Талант отца Андриса к опустошению карманов и кладовых горожан тоже придется кстати.
Договор я показала епископу после утренней службы. Еще в начале моей карьеры юриста кто-то из коллег пошутил: «Доказательная база своими руками, издание второе, исправленное и дополненное». Эта шутка могла сейчас стоить мне головы, но — мне было проще сделать дальнейшее чужими руками. Полночи я проворочалась в мягкой постели гостиницы при епископате, продумывая варианты, прикидывая, идти ли к Альфонсо Ферро самой или постараться как можно меньше фигурировать в этом деле. Я вставала, садилась за стол, рассматривала договор, который дополнила одной-единственной, необходимой мне фразой, ложилась снова, и сон не шел.
Задумывала ли сестра Шанталь что-то иное? Воспользовалась ли она возможностью забрать дом и деньги и лишь потом призналась в своем грехе? Или это была инициатива матери-настоятельницы, которой уже и в то время с трудом подчинялось больное тело?
Если бы я знала ответ, мне было бы много легче. Но Елена Липницкая не была той, кому сестра Шанталь готова была покаяться. Может быть, я узнаю все, но не в эту ночь.
Господин Ферро, продавший сестру и двоих ее детей в работный дом, получивший за это деньги — кто докажет обратное, пусть попробует, — и назначивший согласно воле покойного господина Гривье опекуном малыша образованную монахиню, не вызвал у епископа никаких подозрений. Он был не первым и не единственным. Все, что интересовало епископа, это имущество, на которое лично он никак не мог наложить руку.
Поэтому на меня епископ смотрел с обидой. Был он не так стар, как я могла ожидать, даже весьма импозантен. Снять с него монашеское одеяние, одеть в костюм, и он сойдет за главного героя популярного сериала. Героя, который сперва козел, до тех пор, пока не встретит главную героиню.
Люди почему-то такому верили. Никогда не понимала людей.
— Здание подойдет для приюта, ваше преосвященство, — делилась я с епископом
