Кошка в сапожках и маркиз Людоед (СИ) - Лакомка Ната

То ли книга ошиблась, то ли милорд Огрест был настолько обмороженным, что даже волшебство не подействовало. Он не забился в рыданиях, не стал бледен и задумчив, и даже… не признался мне в пылкой любви. Полный провал. И для чего всё это было нужно?

Но зато милорд уплетал пирог за обе щёки, а не делал одолжение, как раньше, когда пробовал мою стряпню, и я спросила:

- Вам нравится?

- Неплохо, - признал он, не переставая жевать. – Но завтра вы всё равно собираетесь у Лиленбрука. Это не обсуждается.

- Какой вы упрямый, - сказала я и опять вздохнула, едва удержавшись, чтобы вслух не пожаловаться на бесполезный перевод продуктов.

- Думайте, что хотите… - Огрест уничтожал пирог с такой скоростью, будто голодал неделю и, наконец, дорвался до вкусной и здоровой пищи. – Да, и правда неплохо. Как это называется? – он доел последний кусочек и с сожалением посмотрел на пустое блюдце.

- «Любовный приворот», - серьёзно сказала я, а когда маркграф изумлённо уставился на меня, пояснила: - Влюбитесь в первую девушку, на которую посмотрите. На веки вечные. И это даже не обсуждается.

- Вы в своём уме? – он поставил блюдце на стол и отряхнул руки.

Как мне показалось – с некоторым испугом.

- Ладно, не волнуйтесь, - ответила я мрачно. – Это была шутка.

- Смеяться сейчас? – съязвил он.

- А вы разве умеете? - поинтересовалась я.

Теперь вздохнул маркграф.

- Послушайте, Кэт… - начал он со страдальческим видом, и я окончательно уверилась, что в этот раз книга попала переплётом в небо.

- Вы любите её до сих пор? – спросила я, решив разом развязать все узлы.

- Что?.. Кого? – переспросил Огрест.

- Леди Юджени, вашу несостоявшуюся невесту, - от нетерпения я уже пристукивала каблуком. – Вы поэтому не желаете жениться? Потому что до сих пор любите её?

Несколько секунд в кабинете было так тихо, что я слышала собственное дыхание. Или это я дышала слишком громко?

Вопрос произвёл большее впечатление, чем торт по книжной рекомендации.

Милорд Огрест сначала побледнел, а потом начал краснеть. Но в этот раз меня его смущение не умилило. Наоборот – разозлило. Нашёл время гореть щёчками, как девица на выданье!

- Марлен уверена, - сказала я как можно холоднее, - что вы до сих пор влюблены в её покойную мать. Объясните, почему у ребёнка такие мысли?

- Откуда мне известно, откуда у вас с Марлен такие мысли? – огрызнулся он. – Бредовее бреда я в своей жизни не слыхал, и не понимаю, почему должен выслушивать его. От вас! Вы же, вроде бы, благородная и благовоспитанная барышня?

Я пропустила мимо ушей последнюю фразу, так похожую на оскорбление, и требовательно сказала:

- Значит, вы хотели жениться, не испытывая никаких чувств к бедной девушке? Это, по-вашему, настоящее благородство?

На этот раз он всё-таки схватил меня за плечо – сильно, даже больно, но я отметила это краем сознания. Потому что снова заглянула в голубые глаза, и видела, что они совсем не прозрачные, как полагалось бы льду. Горечь и печаль лишали их прозрачности, и мне показалось, что я вот-вот о чём-то догадаюсь… о чём-то важном…

- Вы не знаете, вы ничего не знаете… - голос Огреста прозвучал, будто издалека.

- Не знаю о чём? – спросила я, чувствуя лёгкое головокружение оттого, что смотрю ему прямо в глаза.

- Ни о чём, - процедил он сквозь зубы. – И я запрещаю вам разговоры на подобную тему. С Марлен – особенно.

- Сомневаюсь, что вы сможете запретить кому-то говорить. Если только убьёте.

Судя по взгляду, маркграф был уже близок к такому решению проблемы, но мне всё равно не было страшно.

- Поймите, ситуация далека от нормальной, - произнесла я проникновенно, а он всё ещё держал меня за плечо – вцепился, как утопающий за брошенную верёвку. – И только от вас зависит, будет подобное продолжаться, или Марлен станет жить, как все дети – весело, радостно, беззаботно…

- Боюсь, никто из нас уже не будет жить так, - глухо произнёс Огрест и отпустил меня. – Не пытайтесь вмешиваться в чужие судьбы, Кэт. Это может быть опасно.

- Вы мне угрожаете? – изумилась я.

Он помолчал, подумал, а потом кивнул:

- Да, угрожаю. И приведу угрозы в действие, если вы не успокоитесь.

- Когда говорю с вами, - сказала я, уже с трудом сдерживаясь, чтобы не нагрубить, - такое чувство, что беседую с глухим.

- Какое странное совпадение, у меня тоже, - не остался он в долгу.

- Мы – взрослые, разумные люди, - сделала я ещё одну попытку вызвать его на откровенность, - почему мы не можем…

- Спросите себя, почему вы не можете? – маркграф очень невежливо перебил меня, составил на поднос чашку и блюдце, со звоном бросил ложку, и сунул поднос мне в руки. – Унесите, пожалуйста, в кухню. Было очень вкусно, но больше не утруждайте себя. Сосредоточьтесь на Марлен, будьте добры.

И этот нахал выставил меня за порог, даже подталкивая в спину, чтобы поскорее ушла, а когда я оказалась в коридоре, то услышала, как щёлкнул замок – Огрест ещё и заперся от меня!

- Поверить не могу! – ворчала я шёпотом, спускаясь на первый этаж, балансируя подносом. - Выставил! Просто взял и выставил!

Оставив посуду в кухне, я вернулась к Марлен и постаралась успокоиться, сосредоточившись на театре, но не получилось. Как я ни старалась не думать о маркграфе, всё время мысленно возвращалась к нашему разговору. «Вы ничего не знаете», - так он мне сказал. Чего не знаю? Я уже всё разузнала про их семейство – спасибо городским сплетникам.

Или есть ещё что-то, о чём не известно даже аптекарю Ферету? Но кто может знать об этом, если милорд Огрест так ревностно охраняет свою тайну?.. Кто знает его и его семью настолько близко?..

- Марлен, - позвала я, и девочка подняла голову от фигурки феи со стрекозиными крылышками, которую сейчас вырезала, - придётся нам на время отложить театр и заняться делом.

- Каким? – спросила она очень серьёзно и тут же отложила ножницы и бумагу.

- Завтра у нас небольшие изменения по поводу репетиции. Придётся собраться не здесь, а в доме месье Лиленбрука. Надо написать всем, что адрес меняется. И тут мне нужна твоя помощь, я ведь и половины наших гостей не помню по именам. Поможешь?

Мы тут же занялись списком – Марлен вспоминала всех девиц, которые приходили к нам, а я записывала их имена. Список получился длинным, на два листа, а потом я три часа потратила, чтобы написать короткое письмецо каждой девице, сообщая, что репетиция пройдёт не в замке милорда Огреста, а в доме господина Лиленбрука.

- Почему там? – удивилась Марлен, помогая мне сворачивать письма хитрыми треугольничками – как учили в пансионе мадам Флёри.

- Твой дядя считает, что в доме месье Лиленбрука нам будет удобнее, - пояснила я, как ни в чём не бывало. – И он прав, скорее всего.

- Думаешь? – засомневалась девочка.

- К тому же, месье Савё – чудесный человек, - продолжала я с воодушевлением. – Может, он и музыку любит больше, чем твой дядя.

- Может… - сказала Марлен не слишком уверенно.

Письма мы сложили в корзинку, я подхватила её под плетёные ручки и твёрдым шагом отправилась в кабинет милорда Огреста. Дверь была по-прежнему заперта, но я стучала так долго и настойчиво, что в конце концов маркграф открыл – очень недовольный и немного злой, если судить по тому, как дёргалось у него правое веко.

- Вы что устроили?! – напустился он на меня. – Да что вы никак не успокоитесь!

- Приберегите силы, - посоветовала я, вручая ему корзинку с письмами точно так же, как он вручил мне поднос. – Они вам понадобятся.

- Кто? – спросил Огрест почти испуганно, разглядывая аккуратные бумажные конвертики, на которых были написаны имена девиц Шанталь-де-нэжа. – Что это за очередное безумие?

- Никакого безумия, - заверила я его. – Всего лишь выполняю ваш приказ. Сборы завтра у месье Лиленбрука. А сегодня вам необходимо разнести письма по адресатам. Никого не забудьте, иначе получится неловко, - я улыбнулась Огресту и пошла в детскую.