Татия Суботина - Ради тебя 1. Если бы не ты
А потом пришла она.
Девочка, которая умерла на моих руках.
Я силилась вспомнить ее имя, но оно ускользало, словно время, которое люди поделили на песчинки и рассыпали в часы.
Худая, синяя, почти прозрачная, девочка тянула ко мне тонкие, угловатые руки и кривилась в безмолвном крике. Гримаса ужаса исказила ее детское лицо и отпечаталась на мне. Хотелось ослепнуть.
Девочка источала ядовитый запах страха. Он по миллиметру сковывал мою сущность, пробирался глубже, роясь неуклюжими пальцами в плоти.
– Помоги… мне, – звуки ворвались хрипом.
Свист ветра ударил по барабанным перепонкам, и мне показалось, что-то горячее потекло по шее.
– Я не понимаю… Мы же тебя реанимировали…
– Ты! Это ты! – кричала девочка и тыкала обезображенным указательным пальцем.
Этот палец казался мне прицелом Бога, если, конечно, Бог существовал.
Выпученные глаза девочки безумно вращались, слепя белизною белков. Под ложечкой возникла острая боль, тоскливо дергающая за нервы. Я хотела убежать, скрыться, спрятаться, найти безопасное место, доказать, что девочка ошиблась, прогнать ее, быть поглощенной пустотой. Только бы не видеть эти безучастные глаза и страшные костлявые руки. Но я не могла, ведь здесь нет убежищ, нет времени, нет защиты.
Здесь я была наедине с мучением.
Вокруг нас кружила воронка из крови. Некоторые капли отрывались от общего потока, зависали и разделялись, медленно танцевали. Когда алая жидкость соприкасалась с моей кожей, я чувствовала слабый удар током. Словно искра входила в тело и расходилась по жилам.
– Это ты! – девочка приближалась.
Она надвигалась подобно незыблемой стене. Решительная, стойкая, неумолимая. Я знала, эта стена не остановится, пока не снесет меня подчистую.
Ее руки тянулись к моему лицу.
– Я не виновата! – попыталась защититься я.
– Ты!
– Я не убивала тебя! Это не я! Прости меня!
– Ты!
– Не трогай меня! – разорвалась я, когда пальцы дотронулись шеи.
Пробуждение не дало должного облегчения. Простынь была мокрой от пота и прилипла к спине. Я чувствовала себя разбитой и невыносимо грязной.
В окно постучался утренний слабый ветерок. Я поежилась. Даже теперь, под ватным одеялом, не могла согреться.
В ушах все еще стоял крик девочки. Немым укором он точил меня изнутри.
Не хотелось верить глупой догадке, что проклятие, которым я имела глупость согласиться наказать Влада, возымело эффект таким образом. Ужасно. Пострадал ребенок.
Я чудовище.
Как бы то ни было, я приняла решение, что сегодня обязательно вернусь к гадалке и отменю проклятие. Существует оно или нет.
Десять минут под обжигающе-горячей водой, гель для душа, заполнивший меня запахом мяты и лайма, мягкое прикосновение махровых полотенец, в которые завернулась после душа, – и я вновь человек.
Приятная сытость от яичницы с беконом и удовольствие от крепкого кофе почти убедили меня в том, что глупого сна не было. Почти.
Голова была пустой, но надоедала ноющей зудящей болью в затылке. Колено распухло.
До дежурства было еще прилично времени. Сегодня я решила выйти заранее. Лишь бы поскорей вырваться из замкнутого пространства. Мне казалось, что даже стены впитали мои ночные крики. И вот-вот начнут извергать их обратно.
От нечего делать, я включила телевизор, даже не посмотрев на какой канал попала. Кажется, им оказалось местное телевиденье. Шли новости. Монотонный и скучный до зубовного скрежета голос диктора навевал сон. Я поморщилась, и собралась было переключить канал, как холодный пот от увиденного прошиб меня с головы до пят.
Камера оператора уехала в сюжете вниз и вывела на крупный план рыхлую землю. Словно черви из нее торчали синие пальцы с короткими, неровными ногтями и потрескавшимся розовым лаком. Далее камера сделала резкий оборот, и в фокусе оказалось заплывшее от жира лицо следователя. Что он говорил, я не слышала. Понимала лишь одно – эти пальцы я уже видела. И не во сне.
Вчера в супермаркете, когда появилось это странное виденье про девочку-кассира – я списала все на усталость и богатую фантазию. Но сегодня могла точно поклясться, что хотя лица мертвеца не показали, это была она – кассирша.
А значит, я не безумна и то, что со мной происходит не галлюцинации. И рано или поздно я смогу найти всему разумное объяснение.
Хотя, вполне возможным было и то, что мое безумие перешло дозволенную грань до такой степени, что я сама начала верить в достоверность происходящего.
Привести свои мысли в порядок не хватило сил. Я выключила телевизор и раздраженно швырнула пульт на диван.
Захотелось поскорей выбраться на свежий воздух.
Я не стала утруждать себя выбором одежды, влезла в привычные темно-синие джинсы, натянула молочный джемпер, прошлась щеткой по волосам, вооружилась обувью и курткой и выскочила за дверь. Напоследок в зеркало даже не посмотрелась.
***
В темноте молодые листья дуба шевелились как тысячи насекомых. Причудливо, странно, маняще. Ян сидел, прислонившись к шершавому стволу дерева, и наблюдал за танцем листьев. Байк он припарковал в паре метров от дуба, у кромки бордюра.
Ян никогда не ночевал под чьим-то домом. Никогда не выжидал непонятно чего, не томился мыслями. Вся эта ситуация казалась ему до абсурда нелепой и глупой.
Вместо того, чтобы спать в своей постели, придаваться ласкам с женщинами, потягивать виски, он… Вместо сотни дел, чем можно было занять себя ночью, Ян убивал время под окнами пятиэтажки. Клоповника, где жила Дарья.
Никто не заставлял его караулить эту девку. Никто не заставлял втираться в доверие или знакомиться ближе. Никто не заставлял бежать на ее крик, словно по щелчку пальцев. Никто.
Но там, в реанимационном блоке, что-то подтолкнуло его к этому. Ян привык беспрекословно следовать своей интуиции. И теперь он не жалел о своем решении. Как оказалось, Ян выиграл больше, чем отдал за скуку нескольких убитых часов, потраченных на медсестру.
Он отыскал элемент.
Ян мог в любой момент закончить все это. Поступить так, как он должен был, по всем законам и правилам. Вместо этого, он просто молча сидел и пялился в темноту ее окна на третьем этаже.
Заснуть на промозглом ветру, в неудобной позе – не оставалось и малейшего шанса. Тело не принимало таких условий. Тело не принимало его решений. Ян нервно крутил пожухлый листок, что остался в траве с прошлой осени, хмурился и курил.
Телефон молчал. Яна никто не искал. Даже Адиса.
От этой мысли что-то холодное толкнулось под ребрами.
Ян не понимал, что сдерживает его от последнего шага? Возможно то, что он все еще надеется на ошибку?
