Хитрая злая лиса (СИ) - Марс Остин

— По-разному, зависит от шлюхи. И от того, насколько хорошего человека ей удалось поймать. Некоторые так всю жизнь живут потом в шоколаде. Поэтому умные мужики даже шляются с умом, а то можно вляпаться на всю жизнь. Хорошим человеком легко манипулировать, легко повесить на него обязательства, вынудить быть ответственным. Мой был очень хорошим.

— Тогда почему ты не вышла за него замуж?

— Мы были слишком мало знакомы, — улыбнулась Вера. — Брак — серьёзная штука, такие решения не принимают за месяц. К тому же, прикинь — мы бы поженились, и тут бы эта с пузом объявилась — куда её? А вдруг это правда его ребёнок. И мы все на всю жизнь приобретаем кого-то третьего в нашей семье, и матушку его в придачу. Нафиг надо, я ещё слишком молода для этой фигни. Я люблю свидания, конфетно-букетный период, театры, прогулки, разговоры. Это приятно, легко и весело, никакой грязной посуды, никаких дырявых носков, никаких долбанутых родственников, только вы двое, всё мило и няшно. Все делают вид, что секса не существует, держатся за руки, делают комплименты, обсуждают искусство, рассказывают истории из детства. Прелесть же.

Эйнис нахмурилась ещё сильнее и не ответила, зато печально вздохнула Кайрис, поняла, что на неё все смотрят, смущённо улыбнулась и сказала:

— Красиво ты об этом рассказываешь.

— Но?

— Но я не могу себя представить в этой ситуации.

— Почему?

— Они мне не нравятся. Вообще.

— Кто — они?

— Мужчины.

Вера медленно подняла брови, потом вздрогнула от неожиданности, когда голос подал Артур — она успела забыть о нём, пока он молчал, она его не ощущала, как будто там был не человек, а манекен:

— Ты же говорила, что долечилась?

— Я долечилась, у меня бумажка есть, — усмехнулась Кайрис, — но это значит, что я полностью здорова, а не что я начала любить мужиков. Я их полностью осознанно и обоснованно не люблю, и не хочу, чтобы они были в моей жизни, и уж тем более, в моём доме. Они мне не нравятся, они объективно сплошная проблема, они воняют, они отвратительно себя ведут, и это, может быть, даже не их вина — их просто так воспитывают, как будто они от природы животные, и поэтому им всё можно. Эйнис права, это для твоего мира может звучать странно, но в нашем всё именно так и есть, как она сказала — животные, наглые, грязные и сексуально озабоченные, и это общепринятая норма, поэтому их за такое поведение даже не особо осуждают. Ну, как бы осуждают, напоказ, могут погрозить пальчиком в присутствии дам, но как только дамы уйдут, все будут хлопать друг друга по плечам, хвалить и одобрять. А на мнение женщин, детей, стариков и прочих слабых созданий всем плевать, и слабые создания к этому привыкли. Но я в эту систему не вписываюсь — я не слабое создание, я умею убивать, и я достаточно зарабатываю, чтобы не зависеть от мужа финансово, я могу уйти в любой момент, как только мне покажется, что он плохо со мной обращается, поэтому со мной так себя вести не получится. Они это знают и сторонятся меня, мужикам сильные женщины не нужны, потому что с ними придётся считаться и вести себя прилично, а зачем, если вокруг полно слабых, которые готовы «быть мудрее», всё терпеть, прогибаться и прощать.

Эйнис перекосило, но она промолчала, а Вера медленно провела взглядом по скульптурной линии бровей, скул и губ Кайрис, посмотрела в её кошачьи жёлтые глаза, невольно глянула на затянутую комбинезоном, но всё равно заметную грудь, небольшую, но прекрасной формы, и подумала, что никогда в жизни не поверит в то, что к этой шикарной красотке не подкатывали очарованные мужчины, готовые стелиться шёлком ей под ноги и терпеть любое обращение просто за счастье на неё смотреть.

Кайрис фыркнула и сказала:

— Подкатывали, да. Но есть одна проблема — я знаю, чего они хотят на самом деле, мне врать бессмысленно. Они все животные, все без исключения, они могут тебе заливать про звёзды, но думать будут только про то, как бы поскорее залезть к тебе под юбку. Подтверди, — она глянула на Артура, тот с шутливой серьёзностью склонил голову:

— Подтверждаю, похотливые скоты, все абсолютно, особенно я. Я этого не стесняюсь, потому что это нормально.

— Это нормально, — улыбнулась Вера, опять посмотрела на Кайрис, — физическое влечение возникает гораздо быстрее и проще, чем духовное. Было бы странно, если бы его не было, это значило бы, что человек либо болен, либо ты ему вообще не нравишься, а нафиг тебе нужны такие отношения?

— Мне никакие не нужны, — поморщилась Кайрис. — Вроде, уже возраст поджимает, а как подумаю, что надо замуж, аж трясёт.

— Не выходи.

— Не выхожу. Но одной состариться тоже не хочется. А мужиков ненавижу.

— Найди себе девочку, они няшные.

Кайрис округлила глаза, потом округлила ещё сильнее, когда рядом дико закашлялся Эрик, подавившись едой. Все стали совать ему воду и стучать по спине, он пришёл в себя, Кайрис с шутливой опаской посмотрела на Веру и спросила:

— И что мне с этой девочкой делать?

Вера изобразила невинные глаза:

— Да то же самое. Гулять, разговаривать, вместе есть, спать, дарить подарки.

— А ...? — она не смогла родить это слово, но Вера поняла, улыбнулась как самый невинный в мире демон и прищурила один глаз:

— Да всё получится. Рот у всех одинаковый. А секс — это не когда что-то куда-то засовывают, это когда всем хорошо, не важно, каким способом.

— В нашем мире, это как раз когда что-то куда-то засовывают, и хорошо при этом только одному, а второй терпит.

— Когда одному хорошо, а второй терпит — это насилие. Любящие люди так не поступают.

— А в браке?

— Если очень любить и хотеть друг друга понять, то брак ничего не портит. Так говорят. Я не пробовала.

— Ты же была замужем в своём мире?

Вера посмотрела на неё с намёком и процитировала:

— Это «официальная версия».

«Враньё.»

— Но ты жила с мужчиной?

— Да, у меня был парень, много лет. Но я не собиралась за него замуж. У нас долго живут, всё ещё может измениться, для брака нужна большая уверенность, что именно с этим человеком тебе будет хорошо всю оставшуюся жизнь. А мужчина в двадцать и тот же мужчина в тридцать — это два разных мужчины, большие риски. Я не любитель авантюр.

— А девочки? Были у тебя?

Вера загадочно улыбнулась:

— А какая разница? Был бы человек хороший, а какого он пола — дело третье. Возраст, рост-вес, раса, религия — всё фигня. Любят душу, а душа у всех одинаковая.

— То есть, были?

Кайрис смотрела на неё большими офигевшими глазами, Вера улыбнулась и опустила ресницы, шёпотом прося:

— Давай не будем об этом.

А сама специально для Кайрис вспоминала максимально подробно, как скользили по намазанной маслом Милкиной спине её намазанные маслом руки, сильно, медленно, именно настолько больно, насколько надо, чтобы балансировать на грани между кайфом и запредельным кайфом, Милка стонала и ругалась, но никогда не просила остановиться, и всегда приходила опять, потому что ей никто больше так не делал, даже её многочисленные и хорошо выдрессированные парни, им не хватало чего-то внутри, что помогает понять, как нужно это делать правильно.

Кайрис выглядела так, как будто не только слышала мысли, но и понимала чувства, как будто она сама там сидела и держала свою очень красивую лучшую подругу за шею, в таких местах, где это всегда больно, даже когда мышцы в порядке. А подруга шипела, стонала и обзывалась извергом, но не просила прекратить, потому что тут все всё понимали и принимали правила игры. Намазанная маслом рука поднимается выше и крепко берёт за волосы, Милка хнычет: «Ну, масло же...», а Вера медленно тянет её назад, заставляя сесть, и говорит на ухо: «Помоешься. Руки за голову». А руки слабые и не слушаются, всё тело слабое и вялое, потому что его только что два часа месили как тесто, там душа в облаках, а тело здесь, сидит на полу, пытаясь завести руки за голову. Вера сама ставит её руки как надо, берёт в правильный захват и прижимает к себе, приподнимает, выгибает, тянет и поворачивает, чётко командуя, когда вдыхать и когда выдыхать. Потом аккуратно опускает обратно на полотенце, укрывает вторым полотенцем и идёт мыться, а Милка лежит и приходит в себя. Потом в ванную идёт Милка, а Вера ставит чайник, потом они валяются на диване в халатах, пьют чай, едят мороженое, болтают, смеются и им хорошо.