Гранат и Омела (СИ) - Морган Даяна

Перед глазами всплыли курчавые волосы на лобке и склизкая минога, болтающаяся, точно дохлый червяк. И устремленный в небо пустой взгляд.

Холодный пот прошиб тело.

Авалон сжала челюсти до искрящейся в глазах боли и, дернувшись от омерзения, проглотила то, что уже готова была исторгнуть. Кислота, разъедающая ее горло, упала вниз тяжелым камнем. Размазав по щекам выступившие слезы, Авалон спешно вытерла кровь под носом и с трудом поднялась на ноги. Только сейчас она оглянулась и заметила, как много девочек рыдают над собственной блевотиной. В центре каждой лужи виднелись красные зерна граната.

— Опаздываешь, mi corazon, — раздалось сбоку.

Авалон открыла глаза, и воспоминания поблекли. Только горло першило от желчи.

— Бас, — она постаралась нежно улыбнуться. — Они уже злятся?

Басилио хитро хмыкнул и ущипнул струну мандолины. Нота взмыла вверх, теплая и звучная, зеркально чистая.

— Всего-то слегка в бешенстве, — он небрежно поклонился ей, расплывшись в широкой, почти демонической ухмылке. — Но ты не спеши. Обожаю смотреть, как мадам Монтре гневается.

— Ставлю гранатовый сок: когда я подойду, она снова сожмет зубы и покроется красными пятнами, — тревога Авалон притупилась, тошнота ушла, и она с удовольствием подставила лицо водной пыли.

Она стояла у маленького водопада, стекающего из трещины в скале в небольшой прозрачный пруд, в центре которого возвышалась статуя Триединой богини. Сам камень потрескался и раскрошился, белые пятна лишайника покрывали его, и водные розы оплели ее ноги, подбираясь к бедрам.

— А я о чем, — Бас приблизился и ехидно подмигнул подведенным глазом. Авалон залюбовалась его длинными ресницами, накрашенными сурьмой. — Переживаешь?

Интонация, с которой он это спросил, окончательно растопила сердце Авалон. Она улыбнулась, глядя на то, как закатный свет подсвечивает черные кудри Баса. Он был до отвратительного красив даже с жесткими тенями на лице. Воплощенный грех и сама подлость — так о нем шептались девушки в альковах. Когда он улыбался, а его тонкие пальцы перебирали струны мандолины, можно было забыть собственное имя. А однажды почувствовав естественный аромат Баса, невозможно было выкинуть его из памяти. Грушевое масло и нектариновые косточки, персиковая мякоть, смешанная со сладким абрикосовым бренди. К несчастью обитательниц Нараввы, девушки интересовались Басом, а Бас больше интересовался мужчинами.

— Каталина снова не спала…

Бас присел на ограждение из белого камня и извлек из мандолины укоризненный аккорд. Водная морось оросила древесину.

— Я не о Каталине спрашивал, а о тебе. — Их взгляды встретились, и Бас надменно фыркнул. — Думаешь горестями моей кузины залечить собственные кошмары?

— На ее плечах судьба всей Трастамары, Бас. Ее благополучие — моя забота.

— Ты ее фрейлина, а не сиделка. Кроме того, — он снова тронул струны, и они звонко отозвались на его легкое прикосновение, — мне кажется, бессонница Каталины скоро станет нашей меньшей проблемой.

— Ты что-то узнал? — встрепенулась Авалон и едва сдержалась, чтобы не выхватить мандолину из рук музыканта. — Говори же, ну!

Бас разжал гриф инструмента, но виртуозно удержал его в равновесии локтем другой руки. Рукава рубашки он закатал, видимо, пытаясь спастись от удушливой жары. Ветер не шевелил ветвей, а влажный тяжелый воздух будто окаменел, и его одежда липла к телу.

— Я кое-что подслушал вчера у Инессы…

Авалон поморщилась, ощутив, как накатывает волна вязкого холода. Само существование таких заведений, как у Инессы, ей виделось прямым доказательством того, что век каждой ведьмы недолог. По крайней мере, пока ей не прикажут родить.

— Ты опять наведывался в бархатный дом?

Бас одарил ее возмущенным закатыванием глаз.

— Вчера было людно, — подразнил он Авалон и, заметив ее искривленный в брезгливости рот, добавил со смехом. — Когда ты уже поймешь, что это нормально? Mi corazon, людям свойственно любить друг друга. Ну, и трахать тоже… последнее мне нравится куда больше…

— Лунный свет, Бас, прекрати!

Склизкая минога и устремленный к звездам взгляд.

Авалон в попытке успокоиться ухватилась за ткань своего платья. Роскошный шелк был тяжелым и холодил на жаре руку. Его складки выскальзывали из ее вспотевших пальцев, словно угри, пытавшиеся вырваться на свободу. Она с отвращением отбросила ткань и уставилась на собеседника:

— Так что ты узнал?

— Один из нижних на пике удовольствия признался, что шпионил в пользу Инира какое-то время. Там несколько месяцев назад стали пропадать охотники на ведьм. Целыми отрядами.

Авалон вскинула в недоумении бровь.

— И? Это же хорошо, — не найдя на лице Басилио радости, она уточнила. — Или нет?

— Как сказать, дорогуша, как сказать… — Он пожал плечами. — Трастамара вымирает. Это видит каждый, у кого глаза не в заднице. Говорят, между засушливыми сезонами вскоре вообще исчезнут периоды восстановления. Я случайно вызнал у одного из парнишек, которые поливают гранатовые плантации, что в этом году плоды дали только три дерева.

— Опять информация из бархатной кровати? — скептически спросила Авалон.

— Эй, это, между прочим, самое надежное место. Особенно, когда твой источник стонет под тобой и его удовольствие зависит от твоего…

— Все, Бас! Можешь не продолжать, я тебе верю! Только прекрати!

Губы Басилио растянулись в очередной нахальной ухмылке, а пальцы стали перебирать туго натянутые струны. Игривая мелодия сопровождала слова Авалон:

— И как это связано с исчезновениями охотников?

— Пока не имею ни малейшего понятия… в любом случае, это не к добру, mi corazon. У нас засуха и меньше возможностей к колдовству, у них меньше охотников… возможно, скоро нас ждет война, — последнее предложение он задумчиво прошептал, глядя на дно пруда.

В образовавшейся тишине слышался только звук разбивающегося о водную гладь водопада.

— Ладно, пойдем. Мадам Монтре уже достаточно подогрета, чтобы начать плеваться, — Бас хохотнул, ловко соскочил с ограждения и поманил ее за собой.

Авалон кивнула, но напоследок замерла на мгновение у ограждения, глядя на статую. Страх растекался по ее венам драконьим пламенем, живот сводило от боли, а горло перехватил спазм. Подавив желание сбежать, она последовала за своим спутником вниз по истертым ступеням алькасара. Каждый раз, когда она проходила тут по пути в Розовые Сады, задумывалась, сколько же ног здесь должно было пройти, чтобы так отполировать камни.

Чтобы срезать путь, Басилио поднялся на крепостную стену. Авалон нехотя спешила в своем несуразном одеянии за ним. Она путалась с непривычки в длинной ткани и раздражалась, задыхаясь от духоты. Она сквозь сандалии чувствовала жар нагретого белого камня и мечтала о глотке холодного крыжовникового вина.

На ее родине, должно быть, уже выпал снег. Но здесь, в Трастамаре, его не видели пару десятилетий. Вместо этого — угнетающая жара. Густой влажный воздух большую часть года покрывал улицы, словно мокрое шерстяное одеяло во время лихорадки. Весь город исходил потом и варился в тени. Единственным благословленным место во всей Трастамаре в такой период были Розовые Сады — где Авалон ждала ее судьба. Ее кошмар.

С крепостной стены открывался прекрасный вид. Точнее, прекрасным он был еще несколько лет назад, когда Авалон отправили сюда учиться. Здесь она познакомилась с Каталиной и стала ей опорой. Однако то время прошло, и ни Авалон, ни земля Трастамары не остались прежними. Внизу, под стенами, раскинулась засушливая долина, каменистая почва которой вся пошла трещинами под выжившими кустарниками и стройными деревьями. Дальше, ближе к горизонту, насколько хватало глаз, черные заплатки голой земли смешивались с бежевым песком, а небеса встречались с землей в непрерывной линии: плоской и невыразительной. Трастамара умирала.

Проводив взглядом линию горизонта, Авалон спустилась по крепостной лестнице вниз во внутренний двор, ведущий к садам. Басилио уверенно вышагивал впереди, раскачивая в руке мандолину.