Месть прошлого (СИ) - Гичко Екатерина

Дракон презрительно фыркнул и, отвернув башку, с удовольствием уставился на языки костра.

Майяри окинула взглядом светлеющее небо, на востоке робко алеющее восходящим солнцем, и досадливо поморщилась. Метель словно бы бежала от Жаанидыя следом за ней, вынуждая девушку спускаться на землю, чтобы хоть немного согреться, и улеглась лишь полчаса назад. За сутки Майяри замёрзла так сильно, что ей уже было плевать на погоню. Не помогали даже согревающие заклятия: ожесточившийся ветер словно наказывал её за нарушенное обещание, данное господину Шидаю.

Недовольно зашипев, девушка опёрлась на тёплый драконий бок, старательно выдворяя харена из головы. В её жизни было не так много людей, перед которыми бы она чувствовала вину. Она часто обманывала, умела виртуозно врать и недоговаривать – иначе бы не выжила – и очень-очень редко стыдилась этого. Во время жизни в общине, после смерти брата, стыд и вовсе не посещал её. Лишь однажды она хотела умереть из-за пожирающего её чувства вины: когда убили единственного хаги, решившего ей помочь. Он желал ей добра, а она даже отблагодарить не смогла, только смерть принесла. Очень страшно, когда кто-то умирает из-за тебя.

– Я поступила правильно, – уверенным голосом произнесла Майяри, и дракон удивлённо посмотрел на неё. – Что ты так на меня смотришь? Свои проблемы нужно решать самостоятельно. Что ты будешь делать, если кто-то, помогая тебе, пострадает? Извинишься? И какой толк от извинений? Жизнь они вернут? Раны излечат?

Зверь фыркнул, и Майяри почудилось, что в его глазах мелькнула издёвка. Боги, что она делает? Перед драконом оправдывается? Вскочив на ноги, девушка подбросила хворост в костёр и энергично замахала руками, пытаясь прогнать засевший в членах холод. Но не утихающее чувство вины продолжало терзать её.

– Ты Виидаша вспомни!

Дракон уставился на небо с таким видом, будто бы действительно пытался вспомнить Виидаша, которого он и знать-то не мог.

– Как он пострадал из-за моей же необдуманности!

Майяри раздражённо пнула ком снега, и тот, влетев в огонь, разъярённо зашипел. Дед всегда говорил, что она излишне импульсивна. Мол, именно поэтому каждый её побег заканчивался неудачей. И Майяри была готова признать его правоту, но лишь отчасти: порой её способность быстро принимать решение была очень кстати. К сожалению, не всегда.

– И не только из-за неё, – глухо призналась она. – Я же никогда не была с ним достаточно честной. Говорила себе, что оберегаю его, а сама всего лишь боялась. Не доверяла, что ли?

Плюхнувшись на снег, девушка устало потёрла лицо ладонями и призналась:

– Плохой я человек. Я даже не смогла признаться ему, что уже замужем.

Она умолкла, вспоминая собственную растерянность, когда Виидаш предложил ей стать его женой. Как же ей хотелось стать его женой. Очень сильно хотелось. Ведь она его так любила. Но, несмотря на любовь, признаться не смогла. Только уговорила подождать до окончания школы и ещё несколько месяцев до начала нового года. К тому моменту как раз исполнилось бы семь лет её браку, и он бы стал недействительным. Хаггаресский неконсумированный брак признавался законным в течение семи лет, после чего расторгался. Даже присутствия мужа и жены не требовалось, просто брачные заклятия переставали действовать.

– Я хотела ему рассказать. Правда хотела, но оказалась такой трусихой, – Майяри опустила голову. – Боялась рассказывать о своём прошлом, а где-то и стыдилась. Да и опасалась. Нет, я доверяла Виидашу, но боялась, что он случайно может рассказать то, что рассказывать нельзя. Он же такой импульсивный… был, – помолчав, девушка добавила: – Я его совсем не знала. Даже догадавшись, что я хаги, он молчал. Может, ждал, пока я сама признаюсь, а я так и не призналась. И он же никому не сказал! Имею ли я право вообще злиться, что Виидаш выбрал другую? Я сама никогда не была с ним честной. Это то же самое, что предательство. Собралась замуж, будучи уже замужем… Как тебе?

По драконьей морде можно было решить, что не очень. Девушка тяжело вздохнула. Виидашу не повезло ни с ней, ни с Реной. Они обе оказались одинаковыми, обе обманывали его, обе скрывали правду. Может, именно поэтому ей так жалко Рену?

– Ненавижу свою судьбу. Мне кажется, что один раз схватившись за те лапы, – Майяри вспомнила ритуал обретения судьбы, – я теперь постоянно цепляюсь за неприятности. Хочу изменить судьбу, но ничего не получается. Может, я заслужила её? Была в прошлой жизни злодейкой? А что? Похоже. Я ведь плохой человек. Тело новое, а душа та же.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Помолчав, Майяри добавила:

– Но, может быть, я бы ему призналась, если бы всё не так сложилось. Набралась смелости и сказала…

Она запустила пальцы в волосы.

– Или всё же не сказала бы.

Она была так счастлива и так боялась потерять это счастье. Именно тогда Майяри впервые твёрдо поверила, что сможет изменить свою жизнь. Впервые полюбив, она просто не могла поверить, что это счастье возможно разрушить. Оказывается, можно, и для этого достаточно случайности и собственной глупости. А если бы не было этих случайности и глупости, то вполне возможно, что хватило бы и её вранья. Как же сложно поступить правильно, если не совсем понимаешь, что именно может считаться неправильным.

Со смерти брата и до её удачного побега прошло целых тринадцать лет. Тринадцать лет ненависти, боли и глухого отчаяния. Враньё и утайки были постоянными её спутниками. Они помогали ей выжить там, в общине, да и дед ценил эти качества, считая, что хорошему правителю без них никуда. Они же помогли ей сбежать в ночь после собственной свадьбы. Но в мире за пределами её «дома» нужно было учиться жить по-другому.

Для неё это было первым знакомством с внешним миром. С самого своего рождения и до двадцати трёх лет Майяри жила в пределах общины, изредка покидая её, чтобы побродить по округе. И всегда в сопровождении. Многочисленные побеги редко приводили к чужим поселениям, но и их Майяри избегала. Она знала внешний мир только по книгам и рассказам и, уже познакомившись с ним вживую, некоторое время не могла понять, нравится ли он ей. Но он принял девушку вполне благосклонно. Только вот она сама принесла в него дурные привычки из прошлого.

Надо было просто отказать Виидашу. Всё, что произошло, – наверняка наказание за её собственную нечестность. Будь она более честной и сильной, смогла бы отказать. Но ей захотелось быть счастливой, а счастье, оказывается, требует столько всего.

– Я нечестная, лицемерная и с дурным прошлым, – спокойно перечислила Майяри. – И как харен вообще мог влюбиться в такую, как я? Он же лучше всех меня знает, столько раз на вранье ловил. А может, господин Шидай и Викан пошутили надо мной?

Девушка аж похолодела от ужаса, хотя куда уж больше. Но они же не могли заранее знать, что её так испугало сразу после пробуждения. Майяри не очень чётко помнила произошедшее на крыше, но и не совсем уж плохо. Только всё равно с трудом верилось, что такой выдержанный оборотень, как господин Ранхаш, влюбился, да ещё и в неё. Он ведь такой… неприступный. Воспоминания опять обожгли губы, и Майяри невольно облизнулась.

– Нет, в этот раз я поступила правильно, – заявила девушка дракону.

Пусть сам побег был скорее импульсивным решением, но сейчас, немного успокоившись, Майяри уверилась, что сделала всё как надо. Проблем вокруг неё и без того много, а если они схлестнутся между собой, то это будет просто взрыв, и выживут только сильнейшие. И уж точно не харен.

– Господин Ранхаш – оборотень очень целеустремлённый и упрямый. Если он действительно… ну если он и правда… – она закусила губу. – Ну ты меня понял. Если это так, он же не остановится, верно? Он хотел докопаться до моего прошлого и раньше, даже когда мы были не особо знакомы. Думаешь, он остановится, если я попрошу? Нет, он же сам знает, что делать. Расскажу я ему о своём прошлом, и, как думаешь, что он сделает? Просто будет сидеть сложа руки? Ха! Он будет рубить корень зла. А ты знаешь, что представляют из себя сумеречники-хаги? Сумеречные хаги – сильнейшие среди хаги! Я одна могу разнести четверть Жаанидыя, а община способна снести подчистую всю столицу и всё вокруг неё на сотню вёрст! Они высокомерны и горды и никогда ничего не отдадут, если сами того не пожелают. Заставить их что-то отдать? Они никогда не позволят так унизить себя! Род Вотых способен с этим справиться?