Хозяин Драконьей гряды (СИ) - Углицкая Алина

Я сглотнула, сцепила пальцы и опустила глаза.

— Простите…

Эм, а почему мы на «вы»?

Его взгляд ощупал мое лицо. Так настойчиво и откровенно, что мне захотелось провалиться сквозь землю.

Умом я понимала: это мой муж. И судя по всему, мы женаты не первый день. У нас отношения, какие-то чувства… Надеюсь.

Но меня не покидало ощущение, что этого мужчину я вижу впервые в жизни, и что он абсолютно чужой для меня. А смотрит так, будто хочет найти в моем лице что-то особенное, известное лишь ему одному.

Видимо, не нашел.

Выпрямился, убирая с лица жадное, ищущее выражение. Холодно произнес:

— Я рад, что вы в добром здравии.

А уж как я этому рада!

— У нас с вами осталось незаконченное дело, дорогая супруга.

А вот это «дорогая» царапнуло.

— Ваша семья оценила вас очень недешево, — продолжил он, не скрывая сарказма, — но я свою часть контракта выполнил. Теперь, когда наследник родился, вы получите оставшуюся часть золота и драгоценных камней. Грамота о присвоении восточной части Эссеорских земель уже отправлена вашему отцу с магическим вестником. Думаю, дней через пять ваши родственники прибудут за вами. До того момента вы можете оставаться в своих покоях. И… — его голос внезапно смягчился, а глаза на мгновение вспыхнули красным золотом, — благодарю за сына.

Решив, что разговор окончен, он развернулся к дверям.

Но я так не считала.

— Что, простите? — от удивления даже привстала, забыв про сползающее одеяло. — Вы меня выгоняете, я правильно поняла? А ребенка хотите оставить себе?

Мелькнула мысль: а почему бы и нет? На черта мне этот мужик, хоть и красивый? Ну, не почувствовала я к нему никакого сердечного трепета.

Хотя нет, вру, что-то ёкнуло, когда он смотрел на меня.

И ребенок, которого я не хотела, не видела, и не помню, как родила. Он казался мне чем-то абстрактным, какой-то величиной, что присутствовала в уравнении, но ни на что не влияла.

Чужой мужчина, чужой ребенок.

— Выгоняю? — изящная бровь супруга выразительно приподнялась. — Разве это не то, чего вы хотели?

— Я хотела? — от удивления растерялась.

Разве мать может такое хотеть?

— Если мне не изменяет память, то брачный контракт был составлен с учетом ваших желаний. Вы и ваши родители настаивали на вполне определенной сумме за ваши… — он скривился, — услуги. И особым пунктом стояло возвращение в Эссеор.

— Ерунда какая-то, — пробормотала, чувствуя, как внутри разливается горечь. — Ничего не понимаю…

Мне стало холодно и одиноко. Так холодно, что я машинально обняла себя за плечи, и так одиноко, что к глазам подступили слезы.

Снова одна. Снова никому не нужна. Снова мужчина выбрасывает меня, как ненужную тряпку…

Будто я только что сама не подумывала, что лучше уйти.

Что-то дернуло поднять глаза. Я наткнулась на взгляд супруга, сухой и внимательный. И словно со стороны услышала собственный голос:

— Скажите, а мы любили друг друга? Между нами было хоть что-то, кроме контракта?

На мгновение показалось, что в его глазах мелькнуло сожаление. Мелькнуло — и пропало. Взгляд снова стал нечитаемым.

— Странно слышать подобный вопрос из ваших уст, — задумчиво произнес супруг. — Жаль, что ответа мы никогда не узнаем.

И вдруг подался ко мне.

Три быстрых скользящих шага, удивительно грациозных при его хромоте. И вот уже твердые пальцы сжимают мой подбородок, заставляют запрокинуть голову вверх. Я вижу пылающие глаза с черной бездной зрачков. Зрачки расширяются, заполняют золотое пространство, мужское лицо склоняется надо мной, закрывая весь мир…

И сухие, иронично скривленные губы накрывают мои.

Жадно. Жарко. Порывисто.

Прикасаются, заставляя все тело вздрогнуть в сладкой истоме.

А затем поцелуй обрывается. Так же внезапно, как начался.

У меня в голове шумит. В полной прострации я смотрю, как он отодвигается, хмурится, недовольный чем-то. А на лице у него выступают чешуйки…

Чешуйки! Тонкие, серебристые, в них, точно в осколках стекла, отражается свет.

В глазах вспыхивает неподдельная тревога. Он что-то шипит сквозь стиснутые зубы. Резко оборачивается к дверям, и те распахиваются, словно кто-то с той стороны толкнул их ногой.

На порог вбегает лакей. Его лицо перекошено страхом:

— Ваша Светлость! Наследник! Ему нужна помощь!

Мой муж срывается с места. Смазанной тенью проносится мимо, за его спиной темным плащом разворачиваются два крыла. А я остаюсь в полном оцепенении, не веря своим глазам.

Люди так не двигаются! Люди не обрастают сверкающей чешуей!

И… у людей нет перепончатых крыльев.

Меня накрывает внезапное понимание.

Я попала…

Конкретно попала…

Из меня вырывается истерический смех.

За дверями комнаты слышалась беготня. В воздухе разливалась тревога, которая передалась и мне. Вытирая слезы и придерживая ноющий живот, я сползла с постели и заковыляла к дверям. Как раз вовремя, чтобы упасть на пышную грудь няньки.

Моя спасительница подхватила меня, причитая.

— Хватит ныть! — рявкнула я, цепляясь за ее платье. — Что там происходит?

— Ох, батюшки, — нянька подтащила меня к ближайшему креслу, с трудом усадила. От слабости я кулем свалилась в его объятия. — Говорила же я вам, госпожа, рано вставать! Ноженьки-то не держат!

— Что происходит? — повторила с нажимом, борясь с тошнотой и нахлынувшим головокружением.

Ее взгляд подозрительно забегал. Сжав передник, она уголком промокнула глаза.

— Сыночек ваш… слаб очень. Говорят, драконьи боги призовут его, как и всех остальных.

— Кого… остальных? — обомлела я.

Это что получается, у меня, то есть у этой Авроры, чье тело я заняла, были другие дети? И все умерли? Вот так сюрприз…

Нянька посмотрела на меня, как на чокнутую.

— Госпожа, так проклятый он, муж ваш, и весь род его. Трех супруг похоронил и двух сыновей. Бедняжечки мертвыми на свет народились. Потому никто из местных и не хочет отдавать за него своих дочерей. Только ваш батюшка согласился.

Чем дальше, тем страшнее. Что ж у нас за батюшка-то такой?

Перед глазами двоилось.

В памяти всплыли слова супруга о контракте и оплате моих «услуг». И стало так гадко на душе, что захотелось выругаться вслух на великом и могучем. Но нецензурщина, промелькнувшая в мыслях, так и не смогла оформиться в звуки. Вместо этого я издала какой-то невнятный хрип.

Беготня за стеной поутихла, и мне почему-то стало легче дышать. Но теперь слух различил детские голоса. А ещё тревога, сжимавшая сердце, постепенно слабела, будто я точно знала, что причин для неё больше нет.

— Здесь есть дети?

Нянька со страхом заглянула ко мне в лицо.

— Вы не помните?

Черт, что мне делать? Сказать, что я не ее госпожа? Тогда мне точно помощи не дождаться, выбросят на улицу, в чем мать родила. Супруг-то вон не очень любовью пылает. Пришел к едва родившей жене поблагодарить за услуги и указать на дверь!

Придется рискнуть.

— Не помню, — покачала головой. — Вот как пришла в себя после родов, так многого и не помню. Сплошной туман в голове.

— Это, наверное, зелье обезболивающее действует до сих пор, — сокрушенно поохала нянька. — Повитуха его в вас столько влила, что можно было Разлом наполнить.

— Он сказал, что у нас контракт. Что за мной скоро приедут родственники и заберут. Что это за брак?

— Батюшка ваш сильно о братьях ваших беспокоился. Имение маленькое, дохода почти не приносит, а молодых эрлов надо куда-то пристраивать. Образование достойное дать, должность купить при Дворе или чин офицерский.

— И он решил расплатиться собственной дочерью? — кольнула неприятная догадка.

— Так-то оно так, — вздохнула нянька, — да только не серчайте вы на него. Он же и о вас беспокоился. Никто бесприданницу замуж брать не хотел. Уже двадцать весен прошло, а вы все как перст одинокий. Матушка ваша плакала, что вы так и останетесь старой девой.