Элементально - Кароль Елена
— О, Марьяна! Какая прелесть! Так звали мою троюродную тетушку, земля ей пухом! Славная была женщина, бойкая. Три раза упокаивать пришлось, — обрадовалась мистри Еванши и поманила меня пальчиком на выход. — Идемте, милочка, оставьте эти бумаги, у нас с вами заслуженный обеденный перерыв. Как вам место работы?
Щебеча обо всем, причем частенько отвлекаясь на совершенно посторонние размышления и не давая мне возможности вставить хоть слово, за следующие десять минут, которые мы неторопливо шли до столовой для персонала, старший секретарь вывалила на меня уйму ценной информации.
О распорядке дня, о работниках, о безответственных студентах, о городке в низине, до которого всего полчаса пешком, об общежитии, где меня уже давно ожидает комнатка, о достойной заработной плате (милочка, вы же понимаете, что это лишь начало, а как заработаете стаж, так будет и все остальное!) и даже о вчерашнем подозрительном инциденте со сбежавшим призраком, который вызвали глупые медиумы-второкурсники магистра Грушко.
Кажется, последнее было обо мне, но что примечательно — призраком я себя не ощущала. То ли Еванши что-то напутала, то ли Грушко решил скрыть правду, но так или иначе мне все это было на руку.
Столовая для сотрудников находилась на втором этаже соседнего двухэтажного здания. Как я поняла со слов спутницы, все здание было одной огромной столовой, но с несколькими отдельными входами и залами: для персонала и для разных факультетов. Всего факультетов насчитывалось девять, но числу башен: от медиумов и целителей до некромантов и магов различных стихий. Обучение длилось от трех до семи лет с учетом специализации и силы мага, дольше всех обучались некроманты и целители, а меньше — медиумы. Самыми буйными во все времена считались боевики, самыми пьющими — целители, самыми мрачными — некроманты, а самыми спокойными — артефакторы. Остальные — в зависимости от личного темперамента.
Утром, кстати, я видела именно боевиков — только их день начинался и заканчивался физическими упражнениями, остальные занимались физкультурой только на уроках не чаще трех раз в неделю.
— А вот и главное помещение нашей академии, — добродушно пошутила Еванши, когда мы поднялись по внешней лестнице сразу в обеденный зал. — Трехразовое питание за счет министерства, но с единственным ограничением — ничего не выносить. Алкоголь на территории академии запрещен, но если очень хочется… — женщина многозначительно сверкнула глазами и заговорщически понизила голос, — можно все. Главное, не попадаться. Кстати, через пару недель, как ты наверняка знаешь, будет празднование осеннего равноденствия, мы с девочками, как обычно, будем отмечать у меня. Приглашаю. О, а вот и девочки!
Девочками оказались две улыбчивые женщины неопределенного возраста от тридцати до пятидесяти, обе брюнетки: остроухая худенькая и зеленокожая крупногабаритная. Мири Валенсия и мири Орра. Эльфийка и орчанка. Секретари целительского и боевого факультетов. Голубоглазая эльфийка в зеленой мантии с желтой окантовкой и черноглазая орчанка — в темно-серой с черной.
Обе приняли меня очень тепло, не обратив ни малейшего внимания на состояние моей кожи, словно видели такое не впервые. Я уже окончательно перестала понимать что-либо, но уже ближе к чаю Орра, добродушно похлопав меня по руке, сказала что-то вроде того, как мне повезло пережить одну очень редкую, но в то же время жуткую болячку, поплатившись всего лишь состоянием кожи. А Валенсия тут же предложила зайти к ней на днях, мол, есть у нее парочка опытных образцов мазей и эликсиров, которые предназначены именно для улучшения состояния кожи. Поблагодарила, но для себя решила, что экспериментировать над собой не стану. А вдруг не будет и этого? Стать вообще неведомой зверушкой, когда все только начало налаживаться? Нет уж! Сначала разберусь уже с имеющимся.
Сам зал и еда мне очень понравились. Обстановка, как в дорогом кафе с уклоном в Средневековье и лишь из натуральных материалов: деревянные столики на четверых с льняными скатертями, мягкие стулья, занавески на окнах, красивые панно на каменных стенах. Еда тоже превосходная и большой выбор как первого и второго, так и десертов. Одновременно с нами обедало довольно много народу: и преподаватели, и другие сотрудники академии, которых можно было различить по мантиям или простой серой униформе. Всего я насчитала около тридцати столиков и раза в три больше обедающих. Представленные расы ошарашивали разнообразием, и я поняла, что мне нужно срочно восполнить пробелы в знаниях. Например, начав с основ расоведения. Это соседок по столу мне Еванши подробно представила, а с остальными придется разбираться самостоятельно.
Интересно, работникам можно посещать местную библиотеку?
Это я спросила у старшего секретаря уже по дороге из столовой, когда она, отметив, что у нас еще есть двадцать свободных минут, решила показать мне и общежитие для персонала.
— О, милочка, да, конечно! Только что там может быть интересного? Разве что секция с романтической прозой. — И так хитро на меня глянула, что я не стала ее разубеждать. — А вот и корпус младшего учебного состава.
Продолжая щебетать без остановки, Еванши быстро ввела меня в курс дела, кто где обитает и почему. Ректор и деканы факультетов жили в отдельных коттеджах чуть дальше, студенты — в башнях, преподаватели — в корпусе справа, младший обслуживающий персонал — в корпусе слева, а секретари и лаборанты — в центральном, куда мы и вошли через единственную дверь двухэтажного корпуса. Первый этаж — мужской, второй — женский, причем сотрудников примерно поровну. В небольшом холле первого этажа — закуток коменданта, ответственного за ключи и порядок во всем корпусе. Когда мы вошли, самого коменданта с забавным именем (или отчеством?) Лексеич на месте не оказалось, но на столе лежала записка, а сверху ключ.
Еванши, словно заранее зная, что к чему, ознакомилась с запиской и, удовлетворенно кивнув, вручила мне самый обычный бронзовый ключ.
— Это тебе, милочка. Комнаты под номером пятьдесят семь. Хорошее число, да и в конце коридора, как раз рядом с душевой. Ближе к семи подойдешь к Лексеичу, он выдаст тебе все необходимое, а я перед сном загляну к тебе, проверю, как устроилась. А теперь за работу, Марьяна. Твой декан вернется из командировки уже послезавтра, к возвращению все должно блестеть и сиять!
Радуясь, что у меня в запасе еще полтора дня как минимум, я вернулась в приемную своего факультета и с новыми силами приступила к разбору завалов. Через пару часов прервалась на чай и, тщательно изучив стеллажи, наконец нашла свою должностную инструкцию. Прочла несколько раз, порадовалась, что обязанностей совсем немного и ничего сложного, а рабочий день с восьми до шести, но с тремя официальными перерывами. Один часовой обеденный и два получасовых на чай. К сожалению, рабочая неделя — шестидневная, но я справедливо прикинула, что пока вообще не представляю, чем буду заниматься в выходной. В город идти одной страшно, да и денег пока нет никаких, а навязываться кому-то постороннему, да хотя бы той же Еванши, — не в моих правилах.
Подумаю об этом потом. А пока — за дело!
До конца дня в приемную так никто и не заглянул, я даже озадачилась. То ли все студенты тут были примерными, то ли в отсутствие декана сюда никого не отправляли, но к шести я успела даже разгрести подоконник, оставив завалы на стульях на завтра. Фикус пока оставила на стуле, он смотрелся на нем куда живее, чем на окне, и, кажется, даже изредка тянул ко мне листочки, словно живой. Пару раз специально медленно провела рукой и убедилась, что все верно, — фикус реагировал на движение, но больше ничего необычного не происходило.
Ну и ладно.
Ровно в шесть я вышла из приемной, уже зная, что дверь заблокируется автоматически, среагировав на прикосновение руки к центральной панели. Об этом мне тоже успела сообщить словоохотливая Еванши, когда хвасталась новейшими артефакторными новинками лучших выпускников академии.
В тот самый момент, когда я поставила свою подпись в документе о приеме на работу и он считал мою ауру и вкусил каплю крови, я стала полноценным сотрудником академии. С учетной бухгалтерской карточкой, личным делом и секретарским доступом во все нужные помещения лишь по слепку ауры. Я далеко не все поняла, но переспрашивать не стала, боясь выдать полнейшее незнание элементарных вещей.