Пес бездны, назад! (СИ) - Анастасия Разумовская
— Эффект наблюдателя? — Герман прищурился. — Ну, вы же помните: в квантовой физике. Наблюдение за явлением неизбежно меняет его…
— Что? — я вцепилась в его рукав, замерев.
Это гениально! Как я сразу не…
— Я про присутствие наблюдателя при проведении опытов и…
— Дева Мария! — я схватилась за голову. — Ну конечно! Это так просто! Это… Вот именно поэтому и шрам!
Герман внимательно посмотрел на меня, очень осторожно снял мою руку, предложил локоть. Взял под ручку.
— Не совсем понимаю, что вы имеете ввиду, Алиса Романовна.
Мы снова пошли по асфальтовым мостовым с красивыми ярко-жёлтыми листьями, плавающими в их лужах.
— Вы знаете теорию о множественности миров? Вы можете допустить, что так и есть?
— Ну-у… Почему бы и нет? Мироздание исследовано едва ли даже на сотую долю процента…
— Давайте представим, что в сосуде налито масло, и оно заполняет весь объём. Возьмём небольшой шарик и забросим в этот сосуд…
— Часть масла выльется.
— А если ему некуда выливаться? Если пространство замкнуто?
— Уплотнится.
— Верно! Герман Павлович, масло уплотнится и примет шарик, понимаете? И обтечёт его со всех сторон. Оно не может его не принять, не может организовать вокруг него вакуум. Так и мир. Если взять субъект из мира А и переместить его в мир Б, то мир Б практически тотчас начнёт обволакивать субъект, как масло. И — изменится! Он неизбежно уплотнится и… Ну как бы сделает вид, что всё было закономерно. Придаст объём.
— Любопытная гипотеза…
— В Первомире нет времени, — с жаром продолжала я, — есть только тот бесконечно малый миг, который называется «сейчас». Поэтому Первомир не меняет прошлого, ведь его нет, но он меняет сознание тех людей, которые, как слой масла, окружают новый шарик, то есть человека. Прошлое — в их мозгах. Именно там всё и меняется! Впрочем, мир может изменить и что-то внешнее. Например, на теле может появиться шрам. Если его «вспомнит» наблюдатель.
— А как наблюдатель вспомнит?
— Я пока не знаю. Я не знаю, как, каким образом возникло имя Алиса. Откуда вдруг взялась моя предыстория. Почему Алиса изменила Артёму. Я не понимаю, как это работает. Но эффект именно вот этот! Понимаете, в каждом мире действуют свои законы. Система законов — как бы система координат того, что в этом мире считается нормальным. Мир не может допустить нарушение своей системы нормальности, это приведёт к его разрушению. Попаданец из другого мира разрушителен, так как нарушает законы данного мироздания. Поэтому мир обволакивает его и создаёт предысторию, чтобы придать нормальность. Включает в себя чужеродное. Но шарик-то не масло! И шарик помнит то, что было в его мире, он помнит свою историю. Он не перестаёт быть шариком.
Я задохнулась от эмоций, и какое-то время мы шли молча. Продолжая думать об открытом мною законе сохранения нормальности миров, я доела мороженое. Вытерла платочком губы.
Поэтому меня все вокруг узнают! «Масло» уплотнилось и создало фейковую личность, с фейковой историей. Мир поглотил попаданку Мари и определил её в… То есть, получается, Алисы не существовало? Никогда? Не было такой женщины, которая… И все воспоминания Осени, Артёма и… Всё это — ложь? А гибель Руслана? Как вообще разобраться в искажённых воспоминаниях? И, если, предположим, этого самого Руслана не было никогда, то что будет, если я начну поднимать архивы и изучать вопрос? Найдётся? У псевдородителей в прошлом образуется псевдосын, который погиб на войне?
— Чем пристальнее смотришь в прошлое, тем детальнее оно прорисовывается, — прошептала я. — Когда я сказала Артёму, что я — не Алиса, ему понадобилось «вспомнить» какую-то деталь, чтобы доказать мне, что я — это она. И, когда он вспомнил, что у меня был шрам, то тот появился… Предположим, память меняется под воздействием нематериальной энергии мира. Но меняется и материальное пространство. Например, у меня появляются документы. И вещи. В Первомире это сделать намного проще, чем в Зеркалах. Потому что у вас нет времени. Вы почти целиком состоите из воспоминаний о прошлом. О прошлой секунде. Измени ваши воспоминания, и всё — изменилась реальность. То есть, если я, например, мироздание, то я просто убираю вот это здание Двенадцати коллегий, и ваша память меняется…
— У миллионов тех, кто был в Петербурге?
Я пожала плечами:
— Да. А с памятью меняется и сама история, потому что она и есть — память. Скажем, если бросить камень в озеро, то волна расходится без усилий. Потому что на неё действуют законы…
Герман вдруг остановился, взял меня за плечи и повернул к себе.
— А если не Алиса, то кто? — перебил хрипло.
— Меня зовут Мари, — чётко ответила я. — И я никогда не была Алисой. И у меня никогда не было сестры. И я до той встречи на шоссе не знала, кто такой Артём и…
Мне хотелось сказать ему, что он может считать меня сумасшедшей или лгуньей, но Герман неожиданно притянул меня к себе, мягко коснулся моих губ губами и замер, словно спрашивая разрешения. Я потянулась и поцеловала его сама. Почему-то мне этого очень захотелось. Наверное, ради эксперимента.
Ток. Меня словно дёрнуло током. Тряхнуло, пронзило, перевернуло. Вот только это не был тот мерзкий ток, чьё действие на тело я проверяла в розетке. Это было человеческое электричество, а я была анодом. Или катодом. Или… неважно.
Мне почему-то не хотелось отпускать его губы, не хотелось разжимать наших объятий, но я всё же сделала это и отступила назад. Голова кружилась. Так вот, значит, каким должен быть поцелуй!
— Али… Мари, — прошептал Герман, — дай мне немного времени, чтобы разобраться. С Верой, с моими обязательствами, с фирмой. Пожалуйста.
Я пожала плечами.
— Наверное, это надо было сделать до…
Не то, чтобы мне хотелось его упрекать. Я ведь тоже до сих пор не разобралась с Артёмом и нашими с ним недоотношениями. Но теперь, когда я знаю, что никакой Алисы не было, это будет сделать проще.
— Наверное, — согласился мужчина. — Но для меня ты была девушкой моего брата. Младшего брата. Я не мог.
— Тебе не кажется, что это не совсем честно по отношению к Вере? — уточнила я, искоса посмотрев на него.
— Нет.
Он не стал вдаваться в подробности, а я не стала спрашивать. Его отношения — это его отношения. Мы гуляли по улицам, которые здесь называли линиями. Я, конечно, уже читала
