Холли внутри шторма - Тата Алатова
Однако ему все равно было очень страшно.
Но Камила исправно снабжала его новостями Нью-Ньюлина в своих «Расследованиях» и никогда не нападала на него прежде, поэтому он решил подчиниться.
Эрл устал без конца думать о том, не слишком ли он несправедлив к Мэри Лу, не выкручивает ли он ей руки предстоящей свадьбой. Эта девочка была слишком добра, чтобы отвергнуть человека, который мог прикасаться только к ней одной, а Эрл был слишком эгоистичен, чтобы отказаться от неожиданного дара.
Но был ли у них двоих хоть какой-то выбор?
Прежде и представить себе было невозможно, чтобы аллергический приступ мог показаться хорошим способом отвлечься от надоевших раздумий.
И Эрл без дальнейших колебаний протянул руку.
Держа шприц наготове в правой руке, Камила притронулась пальцами левой не к протянутой ей ладони, а к лицу Эрла. Коснулась щеки, подбородка, губ — напряженная, как хищник перед прыжком.
Он замер, прислушиваясь совсем не к тому, не затруднилось ли дыхание, а к этим касаниям.
И не сразу понял, что вовсе не собирается умирать.
Это был идеальный треугольник — вот все, о чем мог думать Фрэнк в эту бесконечную — обманчиво спокойную ночь: Тэсса у порога, он сам на диване, а Холли на кресле. Если провести между ними прямые линии, то выйдет ровная геометрическая фигура.
Молчание заливало комнату.
В нем звучала злость.
И беспомощность.
И сострадание.
Охранник, невольник и зритель — странные люди, странные роли.
Фрэнк не понимал, почему Холли оставался здесь, вместо того чтобы идти спать.
Но тот оставался, растекся по креслу, как ленивая кошка, и время от времени переводил взгляд с Тэссы на Фрэнка и обратно.
Тэсса стояла в излишне расслабленной позе. Прислонилась плечом к дверному косяку, разглядывала ковер, но попробуй только рыпнись — и снова окажешься скрученным.
Фрэнк старался дышать тихо и мерно, успокоить взбесившийся разум.
Собственная вспышка агрессии напугала его, но он продолжал считать, что был прав.
Алан — настоящий, похожий на себя до каждой черточки лица — ждал его сейчас в холодной темноте.
Так почему же Фрэнк не мог к нему пойти?
Потому что Тэсса так решила?
Какое у нее право решать за других?
Больше всего сейчас хотелось встать и отправиться к Алану, но драться с Тэссой — все равно что пытаться обогнать рысь. Утомительно и бесполезно.
И Фрэнк сдерживался изо всех сил, чтобы оставаться тихим и неподвижным.
— Между прочим, — вдруг замурлыкал Холли, — мы давно собирались в Ньюлин. Кажется, настала пора сесть в тот шикарный катафалк и укатить отсюда к чертовой матери.
— Ты прав, — согласилась Тэсса, не поднимая головы, — покидаешь в рюкзак наши вещи?
— Ага, — согласился Холли и сорвался с места прытью, обычно ему несвойственной.
— Я не хочу ехать в Ньюлин, — мрачно сообщил Фрэнк.
— Ты же собирался закупиться строительными материалами.
— Я передумал.
— Ну прости.
В общем, Фрэнк с самого начала понимал, что у него нет выбора. Тэсса твердо намеревалась держать его какое-то время подальше от кладбища, трагедия с Вероникой многому их научила.
Какая-то наполовину забытая, разумная часть Фрэнка понимала, почему она так поступает. Но новый Фрэнк, злой и яростный, не хотел принимать этого.
Они оба оставались на своих местах, сейчас скорее враги, чем любовники.
С дробным топотом скатился со второго этажа Холли с рюкзаком в охапку. Скорее всего, он напихал туда первое, что под руку подвернулось.
— Поехали, — жизнерадостно воскликнул он с энтузиазмом ребенка, собирающегося в школьную поездку.
Казалось, напряжение, витающее в воздухе, нисколько его не волнует.
Фрэнк молча встал и первым пошел к гаражу.
Свет фар отвоевывал у темноты кусочки дороги. Тэсса вела линкольн медленно, как и полагается поступать с автомобилем подобного класса.
Дубина Фрэнк демонстративно дулся на заднем сиденье.
Ух, так бы и дать ему по лбу, но руки художника — бесценный дар, лупить ими других людей просто кощунство.
Поэтому Холли всего лишь развалился на переднем кресле, положив голову Тэссе на плечо.
Она не возражала, более того — вела левой рукой, чтобы не тревожить его.
Нью-Ньюлин неспешно оставался позади.
— Я так давно не выезжала отсюда, — тихо сказала Тэсса, — что уже и позабыла, что существует большой мир.
— Подумаешь, — легкомысленно отозвался Холли. — Что там интересного? Люди и люди. Здания. В Нью-Ньюлине куда интереснее: каждый день случается то одно, то другое. Вот будет номер, если отшельник Эрл отменит свадьбу с Мэри Лу и выберет Камилу.
— Никто по доброй воле не выберет Камилу.
— Люди удивительные, ты еще не смирилась с этим?
— Знаю я одного странного миллионера, который болтается у меня под ногами, вместо того чтобы сиять в лучах славы.
— Слава от меня никуда не денется, — лениво возразил Холли, — а с вами было весело… до сегодняшнего вечера. Эй, дубина Фрэнки, тебя там еще не отпустило? Ты все еще мечтаешь отмутузить Тэссу? Если соберетесь снова драться, предупредите заранее, чтобы я успел достать карандаш и бумагу.
Фрэнк, разумеется, промолчал.
— Я закрою это кладбище, — вдруг яростно бросила Тэсса. — Снесу все знаки, сделаю так, чтобы никто больше не поднимался из могил.
— Станешь не только падшим инквизитором, но и самым позорным смотрителем, — хмыкнул Холли. — Ты можешь хоть одну карьеру завершить достойно?
— Плевала я на такое.
— Самоуверенность — вот твоя ахиллесова пята, Тэсса.
— А какая твоя, Холли?
— Я просто идеален, — скромно вынужден был признать он.
Она засмеялась, выруливая с бездорожья на узкую трассу. Дальше начиналась относительно приличная дорога, и Тэсса увеличила скорость.
— Вот почему ты нужен нам с Фрэнком, — легко заметила она. — Мы погрязли в своем прошлом, так что хорошо иметь перед носом кого-то с нормальной самооценкой.
— Нормальной? — хрипло заговорил Фрэнк. — Да в этом самовлюбленном болване нет ничего нормального.
Ха!
Холли так и знал, что надо просто увезти дубину подальше от кладбища, как он мигом придет в себя.
— Какой в Ньюлине самый дорогой отель, Тэсса? — спросил он. — Я хочу что-то роскошное, желательно с джакузи.
— О, тебе повезет, если там будет приличная ванная.
Фрэнк еще не отошел окончательно, поэтому даже не начал бухтеть по поводу того, что Холли нужен отдельный номер или хотя бы своя кровать. А жаль — он
