Если хочешь, останься - Александра Шервинская
– Назовись, – помолчав, велел Эрвин, – невежливо прийти в гости и не представиться, не так ли?
– Я граф Джайлс Блайвиль, – небрежно проговорил колдун, – это моё человеческое имя. Истинное же я тебе не назову, и ты должен понимать – почему.
– Назови причину, по которой мы должны пропустить тебя? – после долгой паузы проговорил Эрвин, но теперь льдом в его голосе можно было замораживать воду.
– Там, – колдун махнул рукой в сторону леса, – люди организовали академию, и я уверен, что они своей суетой и шумом мешают лесу, разве не так?
– А ты, значит, о нас беспокоишься? – уточнил бывший вестовой. – Это очень любезно с твоей стороны, Джайлс Блайвиль.
На фамилии голос Эрвина едва заметно дрогнул, что, естественно, не укрылось от колдуна.
– Тебе знакомо моё имя?
– Мне знакомо, – пронёсся над поляной голос, в котором не было ничего человеческого, – как посмел ты явиться сюда?
Леонард со смесью восторга и ужаса смотрел на высоченную фигуру, словно закутанную в мрак, которая отделилась от тёмной стены деревьев. Она словно плыла над травой, и от неё веяло такой невероятной, просто запредельной силой, что у генерала на какое-то время перехватило дыхание.
– По какому праву явился ты в мой лес?! – прогрохотал великан, в котором Леонард опознал легендарного Хозяина леса, направляя в сторону незваного гостя сгусток тьмы.
– Невежливо так гостя встречать, – из голоса Джайлса исчезли благодушные нотки, и он стал похож на скрип металла по стеклу, Леонард аж передёрнулся, а Антуан болезненно скривился. – Забыли в твоём лесу о гостеприимстве, Хозяин.
Говоря это, колдун играючи справился с тьмою, брошенной в него Хозяином, словно скомкав её.
– Ты знаешь моё имя, а я твоего не ведаю, – продолжил колдун, явно плетя какое-то заклинание.
– Тебе достаточно знать, что лес этот принадлежит мне, – прогрохотал Хозяин, но тут неожиданно раздался голос Эрвина.
– Граф Генрих Шеффилд.
– Что?! – вскричал колдун, опуская руку. – Но как такое может быть?!
– Генрих, вспомни, кто ты такой есть! – с непередаваемой болью прокричал бывший вестовой, поворачиваясь к великану, застывшему без движения. – Вспомни и убей!
Тем временем с колдуном стали происходить очень странные вещи: он словно вырос, раздался в плечах, и вскоре стал выглядеть почти как Хозяин леса, разве что тьмы вокруг него клубилось гораздо больше.
Он откинул капюшон, и Леонард с трудом удержал рвущиеся с губ ругательства: стоящий перед ними колдун стремительно менялся. Исчезала, словно растворяясь, внешность молодого человека, а вместо неё перед онемевшими зрителями проявлялось лицо немолодого и очень недоброго человека.
– Александр… – выдохнул Хозяин леса.
– Ну вот мы и встретились снова, Генрих, – криво усмехнулся колдун, – всё решится здесь и сейчас. Я знаю, что два моих помощника, два потомка, мертвы. Но они выполнили свою задачу: ты здесь один, и тебе никто не поможет! Мы наконец-то завершим наш давний спор, мой друг…
– Друг… – с застарелой болью проговорил Генрих, – ты предал меня, Александр, ты разрушил мой дом, убил всех, кто был мне дорог.
– Я заплатил за это, – рыкнул колдун, – Великая Лестница отвернулась от меня, не признав мою победу. Я ждал несколько веков, Генрих, чтобы всё совпало, и теперь тебе меня не остановить! Место силы будет моим! Только моим!
С этими словами он резко вытянул вперёд руку, с которой сорвалось багровое облако и, на лету превращаясь в огромную хищную птицу, закружило вокруг Хозяина леса.
То, что последовало за этим, и для Леонарда, и для стоящего рядом с ним Антуана слилось в непрерывный обмен громами, молниями и принимающими самые причудливые формы сгустками тьмы. Только у графа Генриха они были с изумрудной кромкой, а у Александра – с багровой.
Через некоторое время стало ясно, что Генрих постепенно начинает слабеть, и ликующий вопль колдуна стал тому подтверждением. И тогда произошло то, чего никто не ожидал.
Антуан Стендридж сбросил с плеч куртку, быстро закатал рукав рубашки и без малейших раздумий полоснул себя кинжалом вдоль вены. Тёмная кровь хлынула, а глава рода Стендриджей, глядя на Генриха, неожиданно ясным и молодым голосом проговорил:
– Я, Антуан Стендридж, кровный родич Генриха Шеффилда, добровольно отдаю свою кровь и жизнь моему предку и родичу. Да будет древняя кровь порукой тому, что делаю я это осознанно и по своей воле.
Потрясённый Леонард, который не мог вымолвить ни слова, во все глаза смотрел на то, как от медленно бледнеющего Антуана к Генриху словно протянулись отливающие изумрудной зеленью нити, и граф, словно получив второе дыхание, бросился в атаку.
Тут Антуан пошатнулся, и Леонард, не задумываясь, подхватил его и, положив руки на грудь старого друга, прикрыл глаза и потянулся к окружающему миру. Всю магию, которая была у него, генерал без раздумий и без остатка отдавал другу, а тот, в свою очередь, делился ею с Генрихом.
Мысль о том, что он может выгореть, Шелдона-старшего не беспокоила совершенно: он был убеждён в том, что поступает правильно. Пожалуй, ещё ни в чём в своей непростой и насыщенной событиями жизни он не был так уверен, как в том, что сейчас он действует верно. Есть такие ситуации, когда цена не имеет значения.
Неизвестно, что стало решающим фактором, но Генрих вдруг выкрикнул какую-то гортанную фразу и, немыслимым образом сплетя руки, швырнул в сторону врага пылевое облако. Леонард был уверен, что колдун отобьёт его точно так же, как и предыдущие, но Александр почему-то попытался уклониться и, не успев, оказался в самом центре заклятья Шеффилда. Вспыхнула багровая молния, и внезапно всё кончилось. Наступила оглушительная звенящая тишина, настолько всеобъемлющая, что Леонарду показалось, что он оглох.
Он так и сидел, когда почувствовал, что к нему кто-то подошёл. Генерал поднял голову и увидел, что в двух шагах от него стоит Хозяин леса, только вокруг него уже не клубится тьма. Перед ним стоял, опираясь на посох, довольно молодой мужчина с бесконечно усталым лицом.
– Благодарю тебя, – произнёс он и низко поклонился, – если бы не ты и не жертва твоего друга, я не справился бы.
Леонард опустил взгляд и увидел умиротворённое и какое-то безмятежное лицо Антуана Стендриджа. Его серые глаза смотрели в высокое небо, видя
