Лебединые одежды (СИ) - Гордиенко Екатерина Сергеевна

— Я иду с тобой. Подожди секунду, я возьму свое оружие.

Орвар вздрогнул и напрягся. Хильд вела себя именно так, как он опасался. Он до последней секунды надеялся, что шприц с транквилизатором не понадобися, но, видимо, придется. Орвар опустил руку в карман.

— У меня малов времени, — сказал он. — Прости, Хильд, но я должен…

— В этом нет необходимости, — чья-то рука сжала его запястье, не позволяя достать шприц из кармана. — Иди к своей Стае, Орвар, я присмотрю за Брюнхильд.

Хильд перевела взгляд на высокого мужчину в кольчуге и шлеме с золотыми рунами и широким наносником. Из-под шлема на нее смотрел серый, как старый лед, глаз, а второй был плотно закрыт веком.

— О… тец? — Неуверенно спросила она.

1. Цитата из «Песни о Сигурде». Норны, богини, ткущие нить судьбы человека и даже божества.

ГЛАВА 38

Хильд все-таки рванулась вслед за Орваром, когда он спустился с крыльца и пошел в сторону тамана, но Вотан положил руку ей на плечо:

— Не торопись.

— Я должна быть с ним. Он мой муж!

— Да уж, видел я ту свадьбу. Так только мухи женятся. Дочь отца богов заслуживает лучшей судьбы.

— Откуда ты знаешь, какая у меня судьба? Что ты вообще знаешь о моей жизни, папочка? И вообще, с какого такого перепугу я должна верить, что ты мой отец? Я хорошо помню своего отца.

Пальцы на ее плече сжались еще сильней, так что уже и пошевелиться было больно:

— Ты помнишь только то, что я тебе позволил. Пора тебе открыть глаза, дочка.

То, что он сделал дальше, не было чем-то невиданным. В кино и компьютерных играх и не такие видеоэффекты рисовали, вот только никакого кино и в помине не было. Мужчина коснулся ее груди, затем отвел руку назад, и за его пальцами потянулась нить, длинная и полупрозрачная, слегка волнистая, как распущеная пряжа. Когда нить закончилась, Хильд сделала вдох полной грудью. Так свободно она еще никогда не дышала… то есть дышала, только очень давно. Она запустила ладонь под воротник и потерла кожу под ключицей, шрамы исчезли.

Ноздри наполнились запахами свежевзрытой земли, сосновой хвои и мокрой шерсти. Где-то далеко каркали вороны, в кустах от волнения тявкала лисица, за курганами слышалось дыхание множества живых существ — не совсем животных, совсем не людей — хищных, голодных и готовых убивать все живое на своем пути.

А над головой шелестели огромные крылья. Это лебеди, поняла Хильд. Пусть их пока не видно из-за низко нависших над землей облаков, но над полем будущей битвы уже кружила стая лебедей. Ее сестер.

— Ты пришел забрать меня, Всеотец?

— Да, Брюнхильд. Все скучают по тебе. Лети домой.

Ей на руки поверх данного Орваром свертка опустилась большая охапка белоснежных перьев — ее одежды, в которых она когда-то парила над сражающимися воинами, выбирая самых смелых и сильных, достойных сидеть в покоях Вальгаллы рядом с богами и героями.

Хильд растерянно посмотрела на белый ворох:

— А как же Орвар?

— А что Орвар?

— Он мой муж. Я не могу его оставить.

Один пожал плечами:

— Хороший парень, признаю. Но он всего лишь смертный. Если он погибнет сегодня, ты сможешь сама отнести его в мой дом.

— Ты думаешь, его убьют?

— Их всех убьют. Силы слишком неравны. На моей памяти народы переселялись много раз. Когда-то предки Орвара истребили или загнали на север лапландцев, теперь пришло время им самим уйти из Великого Свитьода. Мне самому эти пришлые не нравятся, но видно ничего не поделаешь. Одевайся, дочка, мы тебя ждем.

Слова Одина еще звучали, а сама его фигура истаяла в воздухе. Хильд еще несколько минут стояла на крыльце, глядя на охапку перьев у себя в руках. Отец снова решил вмешаться в ее жизнь и, как всегда, не вовремя. Ей снова придется жить в мучительном ожидании последней битвы людей, богов и чудовищ. И снова она должна будет забирать жизни самых лучших людей, молодых, сильных и красивых. И Орвара тоже…

— А вот нет же!

Ворох перьев взлетел высоко в воздух и на секунду завис маленьким облаком. Ветерок растрепал его, разорвал на клочки и погнал в сторону курганов.

Хильд вернулась в дом и вскоре вышла наружу, застегивая на ходу ремни перевязи. Она огляделась по сторонам, а затем бегом припустила в ту сторону, где за стеной тумана прятались Королевские курганы.

С доме вёльвы старая женщина выпрямилась в своем кресле и, не открывая глаз, произнесла громко и четко:

— Славься день!

И вы, дня сыны!

И вы, дочери ночи!

Взгляните на нас

Благостным взором,

Храбрым победу дайте! (1)

Орвар мог разглядеть только несколько десятков людей-леопардов, да и то только потому, что они стояли, почти соприкасаясь плечами. Задние ряды терялись в тумане, но он чувствовал дыхание множества и множества глоток. Их были сотни, если не тысячи.

— Выглядит, как мой вариант Диснейленда, — сказал Хельги Левша. — Кто-нибудь из вас, ребята был в Диснейленде?

— Это круче, — заверил его Боли. — Какие у нас шансы перебить этот зверинец?

— Почти никаких.

Орвар усмехнулся. Почти никаких, это намного больше, чем совсем никаких. На сердце было легко и спокойно. Он вспомнил лицо сестры, когда она подала ему Чашу. Странно, но он не запомнил вкуса напитка, выпил до дна, как воду и все. После прощания конунг на руках отнес жену к катеру, ее лицо окаменело, она держала руку на своем большом животе, а следом шли Лиза с Лоттой. Фрейя обещала позаботиться о них.

В том, что она выполнит обещание, Орвар не сомневался. Женщины знали свой долг — любой ценой сохранить то, что останется от Стаи — чтобы их мужья, сыновья и братья могли совершить то, для чего живет каждый мужчина. Принять свою судьбу с оружием в руках. Орвар посмотрел на конунга, стоявшего на шаг впереди Стаи.

— Ху! — Хокон вскинул вверх руку с мечом.

По клинку, сливаясь в единый поток, хлынули голубые искры.

— Ху! — На одном дыхании отозвалась Стая.

— Ху-у-у! — Ринулись они вперед, на ходу принимая боевую форму.

Возвращение памяти было одновременно и благословением и проклятием. От мысли, что Агнар, единственный друг ее одинокого детства больше не вернется никогда, сердце истекало кровью. Но когда Хильд подумала, что может сегодня потерять и Орвара, оно ударилось о ребра с такой силой, что чуть не разорвалось на части.

Ну нет, отец, я никогда не стану такой, как остальные твои дочери. Ты создал их из тумана и льда, они не чувствуют ни сострадания ни жалости, они без тени сомнения выполняют любой твой приказ. Я уже видела этот фильм, и мне не понравился конец.

Но спасибо большое за то, что не отнял у меня Знание. Хильд в разное время подслушала и запомнила все Заклинания Отца (кроме тайного, восемнадцатого), причем двенадцатое сейчас горело перед ее глазами огненными буквами.

Двенадцатым я,

Увидев на дереве

В петле повисшего,

Так руны вырежу,

Так их окрашу,

Что он оживет

И беседовать будет (2)

Да, в детстве Отец часто брал ее в Священную рощу. Они проходили в молчании среди висящих на деревьях тел — свиней, коз, лошадей — но перед людьми Один обязательно останавливался. Это посланцы, говорил он, ими нельзя пренебрегать. И тогда он острием ножа вырезал на ладони три руны — Йер, Альгиз и Беркану — и прикасался окровавленной ладонью ко лбу мертвеца. И тот открывал глаза и передавал послание от людей богам.

Земля под ногами перестала хлюпать, Хильд чувствовала, что поднимается вверх. Вот показался первый камень, он поднимался над землей всего на локоть, но она знала, что он уходит в землю на человеческий рост. Этот викинг был настоящим богатырем.

Йез, Альгиз, Беркана… С каждой насечкой боль становилась все нестерпимее. Она приставила острие пораденного Орваром ножа с ладони и зажмурилась, а потом надавила в последний раз. Возможно, любовь делала мужчин слабее, но женщинам она точно придавала силы.