Ирина Успенская - Замуж за орка, или Эльфы тоже плачут
Амадея так и застыла с открытым ртом и недонесенным до него пирожком.
— Это что, магия орков? Она передается вместе с замужеством? Все ханым-бай такие? — растерянно произнесла она, поворачиваясь к хмыкающей тетушке Сагхе.
— Ну, какая она будет ханым, мы пока не знаем. Сама видишь, платье до сих пор болтается на колу как символ неудачи моих мальчиков. Или их бестолковости.
Орчанка подозвала Витора и щедро плеснула в стоящую на земле миску сметаны. Кот благодарно мяукнул и, облизнувшись, неторопливо принялся за пиршество.
— А при чем здесь платье? — проводив кота задумчивым взглядом, поинтересовалась Амадея.
— Да чтоб оно уже сгорело синим пламенем! — в сердцах воскликнула тетушка и, подхватив со стола таз с яблоками, отправилась к костру.
— Платье — это символ невинности. Когда дева ее лишается, оно сгорает в магическом огне. И только после этого она получает благость степи, — пафосно пояснил невесть откуда вынырнувший Тургун и тут же добавил в своей манере: — Да только ханы никак не решат, кто жену оркать первым будет, вот и ходит она у нас не оркнутая.
— Не оркнутая? — растерянно переспросила Амадея и тут же широко усмехнулась: — Надо же, красотка Элизабет Рауль, которая отвергла всех женихов королевства, до сих пор не соблазнила даже Дри? Кому рассказать, не поверят!
А про себя подумала, что сегодня же напишет об этом брату, который не только успел «тролльнуть» свою избранницу, но уже даже ожидал наследника. Тролли с этим делом не тянут.
Амадея с довольной улыбкой ела пирожки и наблюдала за суетой вокруг. Она планировала написать трактат о жизненном цикле орков. Сам господин начальник тайной службы заинтересован в нем, хотя сразу предупредил, что если Амадея найдет что- то таинственное, то трактат не уйдет дальше библиотеки тайной службы. Но для Амадеи это было большой честью. И вот первая сенсация. Орки, оказывается, могут быть сдержанными.
«Или это Элиза им обоим до такой степени не нравится?» — хихикнула про себя графиня.
11. О коварстве синего пламени
Пирог вышел на славу: высокий, пышный, мягкий, украшенный подрумяненными завитушками и тонкой румяной сеточкой поверх яблочной начинки. И пах он умопомрачительно!
— Какое счастье мы имеем видеть своими собственными глазами, — одобрительно глядя на Элизу произнесла тетя Сагха, когда пироги достали из печи. — Деточка, да в тебе скрытые таланты!
Элизабет зажмурилась от удовольствия. Ей удалось! У нее получилось! Да, ей помогали, советовали, показывали, но большую часть работы сделала она сама. И похвала свекрови была так приятна, что Элизе хотелось мурлыкать от счастья.
— Я таки горжусь тобой, милая. А как будут рады мальчики!
Мальчики… Элизабет хихикнула, представив грозных орков в коротких штанишках на лямках и с деревянными мечами в руках.
— Тетушка Сагха, а какими они были детьми? — спросила она у орчанки, укутывая пирог чистым полотенцем.
— Дри был таким непоседой, что справиться с ним не могли пять нянек. Его постоянно приходилось откуда-нибудь вытаскивать. То из петли времени, то из пасти плотоядного цветка. А когда ему исполнилось пять лет, он вырастил себе друга! Из ореха! Помесь тигра и белки. А когда отец попытался отругать Дри за безответственность, ему пришлось спасаться от этой Тигробелки на дереве, но оказалось, что она прекрасно прыгает по веткам и при этом рычит и кусается.
Элиза расхохоталась.
— А Шеол?
Тетушка вытащила из кармана трубку, постучала ею по ладони и медленно, словно отвешивая слова, произнесла:
— А Шеол сразу родился воином.
— Ханым, ты утром в купальни пойдешь? — встряла в разговор одна из наложниц, та самая рыжая в золотом ошейнике.
— Конечно!
Сирена сказала, что орда придет после полудня, поэтому Элиза планировала все успеть.
— Только я не знаю, где они.
— Мы зайдем за тобой. И подругу пригласи!
— Обязательно!
Ага, делать ей больше нечего, как только бегать за этой нахалкой!
Но Амадея, оказывается, все это время стояла позади.
— Я с удовольствием к вам присоединюсь. Много читала о знаменитых купальнях Чармейн, но не смела и мечтать посетить их. Эриндриэль в своих «Путевых заметках» пишет, что вода в купальнях не замерзает даже от магического мороза, а еще раз в году в ночь любви там расцветают дивные кувшинки. Это правда?
Элизабет расстроенно прикусила губу. Ну почему эта выскочка знает больше, чем она? И почему папенька никогда не говорил, что принц Эриндриэль пишет не только любовные романы? Знаменитый прадед умер, когда ей только исполнилось пять лет, а прабабка фурия просто исчезла. Говорят, что они улетают на таинственный остров и там скорбят по умершим, пока не превращаются в каменных горгулий. Были бы они живы, они бы рассказали!
Амадея продолжала о чем-то вещать хорошо поставленным голосом, но Элиза ее не слушала. Солнце садилось за горы, а она еще новые свечи у тетушки Сагхи не попросила. Можно было послать Лестара, но Элизе хотелось все сделать самой. Накрыть на стол, собрать букет цветов, расставить свечи. Это было правильно и… очень волнительно.
— Что же мне надеть? — спросила она вслух.
— То, что легко снимается, — буркнула тетушка Сагха, пристраиваясь рядом. Под мышкой у нее был зажат небольшой сверток, а в руках она несла кувшин с вином и три изящных стеклянных бокала на тонких ножках. — Провожу тебя.
Элиза скосилась на свекровь, но возражать не посмела. Она слегка побаивалась эту громогласную орчанку. Они молча дошли до шатра, так же молча зашли внутрь, Элиза положила пирог на стол, рядом тетушка водрузила вино и бокалы.
— Это тебе, — сунула она сверток Элизе в руки, а сама окинула придирчивым взглядом помещение. Но, видно, придраться было не к чему, потому что орчанка пододвинула к открытому проходу кресло и водрузилась в нем как на троне. — Ну, давай, смотри.
Элизабет развернула ткань и тихо воскликнула от восторга. Зеленый эльфийский шелк переливался и струился между пальцами. Ткань, сотканная из вод горных озер. Платье было невесомым и легким, словно мотылек.
— Это мне? — прошептала Элиза, недоверчиво глядя на свекровь.
— Ну не Шеолу же! — проворчала та. — Мне это платье отец Дри подарил, да только так и не вышло у меня его ни разу надеть.
У Элизабет глаза от удивления стали круглые, и орчанка усмехнулась:
— Представь, и я бываю молодой и стройной. Примерь!
Платье село идеально, будто на Элизу шитое. Только фасон был непривычным: строгий лиф с короткими рукавами-фонариками и широкий подол, ниспадающий в пол. Очень нежно и романтично. Никакого корсета, никаких шнуровок, никаких тяжелых украшений. Главным очарованием платья была его ткань — невесомый шелк, подчеркивающий хрупкость и утонченность фигуры.
