Академия Метаморфоз. Ученица Ворона - Лена Александровна Обухова
Какое-то время Стефани металась по замку сгустком сознания. Сперва оказалась в комнатах профессора Кроу, потому что прежде всего подумала о нем. А ее перемещением теперь, как она вскоре догадалась, управляли мысли. Она попыталась привлечь к себе его внимание, докричаться, но смогла лишь скинуть собственную открытку и, видимо, на мгновение показаться в зеркальном отражении. Кроу этого хватило, чтобы начать поиски.
Дальше она следовала за ним по пятам, но он ее не видел и не слышал. Стефани только не смогла покинуть замок, когда он отправился к ней домой: что-то держало ее. Зато смогла побывать в неизвестном ей ранее помещении библиотеки. Ей было приятно видеть, как друзья и даже Лана объединились с Кроу, чтобы найти ее, но чем больше они находили, тем лучше Стефани осознавала: ее не спасут. Некого спасать. Она умерла.
Это было так странно. Ей всегда казалось, что смерть осознается до наступления, а не после. Почему она ничего не помнит? Почему не боролась? Увы, она не знала ответа. В памяти на месте происшествия зияла черная дыра. Стефани помнила только шепот, зовущий… влекущий куда-то. Вероятно, на нее напали исподтишка, пока она шла на зов, ударили по голове.
Вот только кто? И что же это был за шепот? И почему она до сих пор слышит его, словно кто-то продолжает бормотать ей на ухо непонятные слова?
Она старалась игнорировать шелестящий звук, фокусироваться на чем-то другом. Мысленно перебирала воспоминания – самые лучшие из тех, что у нее имелись. О доме и маме, об академии и друзьях. Она думала об испытаниях и вызовах, перед которыми никогда не пасовала. О планах и мечтах, которым уже не суждено исполниться. За двадцать три года она успела узнать и пережить столько, сколько не все успевают узнать и пережить за долгую-долгую жизнь. Так стоит ли теперь огорчаться и роптать?
Стефани задавалась этим вопросом и понимала: да, стоит. Потому что все равно осталось так много всего, чего она не успела. Заняться любимым делом, например. По-настоящему, а не в рамках обучения. Ей так нравилось искать зелье для спасения Ланы Бран, нравилось чувствовать, что делает что-то значительное, полезное. Как много всего она еще успела бы сделать, ведь даже Кроу сказал, что ее ждет большое будущее.
А еще она не успела испытать всей прелести настоящей взаимной любви, отношений. Не того, что у нее было с Граном, оно осталось уже как будто в прошлой жизни. Нет, она хотела задыхаться от волнения и восторга, сгорать от желания, наслаждаться каждой совместной минутой. Чтобы сердца стучали в унисон, чтобы мысли и желания переплетались, словно двое – это один человек. Чтобы любить одни и те же книги.
Подумав об этом, она посмотрела на Кроу. Он ковырялся в свитках, которые отыскивали ее друзья, и хмурился, что-то выписывая на чистый лист бумаги. Она так и не сказала ему главные слова. Он, конечно, и так все понял, поэтому и отстранился, но почему-то она теперь жалела о том, что так ничего и не сказала, а просто убежала.
Стефани почувствовала, как наливаются слезами глаза. Вот странное наваждение: она бесплотна, бесформенна, сама не может себя увидеть, ничего не может коснуться, ее мертвое тело лежит неизвестно где, а слезы катятся по щекам как настоящие. Кажется, она даже чувствует теплый мокрый след, который они оставляют на щеке, и солоноватый привкус.
Когда Кроу снова отправился в подземелье, Стефани поняла, что он собирается сделать. И была рада этому. Его заклятие помогло ей вернуть себе хотя бы форму. Подчиняясь его приказу, она последовала тем же путем, каким шла накануне, почти сутки назад.
Лестница закручивалась в головокружительную спираль и вела не на один, а на два этажа вниз. На тот самый мифический третий уровень подземелий, который все считали выдумкой. Он существовал. Стефани вспомнила собственный восторг, когда обнаружила его. Даже разбитое сердце стало болеть меньше. При других обстоятельствах она сразу вернулась бы за Кроу, чтобы исследовать этаж вместе…
Но в имевшихся обстоятельствах пошла одна. И теперь сама с трудом узнавала эти места. Ее вела магия, заодно заставляя вспоминать.
– Грей?! Стеф, где ты?
Зов Кроу заставил ее остановиться и удивленно обернуться. Они почти пришли: оказались в небольшом закутке, который выглядел как тупик, но таковым не являлся. Стефани смутно помнила это, но в следующую секунду эти мысли вылетели у нее из головы. Она смотрела на Кроу, крутящегося вокруг своей оси. Тот вернулся на несколько шагов назад, вероятно, проверяя, не пропустил ли какой-нибудь поворот.
Он почему-то больше ее не видел. То ли его заклятие развеялось, то ли какая-то другая магия ему мешала. В итоге Кроу вернулся в закуток, осмотрелся и обессиленно прислонился к стене. Немного постояв, сполз по ней на пол и прижался затылком к каменной кладке. Ей ничего не оставалось, кроме как сесть на пол рядом с ним. Нет, его заклятие все еще действует, раз она видит собственные полупрозрачные руки и ноги. Просто что-то мешает ему видеть ее.
– Прости, Стеф.
Произнесенные едва слышно слова заставили ее резко повернуть голову и широко распахнуть глаза, но в следующую секунду стало понятно: профессор по-прежнему не видит ее, а говорит, скорее, с самим собой.
– За что? – все-таки отозвалась она. Странно, но теперь Стефани слышала свой голос. Быть может, он его тоже услышал бы, если бы она заговорила сразу, пока он ее видел.
– За трусость. За слабость.
По спине пробежали щекотные мурашки. Стефани пытливо смотрела на своего преподавателя, но тот продолжал сидеть прямо, прижав затылок к стене. Его глаза были прикрыты. Быть может, он рисует ее сейчас в своем воображении? И говорит с воображаемой Стефани, не зная, что настоящая – то, что от нее еще осталось, – сидит рядом и все слышит? Она грустно улыбнулась и мягко заметила:
– Вы кто угодно, но не трус, профессор Кроу. И слабым я вас не…
– Я испугался, – продолжил Кроу, перебив ее. Если это можно так назвать. – Твоих чувств, своих чувств. Того, что они навредят тебе. И того, что снова сделают уязвимым меня. Я никогда и никому этого не говорил… Что уж там, сам едва это осознавал все прошедшие с тех пор годы, но в истории с Доннером… Ни его оговор, ни всеобщее осуждение не смогли бы разрушить мою жизнь, если бы Ро тогда сказала: «Я знаю, ты этого не делал, потому что ты не мог такого сделать». Мне хватило бы этого, чтобы противостоять всему миру. Может, я и не добился бы полноценного оправдания, но не позволил бы утащить меня на дно. Я вступил бы в Орден ядовитой змеи, как и собирался. Пусть не сразу, пусть не в том статусе, в каком мог бы, но я не дал бы им пренебречь мной. Я не примкнул бы к псам… Но Ро сказала: «Мне все равно».
– Вы могли бы удержаться и за это, – заметила Стефани, пользуясь тем, что он замолчал. – Не так уж и плохо, наверное, когда тебя готовы любить и хорошим, и плохим. Я вот не смогла бы, наверное, любить вас, окажись вы негодяем…
Кроу тем временем открыл глаза, усмехнулся и произнес уже чуть громче:
– Поразительно какую власть имеют над нами люди, которых мы любим! Они могут быть источником неисчерпаемой силы, а могут уничтожить нас одной фразой, одним действием. Даже просто взглядом… Я никого не любил после Ро. Не хотел снова давать такую власть над собой. Никого… до тебя. И я должен был сказать тебе это вчера, но побоялся, что ты тогда не уйдешь. А я не мог позволить тебе остаться в моей жизни.
Он вдруг невесело рассмеялся и покачал головой.
– Надо же… Полжизни я жалел, что позволил Ро уйти. Пусть она любила меня не так, как я того хотел, но она ведь все-таки любила. Я мог бы согласиться и на это, но…
