Клеймо Солнца (СИ) - Анна Пауль
Что-то новенькое.
Солдаты осматривают меня с ног до головы, будто раньше не видели. Да, я пришёл немногим раньше необходимого времени, но не настолько, чтобы смотреть, как на чужака. Будто это не я появляюсь здесь каждый месяц, чтобы убедить всех, кто меня знает, что я не опасен и никак не связан с военным делом, хотя когда-то это было моей жизнью. Люди боятся оставлять без контроля тех, кого когда-то использовали, а потом бросили, подобно сломанным игрушкам. Так что одна из моих многочисленных удручающих задач: убедить всех в округе, что я давно беспомощен.
Я подхожу к дозорному и протягиваю ладони. Как обычно. За это время камеры сканируют мою спину.
— Закатайте рукава, — велит высокий крепкий солдат с ярко-рыжими волосами.
Я хмурюсь:
— Новые правила?
Обычно камеры сканируют тело через бинты и одежду.
Рыжий переглядывается с товарищем и загадочно усмехается.
— Усиленное внимание к безопасности.
— Это что-то объясняет?
Он кривит губы, то ли подавившись чем-то, то ли сдерживая улыбку. В любом случае ответа я не дождусь.
Несколько минут дозорный осматривает мои руки и отправляет то к одному аппарату, то к другому. Наконец, он говорит:
— Всё в норме. Жди здесь.
Жди здесь? — Я прошёл проверку.
На моей ленте высвечивается сообщение: «В связи с плановой тревогой визитация отменяется». Я не успеваю произнести и слова, как рыжий подходит ко мне вплотную.
— Сдайте всю технику, которую имеете при себе.
Я бездумно смотрю на квадратное лицо, пытаясь ответить себе на вопрос, почему не остался в лаборатории до окончания тревоги, как предложил Коди.
— Особенно ленту, — торопит рыжий. — И быстрее.
А потом улыбка мелькает в его глазах.
— Что-то не так? — напряжённо спрашиваю я, но солдат беззаботно отвечает:
— Наоборот. Просто удивлены, что на это решились именно вы.
— Решился на что?
В эту минуту в комнату входит группа солдат.
— Дэннис Рилс? — говорит один из них удивлённо, указывая на меня, и рыжий кивает:
— Проводите.
— Это какая-то ошибка, — совершенно спокойно сообщаю я.
— Не волнуйтесь, никакой ошибки.
Меня окружают солдаты. Такие случаи уже бывали в моей жизни раньше. Тогда моя служба была мало связана с виртуальными мирами. Так происходило всякий раз, когда мне давали новое задание. Никаких причин для беспокойства. Но я давно не один из них.
Всё происходит, как положено: чётко, оперативно, без шума. Пока я несколько секунд пытаюсь понять, во что впутался, пока меня ведут в другую комнату. Из-за прошлых заслуг я не имею права говорить с рядовыми солдатами, но здесь нет ни одного эмиссара, уполномоченного принимать решения.
— Медлить нельзя, — сообщает солдат вдогонку. — Генерал уже ждёт.
Генерал?..
Мы стремительно идём вдоль стен, покрытых мягкими пластинами. Царит гробовая тишина, пока мы спускаемся всё ниже по ярусам, сворачиваем за угол, и я проваливаюсь в роскошь. Интерьер в классическом стиле, столы из настоящего красного дерева, мягкие диваны, огромный экран посреди комнаты, а за стеклом — спортивный зал… Всё это врезается в моё сознание, как в замедленной съемке.
При виде меня у людей приоткрываются рты.
Солдаты осторожно вталкивают меня в другую комнату и закрывают дверь.
— Я сказал бы, что рад тебя видеть, но не думаю, что это взаимно, так что не хочется ставить тебя в неловкое положение.
Он всегда говорит громко. В любом помещении его голос заполняет пространство.
— Я оказался здесь явно по ошибке, — откликаюсь я.
— Таких ошибок я не допускаю, учитывая, кто ты и кем является твой отец.
Генерал среднего роста, коренастый и атлетического телосложения. Его тело обладает угловатостью, свойственной тем людям, у которых хорошо развиты мышцы. Ладони кажутся непропорционально большими. Короткие русые волосы зачёсаны назад, щетинистые брови нависают над светло-серыми, почти бесцветными, глазами, тонкие губы крепко сжаты, а лицо испещрено глубокими старыми шрамами. Их, как и морщины, можно было бы исправить, пару раз посетив пластического хирурга, но, насколько я знаю, шрамы генерал намеренно оставляет на память. Как и положено военнослужащим старшего и высшего офицерского состава, он носит чёрную форму. У самого генерала и его солдат есть особый запоминающийся знак: треугольный красный платок. Он и сейчас завязан на левом предплечье.
Говорят, ещё на Земле, когда Генри Бронсон только строил карьеру, напала группа террористов. Серьёзно пострадала его дочь. Солдаты из отряда уже вывели её и нападение почти удалось отбить, но противники никак не сдавались. Полумёртвые, прежде чем испустить дух, они сумели расстрелять солдат. Их окровавленные тела остались лежать, напоминая треугольник, а внутри сидела дочь капитана. Раненная, но выжившая.
С тех пор красный платок на предплечье стал опознавательным знаком генерала Бронсона.
Многие знают эту историю. Солдаты, несомненно, боятся своего командира, но и уважают его. Насколько я знаю, генерал действительно стоит горой за своих людей, даже если с ними он груб и вечно всем недоволен.
— Тогда что я здесь делаю? — наконец спрашиваю я после затянувшегося молчания.
Несмотря на моё прошлое, здесь я никогда не был. Осматриваясь, начинаю понимать, в каком роскошном кабинете оказался. Мебель из красного дерева, как и в залах Бункера, что я мельком увидел несколько секунд назад. Массивный стол, заваленный техникой и, что удивительно, бумагами. Уже мало кто вообще помнит столь древний носитель информации. Да и зачем, если человечество давно пережило цифровизацию?
На стенах, покрытых рельефными обоями, висят картины. Дорогое удовольствие. Работы самые разные: на одних изображены земные пейзажи, на других — военная техника. Одна картина поистине жуткая: испуганные лица, обращённые к небу; люди провожают близких в космос, а сами остаются на планете, чтобы встретить собственную смерть…
Проигнорировав вопрос и перехватив мой взгляд, приклеившийся к картине, генерал произносит:
— Это напоминание о том, что миллиарды отдали свои жизни, чтобы жили мы. Наша задача — объединиться и построить новый мир для тех, кто выжил.
Слова динатов.
— Достаточно
