Оберег от нечистой силы (СИ) - Цветкова Алёна

— Я не знаю, — всхлипнула я, — мне и мириться, и отпускать его не хочется. И выбрать я не могу.

— Ох, Васька, — тетка Арешка вытерла ладонью слезу с моей щеки, — ты же купчиха. Сама знаешь, без риска в нашем деле успеха не добиться. Вспомни, как ты совсем недавно с лавкой своей вопросы решала, так и о браке своем подумай. Выгоду свою посчитай, убытки, в случае неудачи. И выбери, что для тебя лучше.

Да, как будто бы я не считала! Я уже до выдуманных дыр мысленную табличку с плюсами и минусами затерла. Да, только, как ни крути, а оставаться с Златославом мне выгоднее. И мануфактуры мои ко мне вернуться, и, правда, того гляди княгиней меня сделают. И мужчина любимый под боком будет.

Я, вообще, нашла всего один минус, который перечеркивал всю страницу наискосок. Леди Элеонора.

Я никогда не смирюсь с ее присутствием в жизни Златослава. В любом качестве: жены, любовницы или обиженной демоном женщины, с яйцом между ног. Я ее слишком ненавижу за то, что она бросила моего недомужа в юности, а он до сих пор не может ее забыть. За то, что эта ледь пользовалась его отношением, таскаясь к нему на Большой Уд. За то, что я никогда не стану такой, как эта леди и не смогу заменить ее Златославу. Я могу выучить этикет, и даже применять эти навыки и знания при посторонних. Но я не хочу, да и не могу, сломать себя полностью и всегда быть такой, какой он хочет, похожей на леди Элеонору. Я купчиха, и о чем бы я ни думала, в моей голове всегда крутятся мысли о заработке, о деле.

Вот, кстати, я совсем забыла про свою типографию! А ведь мне надо выпустить первый номер уже завтра утром, раз уж дядька Никамор привез бумагу.

— Тетка Арешка, — я с удивлением смотрела на гору нарезанного хлеба, — мне надо идти. Мне надо завтра выпустить первый номер газеты.

— Иди, — вздохнула тетка Арешка, — чисто мужик ты, Васька. Все о деле, да о деле… иди, неугомонная. Сама справлюсь.

И я, вздохнув и пожав плечами, побежала во двор за бумагой. Нашла берестяной короб, в которых ее укладывали на мануфактуре, взвалила на себя эту тяжесть и потащилась в лавку, где временно размещалась моя типография.

Текст у меня уже был набран, я тренировалась быстро расставлять литеры. Осталось кое-что подправить и можно печатать первый тираж.

Оказалось, что я немного напортачила с буквами, поменяв их кое-где местами. Пришлось исправлять, и только потом печатать «Купеческий вестник». В первом номере я коротко рассказала о чем будет газета, сообщила о возвращении каравана дядьки Никамора из Летинска с новыми товарами, выложила большую статью об изменениях цен на драгоценные камни, о перспективах их добычи и мнение известного ювелира о будущей моде на драгоценности. Чтобы добыть эту информацию мне пришлось хорошо побегать за дальним родственником тетки Арешки, тем самым «известным» ювелиром, который делал мне литеры. Но оно того стоило. Я надеялась, что для большинства купцов эта информация будет просто бомбической.

Меня так трясло, что даже вернувшись домой посреди ночи, я не могла заснуть до самого утра. А чуть стало светать, помчалась обратно в лавку, чтобы раздать первые сто экземпляров первой в мире газеты моим мальчишкам, которые прибегали к лавке каждое утро. Они ждали возможности заработать, пожалуй, даже больше, чем я.

Газета получилась недешевая, даже очень дорогая. По полфурта. Но уже через полчаса стали возвращаться пустыми первые мальчишки газетчики. Пришлось срочно учить одного из них работе в типографии. За день я продала две с половиной сотни газет на сто двадцать пять фуртов, при себестоимости в сто. Это был успех.

Ювелир так прославился, что теперь мог называться известным без всяких кавычек. Драгоценные камни купцы раскупили так быстро, что мгновенно возник дефицит, цена резко пошла вверх, что еще более укрепило авторитет «Купеческого вестника». Но это было потом. А сейчас я вернулась домой на обед. Мне нужно было немного поспать после ночной смены, слишком сильно я вымоталась после полутора суток бодрствования.

За стол я садилась почти вслепую. И совсем забыла, что по милости доброго Никамора, предлагавшего ночлег даже тем, кто в нем не нуждался, у нас сегодня гостил летинский святоша собственной персоной.

И вот сижу я, ложкой машу в полусне, хорошо мимо рта не промахиваюсь, и вдруг слышу до боли знакомый голос:

— И часто она так по ночам работает?

Я даже вздрогнула. И ложку из рук выронила. И только тогда вспомнила, что уже вчера вечером Златослава видела. И он еще у меня прощения просил. И слезы свои вспомнила. И слова тетки Арешки. И то, что я о его леди этой проклятой думала.

— Дак, Васька у нас вона что удумала, — дядька Никамор гордо сунул под нос Златославу листок «Купеческого Вестника», — все наши гудят, мол, дюже полезная вещь эта «хазетла»

— Газета, — поправила я дядьку Никамора и улыбнулась Златославу, отвечая на его вопрос, — вчера первую ночь я работала, а теперь два раза в неделю буду. А если кого не устраивает жена купчиха, так я не навязываюсь. Выход вон там, — кивнула я в сторону двери. — А ежели устраивает, то и у меня условия будут. Коли сможешь про леди Элеонору забыть, так глядишь и сладится у нас с тобой совместная жизнь. А коль она сердцу твоему дорога и не можешь ты о ней не думать, то я сама с тобой быть не согласна. Не могу я Златослав второй быть. И даже первой не могу. Только единственной.

— Василиса, давай мы с тобой после обеда поговорим, наедине. — попытался замять разговор Златослав.

— Отчего же? — приподняла я бровки, — дядька Никамор и тетка Арешка мне как родные. Они меня в трудную минуту не бросили, руку помощи протянули. На правильный путь наставили. Прав ты, Златослав, не гожусь я в леди. Купчиха я. И нравится мне здесь, среди своих, тех, ко

го я понимаю, и кто меня с полуслова понимает.

— Хорошо, — вздохнул Златослав и положил ложку рядом с тарелкой, — скажи, недожена моя любимая, с чего ты взяла, что я на леди Элеоноре жениться решил?

— Ты сам сказал, — ответила я уверенно, — что-то а твои слова «думаю предложение леди Элеоноре сделать» я очень хорошо помню. До сих пор слышу.

— Э-э-э, — глазки недомужа забегали, а скулы порозовели, — если я сказал я такое, то только в сердцах. Да, если бы мне леди Элеонора нужна была, Василиса, я бы на ней давно женился. Это она за меня замуж хотела, а мне другая люба, — и уточнил вовремя, — ты, Василисушка.

— В сердцах?! — возмутилась я, — в каких таких сердцах?! Да ты спокоен, как удав, был!

— Удав? — хором переспросили Златослав, дядька Никамор и тетка Арешка.

— Змея такая, — рыкнула я, — которая жертву свою обвивает и душит, молча прямо в глаза глядя. И ты так же, душил меня словами своими, а сам спокойно кашу жрал! А когда я сбежала, даже вдогонку не кинулся! И забыл меня совсем, пока дядька Никамор за тобой не приехал! А ежели не поехал бы он в Летинск, так и вовсе я бы тебе не нужна была!

Я снова кричала, выпрыгнув из-за стола и размахивая руками, не в силах сдерживаться. Только в этот раз еще слезы лились градом. Так больно мне было, что и слов сказать нет. Сердце железом каленым жгло. Душу наизнанку по живому выворачивало.

А недомуж мой негодяйский, со стульчика своего вскочил, ко мне подлетел, да обнял меня. К себе прижал, крепко-крепко.

Нет, я вырваться пыталась, конечно же. Визжала, руками-ногами билась. Да только ему все ни по чем было. Обнимал меня Златослав, по спине поглаживал, да слова ласковые на ушко шептал… наши… те самые, от которых сердце у меня заходилось, и внутри все от счастья сжималось в клубочек маленький.

И от слов этих ярость моя уменьшалась… съеживалась… пока совсем не исчезла. И плакала я теперь совсем по-другому. Не от обиды, а от облегчения. И недомужа любимого обнимала в ответ. Крепко-крепко.

А он на руки меня подхватил да понес из столовой в спальню. Мириться.

Только и успела услышать я, как дядька Никамор вздохнул с восхищением:

— Ох, и горяча баба-то! Был бы помоложе, сам бы на Ваське женился… ой! — воскликнул он потирая затылок. Это ему от тетки Арешки прилетело. Полотенцем.