Обручённые Хаосом (СИ) - Змеевская Анна
Он не упал. Жаль, но ожидаемо; я и не рассчитывал.
Как и не рассчитывал всё же получить под ребра — да с такой силой, какую медведь не может ожидать от волка.
Всё же Ярлак хорош. Силен, быстр, проворен. Куда более ловок, чем я, и тренирован лучше. Пару раз у него вышло опрокинуть меня на землю; острые волчьи зубы сверкнули в опасной близости от шеи…
Мне удалось его сбросить. Пришлось выпустить медвежьи когти, процарапать Ярлаку бок. Он взвыл, отстранился, давая мне время вскочить на ноги. Кто-то сказал бы, что это нечестно, но о чести в драке треплются только слабаки. Ты либо побеждаешь, либо умираешь. А в кровавых разборках с врагом чести нет и быть не может.
В кровавых — это буквально. Я отвлёкся на жалкое мгновение, не заметил обманного маневра, а острые когти уже полоснули меня по лицу. Сукин сын, чуть без глаза не оставил! И тут же тяжёлый кулак что было сил въехал мне прямиком в солнечное сплетение.
Дерьмо. Сверкать мне распаханной мордой ближайшую неделю, раны, нанесенные другим альфой заживают долго. Еще и вдохнуть получилось не сразу, отчего даже показалось, что я проиграю.
Я — грязному волчаре!
Этого я стерпеть не мог и больше обмануть себя не дал. Вовремя успел схватить Брендана за предплечье, развернул спиной к себе, коленом ударил в поясницу. Ещё немного, и непременно сломал бы ему позвоночник, но первой хрустнула рука. Брендан рухнул на землю, утягивая меня за собой и заставляя навалиться на него. Я удержался, сильнее вывернул уже сломанную руку. Зубы вонзил в плечо, когтями распахал ему спину, от шеи до самой поясницы. Чужая плоть невыносимо мягкая и податливая, запах крови щекочет нос, вызывая жажду насилия и смерти…
Изувечить. Убить. Вырвать горло наглому выблядку, посмевшему претендовать на то, что моё. Я Хота гро Маграт, и мне ничего не стоит разодрать на куски любого альфу на Севере.
Не стал. Остановился. Пусть знает и он, и вся его блохастая семейка, что я не сын своего отца.
Брендан подо мной дышал. Еле слышно, уже вырубившись не то от болевого шока, не то от потери крови. Но дышал. И пульс медленно бился под пальцами.
Вот и славненько. Неохота мне в маршалы переучиваться.
49
Я поднялся. С трудом, надо признать. Ярлак хорош в драке. Из него вышел бы отличный союзник, если уж совсем начистоту. Вышел бы, не будь он так охоч до чужого.
— Что встали? — рыкнул я на волчьих бет, бестолково замерших поодаль и в ужасе глядящих то на меня, то на ошмётки своего альфы. — В больницу его тащите. Хотя дело ваше: сдохнет, я рыдать не буду.
— Тебе бы самому не помешало.
Пока двое волков поднимали своего неудачливого альфу, третья подошла ко мне и замерла напротив. Есть в ней что-то знакомое, но что именно — вспомнить так и не смог.
— А тебе-то что за дело?
— Беспокоюсь, — хмыкнула она, сложив руки под пышной грудью. — По старой памяти.
Что за память может связывать меня с волчицей, я понял не сразу. Кое-как сообразил, глянув на весьма впечатляющие формы, и смутно вспомнил, где я уже видел светлые волнистые волосы и слышал этот голос. Тогда мы, правда, совсем не разговорами занимались.
— Тина?..
— Тереза, — всё с той же усмешкой поправила она, прежде чем приблизиться. Помогла оттереть кровь с виска и брови, дотронулась до разбитой губы. — Да ты прямо красавчик, знаешь?
— Ага, как и всегда, — я решительно отпихнул её руку — не хватало ещё, чтобы от меня пахло другой женщиной. — Отвали, всё нормально.
— Брен тебе кучу ребёр переломал. Не выделывайся, Маграт, и давай ключи, — она протянула ладонь, будто всерьёз ожидая, что я позволю ей сесть в свой кар. — Отвезу тебя в больницу. Не хватало ещё, чтобы у нас тут прокурор помер.
Нет, она и впрямь ждала, что я соглашусь? Смеяться было больно; звук, вырвавшийся из моего горла, похож скорее на кашель. Даже отвечать ей ничего не стал, просто направился к машине. Блядь, с рёбрами и впрямь беда. И с ключицей что-то — понял, когда дёрнул на себя ручку дверцы и чуть не взвыл.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})— Маграт!
— Ты не сядешь в мою машину! Нет, ни за что. Не хватало ещё, чтобы от обивки несло псиной.
Она поняла, в чём дело. Не могла не понять. Но не обиделась, усмехнулась снова, опять подошла. На этот раз — чтобы помочь мне захлопнуть дверь. Ладно, это вполне уместно, учитывая, что любое движение левой рукой отзывается чудовищной болью.
— Мне стоит извиниться? — поинтересовалась Тереза, когда я кое-как устроился и смог завести машину. — Ты знаешь за что.
Стоит ли? Вот уж не думаю, что за наши развлечения пятилетней давности должна извиняться она. Да и никто уже не должен. Мысль, что ту страницу прошлого нам всем давно бы пора перевернуть, пришла внезапно, чёткая и ничуть не менее острая, чем когти и зубы Ярлака.
Я покачал головой. И, подумав, вернул ей усмешку.
— Просто держись подальше от Реджины. Если она захочет твою голову в нарядной корзиночке — она её получит. А я вмешиваться не стану.
Волчица на это понимающе кивнула. Держу пари, в этой драке она болела за меня: не потому, что я такой красавчик (хотя и не без этого), а просто из страха, что её вожак возьмёт в пары Реджину. Есть чего испугаться; моя киса мстительна, злопамятна и страшна в гневе.
Ну да, мне бы и самому не следовало сейчас ехать к Реджине — вот уж кто явно не одобрит ни этой драки, ни того, что я едва могу шевелиться. Грёбаный Ярлак!.. Но мой зверь прямо-таки требует забраться в уютную берлогу, пожрать, зализать раны. И ни в какую не желает считать таковой мою квартиру.
Не в квартире тут, конечно, дело. Я просто должен оказаться рядом с моей Джинни. С женщиной, за которую я пролил кровь и получил раны.
Как доехал и умудрился не собрать все столбы по дороге — так и не понял. Не иначе чудом и волей Хаоса. В голове мутно, не до слабовольной потери сознания, но всё же соображать выходит с трудом. Как и следить за дорогой одним глазом, потому что второй безжалостно заплыл и болит. А вот воротам, ведущим во внутренний двор, не повезло — я всё же не смог рассчитать расстояние и задел их бампером.
Да и хер с ним, сойдёт за стук. Сейчас моя киса спустится и заберёт меня, потому что сам я вряд ли дойду в ближайшую вечность…
Киса не спустилась. И закралось нефиговое такое подозрение, что спускаться просто некому.
Кое-как выбрался из салона, доковылял до крыльца, попутно принюхиваясь. Похоже, в доме Джинни нет — след относительно свежий, начинается возле входной двери и теряется где-то в зарослях можжевельника. Гулять ушла, что ли? Ладно, буду надеяться, что недалеко и ненадолго. Если услышала, как я поприветствовал бампером ворота, значит, скоро будет здесь.
Морщась от боли, неуклюже уселся прямо на крыльце, рядом с аккуратно сложенной кучкой одежды. В дом ползти уже сил нет, да и немного стрёмно: жизнь с тигриным прайдом приучила меня не лезть без спросу в их логова. Медведи тоже не любители делиться, но тигры с их территориальной агрессией — это просто кошмар…
Очень прехорошенький кошмар, что уж там. Полосатый. Даже сейчас я не мог не улыбнуться, едва завидев тигрицу — огромную, но ничуть не грузную, поразительно изящную для таких габаритов. Самую красивую из всех. Огненная шкура лоснилась под летним солнцем, массивные лапы ступали по траве на удивление бесшумно, а круглые уши забавно шевелились. Похоже, большую кису растревожил запах крови. А уж едва она поняла, что он исходит от меня — вмиг оказалась рядом и, басовито муркнув, с явным беспокойством заглянула мне в глаза. И тут же принялась зализывать мои раны, заставляя одновременно смеяться и морщиться от дискомфорта.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})— Прекрати, ну больно же… Ай! Джинни!
Мне ответили крайне выразительным кошачьим взглядом — мол, сам-дурак-виноват. Я вздохнул и протянул руку — правую, относительно здоровую, — чтобы, как в старые времена, шутливо щёлкнуть свою тигрицу по шершавому носу и запустить пальцы в роскошный мех.
Это я вовремя проделал: совсем скоро приятная жёсткость тигриной шкуры сменилась бархатистой гладкостью девичьей кожи, а громадные лапы стали изящными женскими руками. И только глаза остались прежними — жёлтые, хищные, свирепые. Полные ярости.