Попала! Проверка на истинность - Мария Минц
Я тоже на всякий случай оглянулась. Да, в спальне больше никого не было, кроме Тивадая, который лежал на кровати, широко раскинув плюшевые лапы. Его присутствие подбодрило меня, хоть он и очень успешно прикидывался обычной игрушкой.
Эстер я исподволь опасалась. Как-никак она была дочкой Алисии Стирран, которая очень обозлилась на меня из-за наследства, и открыто выражала свою неприязнь. А тут вдруг она захотела поговорить… ладно, послушаем.
– Что ты думаешь о Ханне? – тихо спросила Эстер. Она была совсем не похожа на себя обычную – холодно-отстранённую, и, скорее, смахивала на самую обыкновенную девчонку, чуть помладше меня. Разве что очень растерянную.
Я замялась. Сейчас я не могла думать ни о чём, кроме Иштвана, и вопрос Эстер застал меня врасплох. Чего уж там, Ханна была едва ли последним человеком, на кого я обращала внимание в последнее время. Соседка и соседка.
– Ну… – неопределённо протянула я. Серые глаза Эстер напряжённо следили за мной, – ну, она весёлая. Неунывающая. Оптимистичная. Не знаю, что ещё сказать, мы никогда толком не общались. А почему ты спрашиваешь?
Эстер прищурилась.
– В последнее время Ханна кажется мне странной, – призналась она, – она начала постоянно забывать разные мелочи, вроде имени собственного отца, расписания на сегодня… иногда даже не может ответить на простейшие вопросы, вроде того, какие у неё планы на сегодня.
– Погоди-погоди, – пробормотала я, растерявшись, – а зачем ты всё это у неё спрашивала?
В голове сразу возникло видение: Эстер припирает несчастную Ханну к стенке и ледяным командирским тоном начинает задавать ей каверзные вопросы. Бедная Ханна краснеет, пытается вырваться и, конечно же, не может нормально ответить ни на один.
Эстер вздохнула.
– Слушай, я знаю, что ты думаешь обо мне, – упавшим голосом произнесла она. Я подняла бровь и тут же невольно залилась краской: я же в точности скопировала Иштвана, когда он выражал недоверие!
Меж тем Эстер продолжала говорить:
– Ты наверняка считаешь меня стервой или просто неприятной девицей. Со стороны я действительно могу показаться такой. Но, поверь, это совсем не так!
Я не удержалась и скептически хмыкнула, вспомнив холодно-отстранённое, едва ли не враждебное поведение девушки всё это время.
Эстер тряхнула белокурыми волосами, выпавшими из растрепавшегося пучка.
– Совсем не так! – повторила она, и в её голосе прозвучал какой-то отчаянный надрыв, – я просто толком не умею нормально общаться с людьми. Мама всегда внушала мне, что все вокруг – это всякий сброд, недостойный внимания, и надо выбирать друзей только среди высокородных. Она всегда пресекала все мои попытки подружиться с кем-то, и теперь, когда я вырвалась от неё в Академию, то поняла, что просто не могу начать ни с кем нормально общаться.
В потёмках комнаты я заметила, как у неё заблестели слёзы. У меня защемило сердце, и мне внезапно стало очень жалко Эстер.
А ещё я рассердилась на Алисию. Зачем так поступать с ребёнком? Она что, не понимала, что только вредит дочке? Эх, поговорить бы с ней прямо сейчас!
– Эй-эй! – испугалась я, – ты чего? Я не в обиде, честно! Если хочешь, мы можем подружиться, мне это только в радость! Чем больше компания, тем прикольнее.
Девушка вытерла глаза ладонью и недоумённо взглянула на меня. Я спохватилась, осознав, что опять ввернула в речь слово из своего мира.
– Веселее, – поправилась я, – в большой компании всегда веселее.
Эстер шмыгнула носом и вдруг улыбнулась. Широко и искренне. Эта улыбка волшебным образом преобразила её, превратив ледяную маску в личико очень милой девушки.
– Спасибо! – выдохнула она, – пожалуй, всё, что мама говорила о тебе, было неправдой.
– А что она говорила? – тут же насторожилась я, – она что, приезжала в Академию?
Эстер опустила глаза.
– Нет, – пожала она плечами, – но письма она мне пишет. В нескольких из них она упоминала твоё имя, говорила… м-м… всякие нехорошие вещи. Называла воровкой, мошенницей… и… Я больше не буду их повторять. Сначала я отнеслась к тебе настороженно, но потом поняла, что ты совсем не такая, как описывала мама.
Повисло очень неловкое молчание. Эстер тяжело дышала, словно пробежала многокилометровый марафон, и усиленно отводила глаза, явно не желая невзначай встретиться с моими.
Я тоже не торопилась высказываться. Во мне бурлило негодование. И зачем, интересно, мама Эстер так поступила? Неужели ей настолько не даёт покоя вся эта ситуация с завещанием.
– Ладно, – вздохнула я, – спасибо, что поделилась.
Эстер кивнула. Она выглядела такой несчастной, что мне тут же захотелось её подбодрить.
– Ты не переживай, – мягко сказала я, – мало ли, кто там что говорит. Я на тебя обиды не держу и с радостью готова стать твоей подругой.
– Спасибо, – всхлипнув, пролепетала девушка, и я ободряюще похлопала её по плечу:
– Выше нос! Хорошо, что поговорили по душам!
И поспешно добавила, чтобы сгладить возможную неловкость:
– Так что там с Ханной?
Эстер вытерла глаза и поспешно вскочила с кровати. Подошла к стене и, со словами: «что-то тут совсем темно» прикоснулась к магическому светильнику. Спальня немедленно озарилась мягким желтоватым сиянием.
Я застыла на месте, чувствуя, как потрясение придавливает меня к кровати.
– Я вот сейчас думаю, может, мне это просто померещилось? – прощебетала Эстер, садясь напротив и по-турецки подтягивая под себя ноги, – может, и не было в поведении Ханны ничего такого? Просто не надо было лезть с расспросами.
Я что-то выдавила в ответ, не в силах оторвать глаз от причёски Эстер.
В её светлых волосах поблескивала заколка, украшенная очень узнаваемой бусиной. Рядом с ней зияло пустое гнездо, в котором явно не хватало ещё одной.
Глава 45
Василиса
– С тобой всё хорошо? – обеспокоенно спросила Эстер, – что-то ты побледнела.
– Да-да-да, – закивала я, натянув на лицо широкую улыбку. Сердце гулко бухало в груди, и я вдруг испугалась, что Эстер сейчас это услышит, – я просто очень устала… насыщенный был день, почти уснула с открытыми глазами.
Эстер пристально смотрела на меня, а я почувствовала, как меня и правда начинает клонить в сон. Со мной иногда случалось такое, когда от переизбытка переживаний хотелось просто лечь и уснуть, чтобы на следующий день всё произошедшее казалось просто дурным сном.
Показательно
