Ларисса Йон - Обреченные любить
— Может, и так, а может, я наконец-то становлюсь демоном-семинусом и делаю то, что выгодно мне. Вы с Рейтом именно так и поступаете.
Шейд грязно выругался и вышел, громко хлопнув дверью. Эйдолон разочарованно покачал головой. Он не любил бить ниже пояса, но последнее время ему приходилось делать это все чаще, однако ссориться с братьями, особенно сейчас, было последним делом, и уж тем более ссориться с Шейдом.
Когда он повернулся к Тайле, то все еще не мог подавить в себе гнев и отчаяние.
— Ты пришла сюда, чтобы привести эгисов в мой госпиталь.
— Да.
Он почувствовал боль от предательства, хотя это было предсказуемо, ведь они враги. Он предполагал, что нечто подобное случится, но по какой-то причине ему было очень неприятно, что она пыталась разрушить то, что он с таким трудом создал.
— Я даже не спрашиваю тебя, почему ты сделала это. Твоя ненависть очевидна.
— Я не питаю к тебе ненависти, — сказала она с хрипотцой в голосе. Ее взгляд резанул его словно скальпелем. — Бог свидетель, я не питаю к тебе ненависти.
Он был обескуражен ее словами.
— Врешь.
— Нет, если бы я тебя ненавидела, позволила бы бомбе взорваться в госпитале, а не снаружи.
Он горько усмехнулся.
— Ты спасала собственную шкуру.
— Да, наверное, я думала бы так же. — Она смотрела в пол. — Кто-нибудь пострадал?
— Да, — сказал он со злостью в голосе, — эгисы не уничтожили мой госпиталь, но все же лишили жизни нескольких докторов. Ты хоть понимаешь, маленькая убийца, что твои коллеги приговорили к смерти и тебя?
Тайла всхлипнула. Слезы, которые она так долго сдерживала, готовы были хлынуть из глаз.
— Это была жертва. Жертва во имя добра.
— Жертва во имя добра? — Эйдолон был взбешен. По-настоящему взбешен. Он одним шагом преодолел расстояние между ними и схватил ее за плечо, с трудом подавив в себе желание вытряхнуть из нее дух. — Ты действительно веришь в это?
Она посмотрела на него с болью в глазах.
— Мне приходится.
— Почему?
— Потому что если бы я не пошла на эту жертву, то потеряла бы в их глазах саму себя. — Она моргнула, и слеза все же скатилась по ее щеке. — Они все, что у меня есть, и если я им больше не нужна…
Злость испарилась, будто и не бывало. Эйдолон всегда учитывал эмоциональное состояние того, с кем общался, и, прежде чем смог придумать что-нибудь получше, он прижал ее к себе, пока она рыдала.
Этого не должно было произойти. Предполагалось, что он будет рвать и метать, выплескивая на нее гнев за то, что она сделала. Но вместо этого он держал ее в объятиях, гладил по голове и нашептывал успокаивающие слова.
И уж определенно ему не должно было быть так хорошо.
Она прижалась к нему всем телом, и Эйдолон начал возбуждаться.
— Юрий, — сказала она дрожащим голосом. Дрожал не только голос, но и ее руки и плечи. — Он был доктором?
— Да, и неплохим. — Ее тело сотрясли безмолвные рыдания, и, несмотря на то что понимал, что не должен, он захотел смягчить страдания. — Но кроме того, он был оборотнем: оборачивался в гиену — и жестоким засранцем.
— И все равно то, что они сделали с ним…
Он, возможно, заслужил. Эйдолон не произнес этого вслух, он потерял талантливого хирурга, и заменить его будет непросто.
Голос снаружи кабинета отвлек его внимание от Тайлы, и то, что он увидел через окно, заставило его выругаться.
— Надеюсь, этот парень не доктор, — сказала Тайла, глядя на Рейта, который шатался словно тын на ветру в соседнем кабинете. Он сделал пару шагов вперед, затем качнулся назад и упал спиной на стену.
— Только этого мне не хватало, — пробормотал Эйдолон. — Стой здесь.
Он вышел из кабинета и подошел к Рейту.
— Привет, братан.
Эйдолон схватил брата за шею и приподнял.
— Идиот. Секор дез унез!
Рейт расхохотался, обнажив клыки.
— Ух ты! — заговорил он языком джастисов.
— Большой брат зол!
— Я же велел тебе держаться подальше от людей!
— Ну уж нет, старик, хватит с меня ваших фильтрованных помоев.
Взревев, Эйдолон швырнул Рейта через комнату. Тот рухнул на пол, перекатился несколько раз и ударился о стену, но прежде чем он успел подняться на ноги, Эйдолон был уже сверху и вдавил голову брата в ковер.
— Эй! — Шейд обнял брата за плечи. — Эйдолон! Подними его!
— Ему и так хорошо.
— Да, знаю, я принес «Наркана».
— К черту, — вспылил Рейт. — Я сожрал того наркошу по чести и совести.
Все еще не отпуская брата, Эйдолон стиснул зубы так, что заныло в висках.
— Ты убил его? Этот наркоман мертв?
— А я почем знаю?
Шейд опустился на корточки и потер ладонью лицо.
— Свидетели?
— Да мне по барабану.
— Рейт…
— Отвалите вы от меня. — Рейт облизнул языком клыки, будто пробуя кровь на вкус. — Консул вампиров меня не тронет, и вы это знаете.
Он был прав. Будучи одновременно демоном-семинусом и вампиром, он попадал в область беззакония между двумя видами, и Консулы в свое время едва не дошли до рукоприкладства, выясняя, каким же правилам он должен подчиняться. Особенно если учесть, что наказание за причинение вреда было особенно сложной статьей, когда речь заходила о законодательстве Темных сил, и оба Консула в конце концов не без помощи Шейда и Эйдолона сошлись на компромиссе. Рейт понятия не имел об этом соглашении; впрочем, не узнал бы и Эйдолон, если бы не случай.
— Самонадеянный болван, — пробормотал Шейд, пригвоздив руку Рейта к полу и зубами стащив колпачок с иглы шприца.
Рейт зашипел и попытался сопротивляться. Эйдолон, бесцеремонно прижав плечо брата коленом, держал его, пока Шейд вводил «Наркана», один из немногих человеческих медицинских препаратов, который действовал на демонов так, как было задумано для людей.
— Мне надоело нянчиться с тобой, — сказал Эйдолон, хотя понимал, что толку от его слов будет мало. Тем не менее следовало донести мысль до брата.
Каждый раз, когда Рейт пожирал человека в состоянии наркотического опьянения — причем всегда это был мужчина, поскольку Рейт никогда не прикасался к человеческой самке ради секса или крови, — он впадал в депрессию, поскольку это напоминало ему о прошлом, о его детстве и о тех пытках, которым он подвергался. Это было то, о чем он никогда не говорил. Разве что порой заикался, рассказывая, как вампиры замучили до смерти нескольких человеческих самок, и именно поэтому он ничего подобного не сделает. И как результат, он пожирал только мужчин-людей и демонов других видов. Редкие наркоманы были для него своего рода избавлением, но именно Эйдолону приходилось каждый раз отвечать за брата.