Грешник - Эмма Скотт
В свете этой истины я взглянула на Кассиэля будто в первый раз и в то же время как на до боли знакомого человека. Я знала каждую его черточку. Каждое выражение его лица, каждый оттенок улыбки, каждый взгляд.
«Потому что он мой. И всегда был моим».
Я крепко сжала его руку, как будто его снова могли у меня отобрать.
– Мне нужно с тобой поговорить.
Он опустил взгляд и прочел на моем лице все. В его глазах появилось понимание. Я ждала, что он назовет меня сумасшедшей или пьяной или, может быть, произнесет слово, которое усыпит мои воспоминания.
Вместо этого он печально улыбнулся и покачал головой.
– Возможно, он был прав. Я просто должен любить тебя. – Кассиэль коснулся моей щеки. – Ли’или.
Я почувствовала, как мое сердце разбивается на осколки и одновременно исцеляется. На глаза навернулись слезы. Мне еще никогда не приходилось ощущать столь приятное тепло и целостность. Утраченная любовь всей моей жизни и сотни других.
Теперь она обрела имя.
Эбби болезненным толчком локтя вывела меня из задумчивости. Она многозначительно откашлялась, кивнув в сторону Гая.
– О господи, обожаю эту песню! Кас, потанцуй со мной.
Она взяла его за руку и потащила на маленькую танцплощадку на краю веранды. Яна и Брайан о чем-то тихо переговаривались и копались в сумке для подгузников, висевшей у него на плече.
– Будь у меня свободны обе руки, я бы нашла, – сказала Яна. – Люси, ты не возражаешь?
Она усадила Уайатта мне на руки, а в это время Кас позволил Эбби утащить его прочь. Но он покачал головой, давая мне понять, что все будет хорошо.
«С ним все будет в порядке, – подумала я. – Кто-то за нами приглядывает. Должен…»
– Забудь. Уже слишком поздно, – буркнула Яна своему мужу, и в семье установилось перемирие. Она благодарно улыбнулась мне и потянулась за ребенком.
– Спасибо, Люси…
Уайатт рыгнул, и на рукаве моего платья растеклось белое пятно.
– О нет, мне так жаль! Черт, твое платье…
– Все в полном порядке, – отмахнулась я, смеясь. Я похлопала мальчика по спине. – Ты в порядке, мой сладкий? Хочешь к мамочке?
Яна взяла ребенка и помахала Брайану свободной рукой.
– Достань салфетку, быстро.
Ее муж начал очередные поиски.
– Я не вижу здесь никаких салфеток…
– Ты, должно быть, издеваешься надо мной…
Снова началась перепалка, и я рассмеялась.
– Да не переживай ты, Яна. Я возьму в баре мокрое полотенце.
У длинной полированной стойки все стулья были заняты, кроме одного с самого края. Сев на него, я попросила у бармена намочить салфетку и, когда он выполнил мою просьбу, стерла пятно с плеча. Я уже вставала, чтобы уйти, как вдруг до меня донеслась ужасная вонь, едва перебиваемая одеколоном. Что-то холодное и липкое сжало мое запястье. Это были чьи-то пальцы, украшенные старинными кольцами, сверкавшими золотом и рубинами. Я подняла остекленевший от ужаса взгляд.
Передо мной стоял мужчина средних лет, но его бледно-голубые глаза говорили о том, что он старше самого времени. На нем был чистейшего белого цвета костюм с фалдами и цилиндр. Очередная ложь: в этом существе не было ничего чистого. Его волосы ниспадали на спину мягкими каштановыми волнами, а на носу сидели элегантные очки. Он напомнил мне Гэри Олдмана из «Дракулы» Брэма Стокера – отвратительное чудовище в костюме достойного человека.
«Астарот».
Пока я разглядывала гостя, из его рукава выползла змея и задела мое запястье своим холодным и скользким телом. Я попыталась отдернуть руку, но демон держал крепко.
– Люси Деннингс, – произнес он древним замогильным голосом. – Девушка, от которой не может отказаться мой прекрасный принц. Наконец-то мы встретились.
– Отпусти меня.
Он наклонился ко мне.
– Ты первая.
Я уставилась на него, неприкрытая злоба в его пустых голубых глазах заставила затрястись внутри от страха. От его смрадного дыхания, несшего в себе всю гниль и испорченность мира, слезились глаза. Он избавил меня от своего пристального взгляда, но по-прежнему крепко сжимал мое запястье.
– Твоя власть над Кассиэлем на протяжении веков была мне помехой. Его слабость к тебе вызывает у меня отвращение. Препятствие, которое я больше терпеть не намерен. Твое увлечение им в равной степени сбивает с толку. Ты знаешь, кто он, твой возлюбленный?
– Да, – выдавила я сквозь пересохшие губы. – Я точно знаю, кто он такой. Наконец-то…
Астарот фыркнул, и вонь усилилась.
– Я говорю не о человеке, которого ты знала в одной жалкой жизни тысячи лет назад. Жизнь, за которую вы оба уцепились, как ракушки на затонувшем корабле. Я говорю о том, кто он сейчас. Кем он стал благодаря моей заботе.
– Заботе? – Я коротко и испуганно хохотнула. – Неважно. Он все еще остается самим собой. Ты ошибся…
– Ошибся? Ошибся?
Голос Астарота прогремел так громко, что вибрация отдалась у меня в груди. Я огляделась в поисках помощи и тихонько вскрикнула. Все помещение застыло, каждый гость замер, как в живой картине. Как будто мы стали героями фильма, а Астарот поставил его на паузу в середине сцены.
– Я не ошибаюсь, девочка, – усмехнулся демон. – Это другие допускают ошибки и подводят меня. И должны быть наказаны. И смещены с должности.
– Нет, – я покачала головой, удивляясь собственной дерзости. – Ты облажался, потому что любовь сильнее всего, что ты пытался с ним сделать.
– Любовь. – Он фыркнул. – Любовь не может его спасти. Он лжец. Грешник. Демон высшего порядка. Ты купилась на его сказочку об искуплении? – Он рассмеялся, невесело и холодно. – Глупая девчонка. У него есть только один выход.
– К-какой? – спросила я дрожащими губами.
– Сделка. Душа за душу. – Астарот провел длинным ногтем по моей щеке. – Такая милая, Люси Деннингс. Такая цветущая и добрая. Интересно, насколько далеко простирается эта доброта?
Я крепко зажмурилась, ужас стальным кулаком стиснул сердце так, что не вздохнуть.
– Кассиэль ради обладания тобой пожертвовал своей вечной душой. И ты ни за что не позволишь ему страдать следующую тысячу лет. Если, конечно, любишь его, милая Люси. А ты действительно его любишь… – Он склонил голову набок с притворным любопытством. – Разве нет?
Демон отпустил мое запястье и встал, змеи заскользили по его ногам и по барной стойке. Он коснулся моего подбородка костяшкой пальца, приподняв мне голову, и изучающе оглядел меня. Каждой клеточкой кожи я чувствовала его замогильный взгляд. Гниющий язык коснулся уголка его губ.
– Такая сочная, – выдохнул он, и
