Ключ от этой двери (СИ) - Иолич Ася
– Мне так не хочется, чтобы ты уезжал. Но я понимаю, что надо.
– Я оставлю тебе Арчелла. Не стесняйся пользоваться его помощью. И найди девушку, если хочешь.
– Девушку?
– Да. Я не сомневаюсь в твоих способностях к ведению хозяйства, особенно после того, как пожил у вас в долине, но это просто освободит тебе руки. Освободит немного времени для того, чем ты хочешь заниматься. Я не собираюсь заменять ни себя, ни тебя какими-то другими людьми. Но даже у вас в долине в детской сидели посменно. Я провёл с Киматом несколько дней и зауважал тебя ещё крепче. Он маленький, но уже как капля ртути, и нет покоя его рукам, ногам и голове. Он однажды залез на стол и бегал по нему... Только не говори Иллире. Я всё вытер, она не видела.
– Его прямо так и манит этот стол. Уж не знаю, почему.
– Ну, в общем, подумай над моими словами. На Венеалме крайне мало места, и я не настаиваю, но, если вдруг твоё большое доброе сердце увидит человека, которому нужна помощь, и который готов работать, а не присосаться пиявкой вроде Паделла, то мы можем себе это позволить, любовь моя, – сказал Конда, гладя её по волосам. – Не бойся перепоручать и перенаправлять дела, которые отнимают твоё время, и которые может выполнить кто угодно. Например, твою любимую стирку.
– Ох, не напоминай.
– Вот об этом и речь. Если бы я пытался всё сделать вот этими руками, которые сейчас держат твой стан, то давным-давно уже бы закончился. Так же, как и олем Нети передавала измельчение трав своим правнукам, помнишь? Стирку-то ты точно сможешь с лёгким сердцем передать в другие руки. Так же, как ты передала обучение новеньких тем, кто уже прошёл основы, чтобы не топтаться на одном месте.
– Откуда ты знаешь?..
– Мальчишки – поистине кладезь разнообразных сведений. И они гораздо честнее и нелицеприятнее некоторых взрослых. Это я про Раталла.
– Клятый Раталл, – буркнула Аяна. – Конда, а где мы будем жить? После того, как разберёмся со всем этим?
– Я пока не решил. Это от многого зависит. Айи, пока не очень понятно, что будет дальше. Не всё зависит от нас с тобой. Представь, что Лойка вдруг захочет вернуться в Арнай, побывав в долине и повидавшись с мамой. Что если ты приедешь туда и сама захочешь остаться? Что если Пулат решит отойти от дел, когда увидит, что я справляюсь с управлением делами семьи? Слишком много всего сплетено, слишком много пока перекрёстков на этих наших с тобой дорогах. Я не вправе силой подталкивать всех в нужном мне направлении и тянуть за все эти нити, чтобы люди принимали удобные мне решения. Поэтому такие дела будем рассматривать на месте, исходя из обстоятельств. Мы в любом случае ещё до этого переедем с Венеалме туда, где будет побольше места, парк или большой сад. Год – это долго. Я не хочу запирать тебя в маленьком домике, а потом в комнатах. Возможно, ты захочешь уехать в эйнот. У семьи есть два эйнота, один, поменьше, – около Риандалла, второй – у Керо.
– Целых два?
– Да. Самел, мой дед, выкупил второй наш эйнот у разорившегося кира. Керо – на северо-западе, Риандалл – у моря, к юго-востоку от Ордалла. На побережье, на пути к Островам Белой Лошади. Оба независимы, оба прекрасно управляются, и в любом из них твоему коту будет достаточно места. До эйнота у Риандалла меньше двух дней пути на перекладных, там рощи олли и замечательные галечные пляжи. Именно там я плавал в бухтах с катисом Эрсетом.
– И ты будешь уезжать так же? На месяц и дольше?
– Пока – да. Помнишь, я рассказывал тебе, почему у меня спина такая расписная? Пулат выплачивает половину всего дохода в род матери. Он, если можно так выразиться, выкупил меня в рассрочку у рода, которому же сам и подарил до этого. Двадцать лет истекают через два года. После этого на мне не будет обязательств, я буду принадлежать только тебе и себе.
Аяна сидела, схватившись за голову. Это было немыслимо. Он говорил немыслимые вещи.
– Конда, не говори так. Ты и так принадлежишь только себе. Это какая-то дикая околесица, понимаешь?
– Ребёнок принадлежит роду. Он принадлежит родителям. Я понимаю твоё возмущение и негодование, но не я это придумал. Это одна из причин, почему я пошёл к Орману, когда ты пришла и сказала о Гелиэр. Во мне тоже отзывается болью мысль о том, что её могли отдать незнакомому мужчине. До встречи с тобой я не задумывался об этом, считая, что, раз во всём мире так, то это, возможно, в порядке вещей.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})– Во всём мире?
– Во всяком случае, в тех уголках, где я успел побывать. В Фадо, в Теларе, в Койте – везде судьбой дочери распоряжается семья.
– Знаешь, когда я ехала к тебе, я думала. что ношу девочку.
– Ты говорила.
– Да. Верделл сказал, чтобы я благодарила небеса за то, что это девочка, и её не отберут у меня. Но у вас тут совершенно спокойно отбирают людей у самих себя, и это пугает меня. Если бы я родила девочку, что бы было? Она бы до пятнадцати или шестнадцати лет жила со мной, а потом её бы отправили в совершенно чужую семью, не спросив ничьего желания.
– Ты считаешь, я бы мог так сделать?
– Нет. Ты – нет. Но ты не глава рода.
– Пока – не глава.
Конда сел и взъерошил волосы. Он немного помолчал, держась за переносицу, потом посмотрел на Аяну с несколько смущённой улыбкой.
– Айи, любовь моя, можно попросить тебя об одной вещи?
– Опять? – изумилась Аяна. – Ты вообще когда-нибудь устаёшь, Конда?
– Не об этой, хотя, не скрою, идея мне нравится. Другое. Можешь представить, что я – книга, которую ты читаешь? Которая просто рассказывает тебе что-то? Иногда я рассказываю тебе об устройстве мира, не разделяя этих взглядов. У нас тут много такого, что вызывает лишь недоуменную ухмылку у меня, но это есть, и закрывать глаза или отрицать это было бы глупо. Обещай не сжигать меня своим праведным гневом, когда я просто рассказываю тебе что-то.
Аяна прыснула в ладонь.
– Хорошо. Правда, я готова обменять свой пропуск в хранилище на тебя навсегда. Я уже сделала это, когда увидела тебя. Другие книги мне не нужны.
– А я не ищу других читателей. На этом языке говорим лишь мы с тобой. Ты поменяла меня, но не по щелчку пальцев, как меняешь Анвера на Аяну, а иначе. Не все изменения должны происходить как потоп, как лесной пожар, как наступление великой ночи после падения тела дракона на мир. Некоторые долго зреют, и потом достаточно стронуть один небольшой камешек, чтобы медленная, но меняющая облик земли лавина начала движение.
Аяна вспомнила один маленький камешек, на который она наступила однажды у купальни, и неожиданно почувствовала, как у неё печёт краешки ушей.
– Я даже в темноте вижу, о чём ты думаешь. А ну, признавайся, что именно у тебя на уме, – с обличающей улыбкой наклонил Конда голову к плечу.
– Я вспомнила, как подглядывала за тобой в купальне. – Аяна закрыла руками лицо. – Прости. Мне до сих пор стыдно. Очень. Это уже даже смешно, но мне всё ещё стыдно.
– Я помню, что мыл руки и так же с неловкостью вспоминал, как схватил тебя ими за запястья в неожиданном порыве, когда мне сказали твоё имя. Вспоминал, как меня будто пронзила молния, когда я дотронулся до тебя. Мне было неловко, что я схватил юную кирью, смутив её, и я вспоминал, какие у тебя хрупкие запястья, а ещё сожалел, что все картины, которые вставали у меня в воображении, так и останутся там, не претворившись в жизнь, и корил себя за то, что вообще позволяю их себе представлять, потому что они были, как я тогда считал, очень, очень недостойными и неправильными.
Конда вдруг подался вперёд, медленно смыкая горячие пальцы вокруг её запястий, его запах окутал её, и Аяна задрожала, чувствуя, как внутри постепенно, но неумолимо, разгорается огонь.
– У нас впереди ещё половина ночи, – тихо сказал он ей прямо в ухо, так, что у неё сбилось дыхание. – А потом я уеду, но вернусь, и у нас будет впереди ещё целая жизнь, но я не намерен терять ни минуты. Я покажу тебе, о чём тогда думал в купальне. Закрой глаза.
30. Желаю тебе скорее увидеть её
Утро после дождя было резким, отчётливым, оно дышало влагой из щелей между булыжниками, горшков с папоротниками, трещин штукатурки, куда торопливо заползали зеленоглазые иррео, цепляясь крохотными, невидимыми невооружённому глазу коготками, протискиваясь хрупкими телами в щели на стенах.