Анна Кэтрин - Соль и серебро
14
Пещера достаточно велика, чтобы мы все могли встать плечом к плечу у входа, даже огромный паук Кристиана. Я вспоминаю строчку из «Мэри Поппинс»: «Плечом к плечу в сражении». Ладно, мы не суфражистки, но ощущение остается. На стенах пещеры нет факелов, только бушующее пламя в расщелине посредине. Пламя не оранжевое — оно черное. Огонь черный и настолько горячий, что я чувствую его жар от того места, где мы стоим, за много футов.
Вдоль дальней стены, за расщелиной, — огромная змея. Только это не просто змея — это наполовину женщина. Змеиная половина покрыта не чешуей, а, скорее, темной толстой кожей. С женской головы на спину густыми локонами спадают длинные темные волосы, рассыпаясь вокруг покрывалом. Это оно — она — производит журчащий звук, в котором Кристиан и Стэн, наши полудемоны, услышали какой-то смысл.
Стэн сказал, что это поет чья-то мама. Дверь Рокси любит напевать ей; я начинаю думать, что, возможно, мысль Райана, которую он высказал раньше, не была ошибочной: Ад — это то, что ты приносишь с собой.
Я призадумалась, какой кошмар Рокси принесла с собой, что он довел ее до такого безумия!
Эта штука, продолжая журчать, погружает руки в массу своих прекрасных волос и поднимает сверток, лежащий в изгибе ее хвоста. Она прижимает его к груди, что-то нашептывая и убаюкивая, затем подносит его к лицу.
Ее рот распахивается, словно пасть змеи, и она…
— Что она ест, Райан? — тихо спрашиваю я.
Я знаю, что она ест. Я знаю. Но я должна спросить.
— Ребенка, — отвечает Иштар и начинает плакать.
Рокси, чьи глаза закрыты повязкой, содрогается: Я хочу отвернуться — это не настоящий ребенок, настоящие дети не попадают в Ад, просто скажи мне, что это не настоящий ребенок, Райан.
Исида мягко поясняет:
— Это ламия.
Я опускаю взгляд на свой плащ. Я ношу кожу чудовища, пожирающего младенцев.
Я хочу выбросить его.
— Они живут в пещерах, — говорит Райан.
Он осторожно подталкивает Рокси вперед, мимо входа, дальше по коридору и прочь от этой мерзости.
— Они часто появляются в больницах. И в парках. И…
— Заткнись! — перебиваю я, сжимаю руку Стэна и тороплюсь за Райаном, как будто в нескольких футах от меня не происходит ничего ужасного.
И мы минуем пещеру с огнем и расщелиной, мы снова идем по коридору с факелами и обычным, оранжевым пламенем.
Вот только я все еще слышу журчание, все еще слышу шепот кошмара Рокси.
И думаю, что же я принесла с собой в Ад?
Я веду нас по коридорам, закрывая глаза через каждые несколько футов, чтобы убедиться, что мы идем в верном направлении. Мы поворачиваем налево на одной развилке в пещере, направо — во второй. У меня ощущение, будто мы ходим кругами, но этого не может быть, потому что мы все ближе и ближе подходим к черной Двери.
— Она черная, — бормочу я Райану, поняв это.
Он ставит Стэна за спину Кристиана, и они переговариваются между собой. Стэн мысленно поет песенку о Красной Шапочке и волке, который ее съест. В конце песни волк съедает ее и она умирает. Сначала он пожирает ее внутренности, потом глазные яблоки.
Черт побери, как отвратительно! Когда песенка заканчивается, Стэн начинает сначала. Вот чем он занимается. Он не говорит, он напевает.
— Жаль, мы не знаем, что означают эти цвета. — Голос Райана звучит более расстроенно, чем я думала.
— Ненавижу это дерьмо, — подхватывает Рокси.
Она оставила повязку на глазах и двигается медленно. Ее ботинки все еще не производят шума, а змеи выглядят больными, словно они умирают от близости ламии.
— Ламия — это элементаль? — спрашиваю я. — Она ведь не может быть ею, если заставляет Рокси плохо себя чувствовать?
— Нет, это обычный демон.
Я ударяю ногой о пол. Если бы здесь был булыжник, я пнула бы его, но здесь нет ничего. Лишь пустые каменные коридоры.
— Почему мы носим их кожу? Почему мы носим кожу этих мразей, которые…
— Потому что это работает, — спокойно отвечает Райан. — Это демон, действительно омерзительный демон, но благодаря его коже мы можем уцелеть в кое-каких схватках. Мы делаем то, что должны делать.
Райан проводит рукой по стене осторожно, чтобы не коснуться ближайшего факела. Похоже, это больно — трогать ее, из-за огня и всякого такого.
— Иногда мы считаем, что некоторые вещи — это просто фольклор, а они оказываются реальными. Это, как говорит Нарния, случилось с кожей ламии. Какой-то охотник заполучил ее, пройдя в Дверь, и неожиданно для нас открылся новый способ защиты. И опять-таки мы считаем что-то реальностью, а это оказываются сказки.
— Вроде зомби, верно?
Я совершила эту ошибку в первый месяц нашего знакомства с Райаном. Я попросила его научить меня стрелять из пистолета, на случай если нападут зомби. Он посмеялся надо мной и объяснил, что зомби существуют только в фильмах категории «В» и в дрянных ужастиках.
Мне нравятся зомби. Главным образом из-за этого. На самом деле я смотрю все фильмы о зомби, которые мне удается заполучить. Ладно, их немного, потому что блокбастеры не пекутся как горячие пирожки, но я видела все части «Обители зла», и то английское кино о вирусе, и тот очень странный итальянский фильм с Рупертом Эвереттом, который Райан одолжил мне на вечер, чтобы мы обсудили ошибки.
О'кей, так что я видела парочку фильмов о зомби. Они остаются моими любимыми.
— Да, вроде того, угу, — отвечает Райан.
— За исключением голема, — устало добавляет Рокси. — Время от времени нам приходится убивать голема.
— Голема?
— На самом деле это не зомби. — Райан качает головой. — Это человек, сделанный из глины, у него во рту клочок бумаги с древнееврейским именем Бога. Или иногда он оживает благодаря клочку бумаги с надписью «Жизнь».
— Значит, если я сделаю голема, он может впасть в неистовство, типа разрушить город и сожрать мозги его жителей?
— Они не едят мозги… — Райан делает паузу, — но могут быть жестокими.
— Теперь, когда каббала популярна повсюду, многие люди делают големов, — говорит Рокси. — Они считаются элементалями, потому что сделаны из земли. — Она спотыкается, но восстанавливает равновесие до того, как я успеваю поддержать ее. Не то чтобы я сильно помогла бы ей; скорее всего, мы упали бы вместе. Но намерения имеют значение, верно? — В Уильямсбурге была эпидемия несколько лет назад, в то время, когда там жили преимущественно евреи. Многие евреи-хасиды изучают каббалу, и всегда подворачивается несносный подросток, желающий доказать, что ему не надо ждать, пока стукнет сорок лет, чтобы приступить к изучению.