Миры двоедушия. Эхо голодного хаоса - Евгения Аэосса
Омываемый утренними золотистыми лучами и обильным смущением, в гостиную вошёл… Герреро.
Моё сердце чуть не выстрелило из груди.
Пристальный жгучий взгляд чёрной пиявкой вмиг впился в меня. Очевидно, Укротитель резиновых змеев тоже немало думал о прошлой ночи.
Казалось, ещё секунда, и испанец бросится ко мне, наплевав на все принципы, ссору и окружение, но… мы стояли статуями, не решаясь пошевелиться. И лишь призрачные всполохи запретной и искорёженной страсти, внезапно взорвавшейся между нами, раскаляли воздух, перенасыщенный джемово-панкейковым амбре.
— А вот и Он! — разверзся ехидный Стервозный скрип. Я по привычке вознамерилась угнездиться на своё место, но «Примадонна» тут же гадко взвизгнула, небрежно ткнув пальцем в сторону самого дальнего стула: — Сегодня ты сядешь там! Здесь накрыто для садов… Лукаса!
В спорах не было резона. К тому же, мне уже не терпелось, наконец, узнать подробности «великого» Жабьего замысла.
Кудряшка, едва приметила на горизонте Мачо своей мечты, воодушевилась, засуетилась… Постаралась, как можно эффектнее выгнуть поясницу и оттопырить зад, нарочито-сексуально усаживаясь крабиком на своё место.
Пожиратель же — продолжал неумолимо пялиться на меня. До неприличия долго.
— Что встали, как паралитики?! Роберта ждут пациенты! Решили навредить им своей нерасторопностью?! — стрельнула Мымра злющим взглядом на всё ещё пустующие стулья.
Ситуация, в которую Гадина нас засунула, была просто из ряда вон выходящей.
Герреро сел между Литой и мной, оказавшись снова чрезмерно близко…
«Ч-чёрт!» — сознание поросло порочным туманом картин ночного безумия.
Судя по всему, это происходило не только со мной. Смугляш нетерпеливо, якобы случайно, прильнул под столом к моей руке тыльной стороной ладони… Медленно, нежно погладил…
«А-а-а…»
Глава 31. Игрушки в Стервозных руках
Мы сидели с Мучачо в окружении многоуважаемого семейства, как инопланетяне среди землян, скрывая в оковах разума общие жгучие воспоминания… Которые вряд ли бы кто-то понял и принял.
Кузина всячески пыталась привлечь внимание к своей сияющей персоне: кокетливо моргала изогнутыми ресничками, заглядывала в смуглое лицо и, будто случайно, раз за разом касалась горячего Укротителя резиновых змеев. Но он только фальшиво улыбался в ответ и ловко уворачивался от нежеланной близости.
— Неме-е-едленно закрыли двери с той стороны и исчезли! Не сметь подслушивать, обтрёпыши! Уничтожу! — громогласно выгнала Змея прислугу из гостиной.
И снова тишина…
Атмосфера становилась всё более напряженной. Каждый из нас прокручивал в голове свои возможные варианты предстоящего приговора.
Герреро уже тайно стиснул мою руку под столом и нахально пристроил «замóк» из наших пальцев у себя на колене.
«Вот же приставучий!» — попыталась высвободиться, но Смугляш только укрепил хватку.
Применить Руви-способности я не могла — вспыхнули бы глаза. Оставалось лишь усердием воли успокаивать нервы и гормоны. И заглушать неуверенное шевеление бабочек в животе зацикленной мантрой: «Лукас для Литы!»
Наконец, тревожное внешнее беззвучие и немые перекрёстные гляделки перерезал ненавистный скрип «Примадонны»:
— Что ж, дорогие, — запустила она отравленную шарманку. — Этот разговор останется здесь. В противном случае — пожалеете! — напряжение росло в геометрической прогрессии. — Вчера вы нас знатно опозорили! Поэтому сделаете всё, чтобы восстановить репутацию! — я непроизвольно поморщилась от звуков густеющего вопля. — Итак, слушайте внимательно, запоминайте, как своё имя, и только попробуйте облажаться! С сегодняшнего дня Лукас — больше не садовник… — Жаба выдержала театральную паузу, наслаждаясь общей растерянностью. И только после проквакала: — Теперь он — возлюбленный Литы!
— А-а! — взвизгнула Кудряшка, встрепенулась и застыла с открытым ртом, искажённым мультяшной улыбкой.
Пугающие горячие колючки в тот же миг вонзились в моё солнечное сплетение. Тоже с трудом удержалась от вскрика… Болезненного. Лишь вздрогнула, едва не задохнувшись.
Единственная надежда на честолюбие мачехи растворилась между мирами, смешалась с её блеянием, запахом венских вафель и гулким эхом Призмы.
– ¿Qué?!32 Что это значит?! — басисто возмутился отныне бывший «огородник».
На эмоциях он ослабил хватку, чем я незамедлительно и воспользовалась — высвободила свою руку из знойного «замкá».
— Не льсти себе, гастарбайтер! — борзо перебила «зятя» Владычица кентавров. — Я не в восторге от твоей кандидатуры! Но так надо, пока скандал не утрясётся. Ты поселишься в особняке, на втором этаже, в противоположном крыле от девочек. Хочу утереть пятаки пронырливым журналюгам, если полезут вынюхивать. Позже приедет стилист, конфискует твоё тряпьё и раздаст бомжам. Чтобы я больше не видела это облезлое дешёвое барахло! — обвела она злющим взглядом испанца, брезгливо опустив уголки бордовых лягушачьих губ. — В общем гараже стоит выделенная тебе машина. Соответствуй нашему статусу и дочери, плебей!
«Ну и дичь…» — у меня аж язык к нёбу прилип.
— Господа Голдсвамп, при всём уважении, это переходит границы допустимого! — кострищем полыхнул Герреро.
А хамство звенящей фунтами брюликов Мымры только подливало масла в огонь:
— Границы разумного перешёл ты, никчёмный, когда вздумал лобызать Аэлиту Патрисию! Ещё и на глазах у высшего общества! Что ты вообще о себе возомнил, нищеброд?! — Стервозный крик неплавно выплеснулся в ультразвук.
— Не я поцеловал вашу дочь, а она меня. И вы это прекрасно знаете! — тоже повысил голос Смугляш, не в силах терпеть унижение.
Его вдвойне задевало, что сей трындец вершился ещё и при мне.
— Не мужик! Теперь это уже не имеет значения, — извивалась Гадюка. — Теперь будешь делать, как я скажу! Иначе знаешь о последствиях, — неоднозначно прищурилась она в сторону «не мужика», явно на что-то намекая…
«Но на что?»
Укротитель резиновых змеев мгновенно прикусил язык, лишь раздул ноздри, как бык на Корриде.
«Чёрт возьми! Что у Бестии есть на Лукаса?» — эта мысль отныне не давала покоя.
— Мама… — попыталась неуверенно вставить слово звезда-невеста.
— Тихо-оа-а! — моментально притушила её озабоченная манипуляторша.
— Дорогая, пусть переварят сначала первую порцию информации. Дай им минутку, — дядя, прежде покорно молчавший, с хирургическим мастерством препарировавший панкейк, наконец, ожил — с бряцанием отложил «скальпель» и накрыл своей рукой Змеиную.
Латексная паинька притихла, мгновенно сотворив иллюзию важности мужа. Хотя мне прекрасно было понятно — это всего лишь очередной спектакль имени Жабы. А Роберт в нём главный продюсер и, по совместительству, алмазная марионетка.
Минутка иссякла…
— Я уже запустила слух в прессу, будто огородник — на самом деле сын элитного семейства Испании. И позаботилась о легенде: тот позорный комбинезон был, якобы, частью маскарада, — сконцентрировалось всё тётушкино внимание на Смугляше. На миг я даже поверила, будто, ради цирка перед Мистером Голдсвампом, интриганка сможет сохранить адекватный тон, но… — Запоминай, убогий, а не хлопай шарами, как гиббон! — гнутыми иглами вонзился в беломраморный купол гостиной противный лай. — В разгар вчерашнего раута ты вернулся с другой тематической вечеринки. «Любимая» не поехала
