Ватрушка для Тимохи - Яна Тарьянова
Мохито сначала устыдился – ведь это он вмешался, пообещал, что съездит за кроликом – а потом с трудом удержался от смеха. Любому оборотню было ясно: Вероника никогда не признается в том, что что-то испортила. Интересно, влюбленный волк этого действительно не понимает или охотно подыгрывает?
– Чай, кофе? – спросил он у Зорьяна, ввалившегося в кухню.
– Если угостишь цукатами, то чай. Вероника, поганка, сбежала в самолет! Не успел я ей высказать.
Зорьян покопался в праздничных сахарных украшениях, выпросил пчелу со сломанным крылом – слишком много всего набрали, помялось в пакете – и захрустел, стараясь не ронять крошки.
– С меня винегрет. Никак не соберусь сделать. Ватрушка так вкусно кормит, что самому лень шевелиться. Ну и в столовке вполне съедобное дают. Но у Ватрушки лучше.
– Да, – согласился Мохито. – Она и готовит, и печет замечательно. Ватрушки – объеденье.
– Мохито, – Зорьян заметно напрягся, смотрел внимательно, как будто на допрос вызвал, – ты только не обижайся. Я просто хочу понять. Почему бы тебе за ней не поухаживать? Что-то мешает? Ты, вроде бы, нормально ладишь с Тишей. Он к тебе привязался, постоянно на руки лезет. Я на досуге подумал: да, есть разница между «с чужим поиграть» и «жениться и усыновить». Из-за этого?
– Нет, что ты! – удивился Мохито. – Тиша классный. Не в нем проблема. Я и своего ребенка хочу, конечно, но Тиша-то как этому помешает?
– А почему тогда?..
Мохито попытался объяснить:
– Вероника тебя не на безрыбье выбрала. Могла среди миллионеров поискать или какой-то творческий союз замутить. Она решила, что ты ей нужен, хотя могла бы вильнуть хвостом и сбежать. А Вартуша ничего толком не видела, ей выбирать не из кого. Сначала глухомань, потом рынок, с рынка – на хутор. И теперь я, единственный медведь на всю округу, Цветана в расчет не берем. Я начну ухаживать, она, может быть, и согласится. Из ложного чувства благодарности – я ее, вроде как, спас. Хотя просто выполнял приказ начальства. Постоянно на глазах, к Тише нормально отношусь, в квартире отираюсь, пропитываю запахом. Выбора нет, сравнивать не с кем. Подумает: зажмурюсь или попрошу со спины трахать, как-нибудь слюбится. Пару лет протянем, может быть, ребенка заведем. А потом она кого-то встретит, глаза откроются, и я услышу: «Пошел вон». Она соберется, заберет детей и уйдет. Мне ребенка никто не оставит, понимаешь? Дети всегда остаются с матерью, если она не конченая алкоголичка или наркоманка. Она уйдет, а мне тогда только в петлю. Лучше не начинать.
Зорьян отхлебнул чай, посмотрел на часы. Потрогал крошку от пчелы, проговорил:
– Не обижайся, но логика какая-то убогая. Если так прогнозировать отношения, то ни с кем начинать нельзя. Мне с Вероникой тоже. Она на кухне сидеть не будет. Через пару лет может встретить миллионера, и мне детей точно не отдадут, еще и на порог не пустят. Всегда есть риск, что отношения испортятся и жена уйдет. Если об этом все время думать – рехнуться можно.
– А ты не боишься, что она хвостом вильнет, как делала с другими? – спросил Мохито.
– Нет, – покачал головой Зорьян. – Я поверил. Пока она меня дергала, в постель лезла, мне огрызаться хотелось. Тогда боялся. Думал – развлечется, а потом пинка под зад. Но мы не легли. Мы сначала поговорили. И теперь я верю. Поговори с Ватрушкой. И не бойся того, что еще не случилось.
Слова Зорьяна закрепил звук горна. Разговоры закончились, начался отсчет минут до построения. Зорьян ухватил банку с медом и цукатами, два леденца и яблочную пастилу и стремительно скатился по лестнице. Мохито открыл шкаф и протянул руку к форме, обдумывая сказанное.
В чем-то Зорьян был прав. Учитывать худшие варианты и заранее смиряться с самым плохим исходом он начал в госпитале, после взрыва. Подслушал разговор врачей, заранее смирился с тем, что ослепнет на один глаз. Потом, после операции, порадовался. И даже вернулся в строй, хотя никто не прогнозировал стопроцентное восстановление зрения. Спасла природная регенерация, подстегнутая лекарствами – врачи специально не вычищали обсидиановые осколки из рваных ран, заставляя организм бросать все силы на борьбу с инородными телами. Обсидиан не сдался, зато зрение вернулось. А начинка бомбы оставила неизгладимые шрамы – через месяц крупные осколки удалили, но это уже ничего не изменило.
После госпиталя он попытался поверить в лучшее – что переезд подарит ему новые знакомства, встречу с медведицей, которая примет его вместе со всеми недостатками. Пара краткосрочных романов осталась в столице – медведицы ему ничего не обещали, и он им ничего не обещал. Вместо этого ему досталась открытая неприязнь окружающих. А стоило только отгородиться от сослуживцев стеной молчания и смириться с одиночеством, как тут же появились Шольт и Йоша.
Совет Зорьяна: «Поговори» надо было хорошенько обдумать. Если вдруг – а вдруг? – Вартуша выкажет заинтересованность, надо будет растянуть ухаживание на достойный срок. Придумать какую-то культурную программу, сходить в музей или на выставку, в кинотеатр. Еще раз на ярмарку, если все остальное не вызовет энтузиазма.
Мохито никак не мог посчитать, сколько раз надо куда-то сходить, прежде чем рискнуть и поцеловать Вартушу. Предположим, музей, какой-то концерт, потом кино… наверное, рано. Музей, концерт, ярмарка, а потом в кино – там темнота, и можно попробовать коснуться щеки губами. Но только прямо перед титрами, потому что при отказе высиживать фильм будет неловко.
Мысли крутились в голове и на построении, и на выезде в торговый комплекс после сообщения о минировании. И во время прочесывания гаражного кооператива, в котором была обнаружена точка по фасовке «пыли».
Новая напасть случилась вечером, в столовой, во время поедания пюре с рыбными котлетами. Светозар возник на пороге, осмотрел притихших волков, принюхался к котлетам, велел:
– Мохито, как доешь, зайди ко мне в кабинет. Живомир у меня принтер включил, чтобы приказы распечатать, сетевой фильтр коротнуло, и, кажется, розетка сгорела. Глянь, можно ли наскоро сделать. Электрики ушли, больше попросить некого.
Мохито не усмотрел в приказе никакого подвоха: Живомир был способен и на большее, фильтр и розетка – это мелочи. Он доел, вытащил набор инструментов из рюкзака и пошел возвращать электричество в кабинет Светозара. Оказалось, что розетка уцелела, а в фильтре можно было заменить предохранитель, что Мохито и проделал – раз уж пришел, а предохранитель завалялся в кармашке. Светозар проследил за его работой, сказал:
– Спасибо. Руки у тебя золотые. Остальные у нас ни загон построить, ни принтер в розетку включить.
Мохито благоразумно промолчал.
Светозар одарил
