100 грамм предательства - Мария Слуницкая
— Сломанное и вывернутое наизнанку правосудие превращает людей в рабов! — продолжает греметь Магнус. — И наша цель — вырвать их из этой западни!
— Либерти! Либерти! — все до единого скандируют слово, ставшее для островитян не только девизом, но и образом жизни.
Я тоже шепчу одно-единственное слово, будто заклинание, полное надежды.
В заточении. Одиночество
Иногда я беседую сама с собой. Или веду бесконечные разговоры с Дином, спорю до хрипоты с Магнусом, смеюсь с Крэмом и секретничаю с Анисой.
А что ещё прикажете делать в этой консервной банке?
Мир — удивительная штука… Всю жизнь я прожила в городе, где общение сводилось к приветствиям да прощаниям. И только в последнее лето мне довелось узнать, что значит настоящая близость…
Даже одиночество среди близких людей совсем другое — укутывает, точно тёплые морские волны и ты всегда знаешь, что не пойдёшь ко дну, ведь рядом есть те, кто протянет тебе руку помощи.
Но всё кончилось. И руки никто не подаст. И от одиночества не спасёт.
И даже батарейки у фонарика тоже почти сели.
Как бы я ни старалась быть экономной, но свет постепенно тускнеет, луч становится всё тоньше, а вместе с ним угасает и надежда на спасение, что ещё едва-едва теплится во мне, подобно последней спичке на ветру: я укрываю её от боли и отчаянья, да только удел любой спички известен — в конце концов она всё равно потухнет.
Неужели скоро погасну и я?..
22 глава. Поцелуй со вкусом шоколада
Широкая лужайка перед Домом заставлена праздничными столами — их принесли с террасы и украсили живыми цветами. Просто и со вкусом. Среди белых, жёлтых, сиреневых и те самые васильки Крэма — с утра мы вместе сходили на склон и нарвали целую охапку.
— Фестиваль Свободы — это круто! — хлопая в ладоши, сообщает Крэм. — Тут тебе и представление, и песни, и танцы, и угощение! А когда стемнеет, мы выпустим свободу на волю! Крэм просто счастлив!
Глаза мальчика горят от предвкушения. И не только у него, кстати. Оглядываюсь, и вижу вокруг только счастливые лица. Отовсюду разносится звонкий смех. Атмосфера такая, словно все мы — огромная дружная семья. Вот так должен проходить праздник: непринуждённо и по доброй воле. В Эйдолоне, с его пафосом, гимнами и маршами всё было иначе.
Нас учили маршировать по свистку и хлопать по команде. Умер Регент — будьте любезны, изобразите вселенскую скорбь, а забудешь улыбнуться на празднике Мира — тебя отправят в тюрьму или разрушат твой собственный мир до основания.
— Как дела, Карамелька?
Ко мне подходит Фолк. Наверное, он единственный, кто из присутствующих не улыбается.
— Не зови меня так!
Прозвище звучит так приторно, что аж скулы сводит.
— Ну не кипятись… — он поднимает руки вверх, словно сдаваясь. Только я уже успела его изучить и понять — этот парень никогда не сдаётся и всегда говорит только то, что думает. — Я просто хотел спросить, как тебе Либерти?
Он уже вовсю улыбается, одними губами, так, что и сколотого зуба не видно. Сейчас Фолк выглядит даже симпатичным. Взгляд непорочного ребёнка и совершенно невинный тон. Что ж, пожалуй, я сыграю в эту игру.
— Мне здесь очень нравится! — отвечаю, растягивая слова. — Я и правда ощущаю себя свободной…
Фолк морщится, будто его заставили жевать жёлудь прямо с кожурой.
— Ясно…
— Тебе повезло, что ты живёшь здесь так долго! — продолжаю свою игру, наслаждаясь его реакцией. — Не всем так везёт.
— Это уж точно.
Его пальцы ныряют за ворот рубашки и выуживают шнурок. Фолк тянет за него, словно пытаясь порвать и избавиться от удавки, но лишь проводит пальцами по кожаному треугольнику, очень похожему на те, что я видела у Магнуса и Дина.
Язык чешется спросить, что там внутри, но я заранее знаю, он не ответит. Фолк хранит эту тайну столько лет, а мне возьмёт и сообщит? Вряд ли.
— Ладно, не буду отвлекать тебя от праздника, — он кивает за моё плечо: — Ты сегодня нарасхват.
Оборачиваюсь и вижу Дина. На душе сразу теплеет.
— Привет… — произношу одними губами, широко улыбаясь.
Ничего не могу с собой поделать — стоит его увидеть и в душе будто распускается цветок. На лице Дина сверкает ответная улыбка.
— Привет! — он кивает на поляну, где танцует куча людей, среди которых и Аниса с Тьером. — А ты почему не танцуешь?
— Э-э… — ну как сказать ему, что все мои уроки танцев сводились к маршам на площади Мира? — Честно говоря… я просто не умею.
— А я и забыл, что в городе тебе было не до танцев.
— Ну… в общем, да.
— Хочешь научу?
— Пожалуй, не в этот раз, — осторожничаю я.
— Тогда позволь хотя бы тебя накормить.
Он бережно берёт меня за руку и ведёт к одному из столов, где уже толпятся люди. Похоже, Крэм был прав — этот фестиваль не только праздник свободы, но и желудка.
Наблюдаю за тем, как быстро на тарелке Дина появляется гора бутербродов и фруктов.
— Не самое главное занятие в жизни, но с танцами куда веселее, — его пальцы порхают над угощением. — Да где ж они… а… вот! — и тут же ещё одна башенка вырастает на тарелке. На сей раз из сладких лепёшек с повидлом. — Теперь с голоду точно не помрём!
Мы отходим подальше и устраиваемся прямо на траве.
— Ты столько всего набрал… — качаю головой, уставившись на тарелку, которую Дин поставил между нами.
— Уверен, кроме танцев, в городе тебе не хватало и еды! — он берёт небольшой бутерброд и целиком отправляет себе в рот, а дожевав, продолжает: — Фестиваль Свободы бывает раз в году. В обычные дни нас не балуют, так что ешь давай, пока дают!
Беру первый попавшийся бутерброд, кладу в рот и закрываю глаза от удовольствия.
— Вкуснотища!
— А то! Ви-Ви знает толк в готовке! — рассуждает Дин, принимаясь за лепёшку с повидлом. — Дай ей хоть кусок коры, она и из неё что-нибудь приличное состряпает.
— Да, в городе она произвела бы фурор! — подтверждаю я. — Её бы точно в самый лучший ресторан работать взяли.
— Ага… в городе рабы всегда нужны.
— А теперь… — в центр поляны выходит Тина, — давайте споём?
В руках её музыкальный инструмент — вроде бы гитара, только совсем маленькая. Мне такая в Музее попадалась. Отовсюду раздаются аплодисменты. Тина улыбается, но, заметив нас,
