Не злите добрую колдунью (СИ) - Ефиминюк Марина Владимировна

Ведьмак посмотрел на выход с такой надеждой, словно десять лет провел в аду, наконец нашел короткий путь, как оттуда сбежать, а на финише его зазывали обратно. Он в гробу видел прекрасное в этом демоническом чертоге. Но всем, и даже портрету известного летописца на стене, становилось очевидным, что от благотворительной самодеятельности юных чародеек Фентону Варлоку не отмахаться ни одной шапкой. Смотрительница нашла жертву и не собиралась ее выпускать.

Казалось, перед порогом в зал "душевной боли" он осенит себя божественным знаком, но Фентон шагнул мужскую преисподнюю без лишних сантиментов: решительно и смело.

Едва он скрылся в дверях, как нестройная фортепьянная мелодия споткнулась. Через паузу по клавишам забарабанили с удвоенной силой, а девичий голос затянул фальцетом жалобную песенку.

Перед входом в архивный зал за столом дремал старичок-архивариус в совсем новенькой мантии. Поза у него была самая строгая: со скрещенными руками на груди, но седая голова опустилась на грудь, а на столе валялся форменный колпак с красной кисточкой. Рядом стояла грозная табличка: "Карты не рвать. Чернильницы из архива не выносить"

Тревожить смотрителя я не стала, сунула в щель деревянного ящичка номерок и бесшумно вошла в практически пустой читальный зал. И меньше всего ожидала столкнуться в проходе с высоким нескладным архивариусом из Круэльской мэрии.

Без широкой черной мантии я не сразу признала в нем "очень толкового молодого человека" с цокольного этажа нашей мэрии. Под мышкой он сжимал черную папку, из которой торчали уголки тонкой папиросной бумаги. Такую давали тут же, в архиве, если надо откопировать из старого фолианта рисунок.

— Добрый день, госпожа чародейка, — громко воскликнул он и испуганно посмотрел на дремлющего смотрителя, глухого (видимо, в прямом смысле) к чужим разговорам.

— Господин архивариус, — приветливо кивнула я. — Какими судьбами?

— Ну… мы в архиве, а я архивариус… — С нервным смешком он перевалился с пятки на носок и взмахнул рукой, невольно привлекая внимание к забинтованной ладони. Перевязь тянулась на запястье и пряталась под рукавом сюртука.

— Поранил во время потопа, — быстро объяснил он, видимо, заметив мой внимательный взгляд. — Буду рад, если порекомендуете какое-нибудь действенное средство для заживления.

Я приветливо улыбнулась, не собираясь ничего рекомендовать посреди читального зала. Полагаю, нас ненавидело все хваленое "столпотворение" отдела картографии в количестве аж целых трех человек, сидящих в разных концах помещения.

— Что ж, пойду. — Архивариус откланялся. — До встречи, госпожа чародейка.

— И вам удачи.

— Вы правы, удача мне не помешает, — отозвался тот.

Пока меня не выставили с позором и без схемы, шелестя длинной юбкой, я нырнула за стеллажи.

С заклятьем поиска обнаружить на полках нужный фолиант недолго. Он сам выдвигается с полки. Мне же пришлось перерыть картотеку, самую обычную, в ящичке с коричневыми плотными карточками, а потом, бродя в глухой тишине, искать нужный отдел.

Книга оказалась грандиозного размера. Чуть кони не двинула, пока, прижав к груди, дотащила до столика у стены. Кое-как примостив фолиант, я его раскрыла и начала листать страницы до раздела, посвященного уничтоженной больше полувека назад круэльской стае диких драконов. Схема была нарисована неизвестным исследователем с фанатичной обстоятельностью: каждый поворот отмечен, а выход к гнезду, большой пещере, пронумерован.

Я, было, потянулась к ящичку с папиросными листами, чтобы обстоятельно снять копию, желательно не перепутав верх и низ, но передумала заниматься картографическим творчеством.

Рисунок сложный и подробный. Ведьмаку придется прослушать еще один концерт от благородных светлых чародеек, пока перенесу на лист каждый крестик, кружечек и черточку. В общем, он виноват, что я решилась на акт возмутительно вандализма…

Все-таки, приятно, когда есть, на кого свалить вину. Ей-богу, вопросы совести начинают играть новыми красками.

Воровато оглянувшись через плечо, я проверила пустой проход и вкрадчивым движением аккуратно выдрала схему. Потом шустро свернула плотный лист вчетверо и запихнула за спину, под пояс юбки. Главное, держать спину прямо, тогда никто не заметил, что под пиджаком что-то припрятано.

Быстро поправив одежду, я захлопнула книгу. Страницы выдохнули в воздух облако пыли. Картографический фолиант вернулся на место, как будто никто его и не брал.

— До свидания, господин смотритель, — выходя из архива, с улыбкой кивнула архивариусу, проспавшему дерзкое ограбление.

По библиотечному двору разносилась скрипичная соната. Артистка вдохновенно бряцала на скрипке, рождая плачущую мелодию. Просто сосредоточие мировой печали. Проходя мимо, я с любопытством глянула в окно библиотеки и даже притормозила.

Зрительный зал из десяти измученных слушателей, хитростью заманенных коварной смотрительницей, размещался лицом к улице и определенно мечтал всем коллективом вылезти на свободу через окно. Ведьмак с каменным непроницаемой миной занимал место с краю, поближе к выходу. Он-то рассчитывал сбежать оттуда, откуда вошел, и не ломать себе ноги.

Юная стройная скрипачка вдохновенно возила смычком по струнам: туда-сюда, вперед-назад. Она покачивалась в такт мелодии и для художественного эффекта выбивала снопы голубоватых искр светлой магии.

За черным фортепьяно на самом краешке табурета держалась худенькая одухотворенная пианистка. С медной тарелкой и молоточком в тонкой руке. С зачарованным видом она вчитывалась в партитуру. И на самой жалостливой скрипичной ноте вдруг резко ударила этим самым молотком по тарелке.

"Дзинь" — рассыпался душераздирающий лязг.

Зрительный зал дружно вздрогнул. Сидящие на первом ряду благородные чародейки выпустили восхищенный вздох и принялись обмениваться восторженными улыбками. Экзальтация в чистом виде.

На лице у Фентона Варлока дернулся мускул. В смысле, я не разглядела, но подозреваю, что дернулся.

Тут он заметил меня в окне. Глаза сузились, сделались злющими, а на лице заходили желваки. Сразу видно, человек в такой мере насладился концертом, что его начинает мутить от переизбытка прекрасного. С ехидной улыбочкой я помахала ему рукой и отправилась дожидаться окончания благотворительной пытки в коляске.

И тут меня ждал сюрприз. Вернее, верховного тоже ждал, просто тот пока не был в курсе. Коляска исчезла.

В надежде, что кучер просто отъехал подальше, я прошлась по пешеходной мостовой, но нигде нашего возницу не нашла. Пришлось спросить у старушки, торгующей возле библиотечных ворот маленькими букетиками полевых цветов, не видела ли она, в какую сторону отбыл наш транспорт, запряженный каурой мэрской лошадкой.

— С полчаса назад уехал, — моментально отрапортовала та. — Забрал какого-то парня и уехал.

— Какого парня?

— Да высокий такой, — пояснила она. — Худой, как умертвие в голодную зиму.

— Архивариус угнал нашу коляску? — зачем-то спросила я у нее.

— Может, и он, но скорее всего какой-то голодранец.

Подобрав отвалившуюся от изумления челюсть, я протянула бабушке в благодарность мелкую монетку. Отказываться она не стала, спрятала деньги в карман передника и вручила букетик.

Ведьмака я дожидалась четверть часа, от возмущения чуть не сжевав пару торчащих из букета аптекарских ромашек. Ведь ромашка в отваре отлично успокаивает нервы, а в натуральном виде и вовсе должна превратить меня в непробиваемую стену, как в замке Истван (хотя сравнение паршивое). От поедания букета меня остановило лишь нежелание не только чувствовать себя овцой, но еще на нее и походить. К слову, странное ощущение.

Фентон вышел из кованых ворот почти бесшумно, с задумчивым видом встал рядышком. Плечо к плечу.

Тоскливым взглядом мы молча следили за грохочущими по щербатой брусчатке каретами.

Я прикидывала, как добраться в Круэл — ладно до темноты, — хотя бы до рассвета. Желательно, не самым надежным транспортом — собственными ногами, а на чем-то, что ехало бы на колесах.