Крестной феей назначаю себя! (СИ) - Светова Ника

— Наверно, — голос маленькой фрейлины звучал безжизненно и сухо, — я не знаю, как там оказалась Мышильда, но своим визгом она напугала Шенброка, и капитан оставил меня.

— Знаешь что, Звелина, — Кэтрин ухватила графиню за рукав, и та даже испугалась непонятному блеску синих глаз девушки, — я поняла одно: лучше рано умереть, чем всю жизнь прожить с таким, как этот Шенброк! Он гадкий, он такой гадкий и неприятный, особенно его губы! И еще… когда он меня целовал, мне было так противно, так отвратительно видеть рядом его лицо, его глаза… Эвелина, я не смогу, мне не хватит сил жить рядом с этим человеком! Умоляю тебя, уговори королеву не выдавать меня замуж за капитана Шенброка! Пожалуйста, упроси ее! За кого угодно, за любого другого кавалера, только не за него! А лучше всего, пусть она отправит меня в самый дальний монастырь…Все равно я не смогу жить, если мне прикажут любить другого, а не Дэниэля, ни с кем не смогу…

И Кэти, уронив голову на руки, заплакала горько и обиженно, как плачут дети, когда их несправедливо наказали.

Эвелина, и сама расстроенная до крайности, бросилась утешать фрейлину, как вдруг раздался грохот, стук и удивленные девушки услышали мужской голос, кричавший за стеной:

— Откройте мне немедленно! Слышите, я вам приказываю — откройте!

Стучали в дверь, ведущую на мужскую половину и крепко запертую уже несколько лет. А голос, требующий немедленно открыть, принадлежал принцу Дэниэлю.

Глава 26

— Дэн, мой Дэниэль, он пришел ко мне! — радостная Кэтрин вскочила с кровати, бросилась к двери и чуть не упала, запутавшись в пледе.

Эвелина вовремя подхватила ее, и девушки дружно взялись за большую толстую щеколду, которую когда-то установили на двери по настоятельному требованию первой фрейлины. За годы бездействия металл, казалось, прирос к стене и двери, так что одолеть упрямую защелку оказалось совсем не просто. Все время, пока графиня и фрейлина боролись с туго идущей щеколдой, за стеной что-то грохотало и стучало, а когда дверь, наконец, открылась, в комнату влетел не только изрядно запылившийся принц Дэниэль, но и несколько папок с бумагами, заботливо перевязанные тесемочками.

"Ах да, здесь же устроили архив, вот откуда бумаги," — пока Эвелина приходила в себя после неожиданного появления принца, влюбленные успели оказаться в объятиях друг друга. Счастливая Кэти запрокинула голову, вглядываясь в лицо своего Дэниэля, а он нежно прикасался губами к ее лицу, собирая невысохшие капли слез на щеках.

— Кэти, моя Кэти, как же я допустил, что тебе пришлось плакать…

Эвелина невольно залюбовалась влюбленными, как любовалась бы прекрасной картиной: маленькая хрупкая девушка с золотыми локонами и высокий сильный юноша, красивый и мужественный. Светло-каштановые пряди волос спутались, а местами даже посерели от пыли, впрочем, как и костюм, и даже лицо Дэниэля. Принцу явно пришлось самому разгребать архивные завалы, чтобы пробиться к заветной двери. Маленьким кружевным платочком Кэти нежно стирала пыльные пятна с лица своего любимого, а Дэниэль, смеясь, ловил губами изящную руку, мешая фрейлине хоть немного его отчистить.

Графиня Роддерик чуть грустно улыбнулась, глядя на трогательную сцену свидания, и хотела уже уйти в свои комнаты, оставив влюбленных наедине, как вдруг сзади, все из-за той же злополучной двери, раздались аплодисменты и насмешливый голос герцога Берштейна громко произнес:

— Браво, графиня, я недооценил Вашу смекалку! Вы ухитрились устроить для своей подопечной свидание с принцем, не нарушив при этом ни одного своего обещания!

Эвелина сердито вскинула голову и с неприязнью посмотрела на гостя, вторгшегося без разрешения. Кэтрин испуганно вскрикнув, попыталась освободиться из объятий, но Дэниэль не позволил ей этого сделать. Принц крепко удерживал свою Кэти, и его непримиримый вид яснее всяких слов говорил, что никто сейчас не заставит Дэна расстаться с любимой.

Эрнест усмехнулся, верно оценив обстановку и то, как отнеслись к его появлению. Он шагнул в комнату, легко и небрежно закинул обратно в архив папки, валявшиеся на полу, а потом, также легко, совершенно не напрягаясь, закрыл за собой дверь и задвинул тяжелую щеколду. Первый министр явно давал понять, что уходить отсюда не собирается, и сейчас им предстоит долгий и серьезный разговор.

Первым нарушил тишину принц Дэниэль. Он все же выпустил Кэти из своих объятий, но совсем немного, и спокойно, даже величественно, пояснил Эрнесту:

— Вы напрасно обвинили графиню Роддерик, герцог! Я сам вспомнил о двери между комнатами графини и мужской половиной и пробрался в архив.

— И дверь в эту комнату Вы тоже открыли сами, Ваше Высочество? — скептический голос герцога показал, что слова принца его не убедили. Но Дэниэль спокойно и сдержанно пояснил:

— Девушки открыли мне дверь, подчинившись моему приказу.

"Удивительно, — подумала Эвелина, — как он сейчас похож на отца. Внешность у Дэниэля от Амелии, а вот характер, умение ответить собеседнику достойно и без лишних эмоций — это ему передалось от короля, от Августа." Герцог Берштейн, в отличие от графини Роддерик, не склонен был сейчас заниматься оценкой характера принца, первый министр упрямо продолжал разговор в том же обвинительном тоне, не позволяя собеседнику уйти от ответов.

— А почему Вы отдали такой приказ, Дэниэль?

— Потому что Кэти плакала, и я услышал ее плач, когда стоял за дверью! — эти слова принц произнес уже несколько запальчиво и поскорее обнял свою любимую, словно боясь, что она вновь заплачет.

На вопрошающий взгляд Эрнеста ответила графиня Роддерик:

— Кэтрин плакала, потому что Ваш ставленник, капитан Шенброк, насильно поцеловал ее! И неизвестно, что еще он собирался сделать, не вмешайся Мышильда! Единственный раз ее вездесущее любопытство принесло пользу, не позволив погубить репутацию юной девушки!

Эрнест помрачнел, услышав тираду Эвелины, и уже совсем другим, более понимающим, взглядом посмотрел на влюбленных. А принц, ошеломленный услышанным, схватил руку Кэтрин и, увидев на ней свой подарок, недоверчиво спросил:

— Но как же так? Я не понимаю…Меня уверяли, что кольцо не позволит никому причинить вреда моей Кэти. Как могло случиться, что оно подпустило Шенброка?

— Прости меня, Дэниэль, — Кэтрин боялась поднять глаза на любимого, чувствуя себя виноватой, — он знал про нас и говорил, что принцу не позволят жениться на фрейлине…Что меня сошлют в самый далекий монастырь или даже устроят несчастный случай, если я не соглашусь выйти замуж за другого… Прости меня, Дэн, я поверила ему, я испугалась! И захотела попробовать — всего один раз попробовать — смогу ли я целоваться с другим мужчиной…

— И что же ты решила? — голос принца звучал сухо и напряженно, он совсем отстранился от своей Кэти, изучающе рассматривая ее.

— Мне никто не нужен, кроме тебя, мой Дэниэль. Пусть даже меня за это убьют, пусть накажут, но я никогда не смогу полюбить никого другого, — ответ Кэтрин прозвучал так просто и так серьезно, что ему невозможно было не поверить. И Дэн поверил, поверил сразу и бесповоротно. Не обращая внимания на зрителей, принц схватил на руки свою маленькую Кэти и закружил по комнате. А потом уселся рядом с ней на кровати, бережно обнял ее и посмотрел в любимые синие глаза, сиящие сейчас так близко и так ярко..

— Кэти, моя Кэти, не бойся их угроз…Никто и никогда не посмеет причинить тебе вред, никто и никогда не разлучит нас… — Дэниэль готов был от слов перейти к поцелуям, когда сухой громкий кашель напомнил принцу, что в комнате они не одни. Принц резко повернулся к первому министру, смерил его негодующим взглядом и строго, совсем как король Август, произнес:

— Герцог Берштейн, я не желаю выяснять, сам ли Шенброк додумался до подобных мыслей или до него дошли какие-то сплетни. Но я требую, чтобы к нему были приняты все меры дисциплинарного взыскания, вплоть до лишения звания капитана!

— Лишить звания капитана за неудачную попытку поухаживать? Не слишком ли сурово, Ваше Высочество? — ничуть не смутившийся Эрнест присел рядом с влюбленной парой, давая понять, что не намерен переходить на второстепенную роль в разыгрывающемся действии. Эвелина вскрикнула, возмущенная цинизмом герцога, но он никак не среагировал не ее возглас. Сейчас Эрнест был прежде всего первым министром и не мог допустить, чтобы чьи-либо чувства влияли на его решения.