Нелюбимая внучка. Хватит: Любимая! - Елена Александровна Каламацкая
— Габриэль мой друг, — на автомате выпалила я и, чтобы не начинать бесполезный спор, сменила тему. — О чем ты хотел со мной поговорить? То есть нам не нужно ни о чем говорить.
Сто раз уже просила — держись от меня подальше.
— Нужно! — заупрямился мужчина и, пока собеседница не сбежала, как практикует обычно, придержал за локоток и быстро озвучил свое желание: — Ты завтра уезжаешь в поселок, я поеду с тобой.
— Нет, зачем? — я даже остановилась от нелепости предложения.
— Для поддержки. Моральной. Хочешь, материальной. И вообще, мало ли… Вдруг потребуется какая-то помощь.
Мало мне детей с их приставаниями и желанием ехать вместе, еще и взрослый мужчина навязывается. Видимо, сильно зацепили слова Мортира о возможности ухода в другой мир (к мужу, на минуточку), вот он и разволновался. Но ведь объясняла уже на корабле, что спрутиус пошутил, а ребенок дофантазировал. Не нужна мне никакая помощь. Особенно от этого лорда.
Я устало вздохнула.
— Жорж, мы ведь уже говорили об этом. Я всё жду, когда тебе надоест ухлестывать за замужней женщиной. А? Когда? На что ты надеешься?
Мужчина прищурился и вдруг выпалил самым заискивающим тоном: — А если без надежды? Если мне просто необходимо, хоть издали видеть тебя? Χоть иногда просто разговаривать. Просто так! Почему ты меня избегаешь, почему со мной нельзя общаться, как с Габриэлем?
— Потому что Габриэль мой друг, — упрямо повторила, как зацикленная на одной звуковой дорожке пластинка.
— Я тоже друг!
— Нет, ты не друг… — я отдернула руку, глядя в голубые прекрасные глаза, и неожиданно честно призналась: — Ты — искушение!
— Беата! — пораженно воскликнул Жорж вслед удаляющейся мне.
Потому что я просто сбежала. Α он остался обдумывать случайно выскочившую фразу. Хотя, обдумывать нечего. Мы оба давно понимаем, что стали жертвами обстоятельств. Лера была права: если мужчина и женщина в начале знакомства проявляют антипатию друг к другу, то постепенно она трансформируется в симпатию и может превратиться в любовь. Говорят, от любви до ненависти один шаг. Я хочу его сделать — шагнуть назад, в те времена. И ничего не получается, наоборот, словно двигаюсь вперед — навстречу симпатии.
Поэтому лучше придерживаться ранее выбранной позиции и обходить Жоржа десятой дорогой.
Вот, стоило немного пообщаться, и мой же мозг меня подвел!
Надо ведь было ляпнуть — искушение. Опять придется заниматься вымученной медитацией и внушением: "Противный, мерзкий, высокомерный Жоржик-коржик…
ненавижу, ненавижу…" Тьфу, не помогает. Потому что люблю!
А "любить нельзя, избегать". Запятая в данном случае поставлена в правильном месте. А в конце предложения — точка. Избегать мне тебя и избегать… Еще и в поселок решил за мной увязаться! Совсем дурак?
Не мучай меня, Жоржиниэль Старистон, и себя не мучай, умоляю. Ну, не могу я ответить тебе взаимностью, не могу!
Найди себе свободную, милую, красивую девушку и женись на ней. Только после женитьбы исчезни из дворца, чтобы глаза мои тебя не видели.
*** На ужин я опоздала, но, если честно, после разговора с Жоржем, есть и не хотелось: аппетит пропал. Вот надо было ему нарисоваться со своей помощью. Моральной, материальной… Совсем обнаглел… Мне, герцогине с личным ходячим банком и дном морским, усеянном жемчугами…
намекать на деньги… То есть лезть с предложением к замужней женщине вместе ехать за посылкой от ее мужа… Это же почти измена!
Пока бурча, как старуха, приводила себя в порядок под освежающим душем, Ферди с нашей четырехлапой "охраной" привели детей. В гостиной стало оживленно, но когда я вошла, дети и животные слегка притихли.
"Скубли, как дела?", — с подозрительностью поинтересовалась у главной няньки.
"Ништяк!", — пришел оптимистичный, но для меня настораживающий ответ с дивана.
"Коза крылатая, опять что-то натворили?".
"Не-не, все норм. Здаркину щупальцу даю, что все ништяк. Не мешай, я отдыхаю, за тебя пахала весь день, устала-а…".
Ну, прям бедняжечка… верю, верю… Конечно, визуально дворец цел и невредим, никто не пострадал, но все равно где-то набедокурили ведь. Как в случае с пегасом. Надеюсь, не занялись бизнесом и не стали продавать билеты в зверинец местным принцам? С них станется.
— Мама, ты где была? — кинулся ко мне сыночек и обхватил за талию.
И все домыслы растворились, как снег по весне: что может натворить такой лапочка? Маленький, сладенький, миленький…
- Γотовила вам сюрприз, мои хорошие, — состроив самое загадочное выражением лица, ответила я своим солнышкам.
— Серьезно? Вот здорово! — заинтриговано запищали дети и к братику, с его обнимашками, присоединилась Сани. — Α какой?
— Минутку терпения, сейчас покажем, — поглаживая деток по головам, пообещала довольная собой добытчица-мать и гордо скомандовала: — Ферди, доставай.
— Погоди, надо подготовить плацдарм, — задумчиво оглядывая помещение, ответил скелет и замахал конечностями, прогоняя Скубли с насиженного места: — Кыш, кошь. Тут будет в самый раз.
"Офигел? Беата, он чего?".
"Ску, милая, правда, очень нужно, — поняв задумку предка, ласково засюсюкала я с мантикорой. — Слезь с дивана, пожалуйста".
"Не, ладно, но чё за "кыш-кошь?", — забурчала подруга, неохотно спрыгивая на пол. — Уважительнее надо, мол, ваша светлость, не соблаговолите ли вы поднять ваши царственные чресла с сего недостойного ваших лап примитивного изобретения людишек… а не кыш-мышь…".
— Ску, не мешай, сюрприз же будет! — нетерпеливо выкрикнул Ивар и запрыгал, повторяя: — Уйди, уйди, уйди…
"Ушла, ушла, ушла… фу, грубияны…".
— Дети, встаньте вот здесь и отвернитесь, — приказал Ферди и, дождавшись, когда мелкие, хихикая и перешептываясь, выполнили приказ, начал ловко расставлять картины на диване, прислоняя их к спинке. Действительно, очень удобное расположение.
— Ну, скоро? Скоро?
— Можно!
Дети, широко улыбаясь в ожидании очередной игрушки, одновременно повернулись по команде скелета и сначала побегали глазами, фокусируя взгляды и выискивая сюрприз. А когда поняли куда смотреть и на что… улыбки на личиках пропали, их сменило безмерное радостное изумление, заставив невольно открыть ротики. Ивар глубоко вдохнул и замер, забыв на несколько секунд, что нужно выдохнуть. По мере понимания на глаза ребенка начали набегать слезы, и он заворожено произнес, протягивая руки.
— Папа? Папа… Папочка! Это же мой папа!
Затем подбежал к дивану, взобрался на него и, сев на колени перед самым поздним портретом командира, бережно провел пальчиками по нарисованной щеке отца, приговаривая: — Папочка, да… да… вот такой у меня папа… да, такой…
папочка! Теперь я тебя никогда не забуду!
Санита всхлипнула, медленно приблизилась к брату, не отрывая взгляд от портретов, и тихо прошептала: — Своего я не помню… И так боялась забыть лорда Жадьера тоже… Но теперь… — девочка благоговейно приложила ладошки к груди, поочередно
