Разожги мой огонь (СИ) - Май Татьяна
— Не хотел я, чтоб больно тебе было… — проговорил ей в волосы.
— Теперь уж не будет, — отозвалась радостно, а Редрик только вздохнул и зубы крепче сжал. Услышал, как Огневик прошептал тихонько свое извечное «Э-хе-хех».
Глава 29
— Не вертись, супруга, не ровен час соскользнешь, — донеслось из-за спины ворчливое.
— А ты держи крепче, — не осталась в долгу, — тогда и не упаду.
Хмыкнул только и руками сильнее стан обвил. Жарко стало. Но приятный то был жар, согревающий.
Спустя несколько дней, после того как хозяин вулкана поправился, ехали в селение Вильзмир, откуда Редрик родом был. И Веста. Хотел он узнать, отчего, когда в бреду лежал, селение видел. Так мне сказал. Вот только приметила, как глаза отвел, когда мне о том рассказывал. А уж какие у него на самом деле причины были — тайна, которую разгадать не смогла.
С утра поклажу собрали и в путь после обеда двинулись. В горе Огневик за старшего остался. Отец-Солнце плечи теплым одеялом кутал, ветер горный щеки обжигал, а в кольце рук хозяина вулкана уютно было. Редрик тропы тайные знал, что к селению вели, потому встретить никого не опасались. Только и нарушал тишину наш разговор да перестук копыт коня.
— Рассказывай скорее, что дальше-то было, когда в Вильзмир вернулся?
— От любопытства извелась? — хмыкнул Редрик.
— Самую малость, — поскромничала.
— Ничего там интересного не было.
— Ты расскажи, а я уж сама решу, интересно иль нет.
— Что ж… — кашлянул, — когда силу хозяина вулкана получил…
— На что это похоже было? Ты прости, что перебила, но страсть как любопытно.
Молчал долго, только дыхание его и слушала.
— Не смогу объяснить, Лисса… — заговорил наконец медленно. Видать, слова подбирал подходящие. — Даже спустя столько лет — не смогу. То почувствовать надо. Помню, как все тело в огне горело. Будто под самую кожу его запустили, в кровь и плоть. Мнилось, что изнутри жжет каждую кость… Схватил, помню, первую попавшуюся миску, глянул в нее, думал, кожу почерневшую на лице увижу… А увидел только глаза, в которых будто лавы плеснули.
— И сейчас так же больно? — дотронулась кончиком пальца до обнаженной кожи на руке, что меня обнимала.
— За три десятка лет выучился огонь в узде держать. А в тот день думал, ума лишусь, с такой силой пламя кусало. После Огневик сказал, что так огонь на прочность каждого нового хозяина вулкана проверяет. Поддашься ему — выпьет досуха, выжжет и будешь гореть вечность. А одержишь верх — сила присмиреет. Но тогда только одна мысль и была — к своим бежать. Думал, дурень, помогут чем… И понесся, как безумный, прочь от горы, обратно, в селение родное… Истинный дурень.
Рассказывал Редрик о прошлом неохотно, но я только об одном мысленно и молила — чтоб не умолкал. И все же чувствовала, что не о всем он поведать может. Память его пробуждалась и с болезненной яркостью выдавала из прошлого всполохи. Представила, как, задыхаясь от боли, не понимая, что с ним творится, бежал за помощью к своим, и сердце обида за него когтила.
— Прогнали?
— Едва на вилы не подняли, как глаза мои увидели. Крик аптекаря жены до сих пор в ушах стоит. Ничего страшнее того крика с тех пор так и не слышал.
— Выходит, поэтому ты меня не хотел в селение родное к Алане пускать. Думал, и меня точно так же примут. Не примут то есть…
— И не приняли бы.
— Может статься, и прав ты… И Алана-то едва-едва поверила, что я не дух… — протянула, размышляя.
— О том и речь. Непонятное страх вызывает. А страх толкает на глупости.
— Ты об Арвире? — Про ювелира и опасения Аланы я хозяину вулкана рассказала.
— И о нем тоже. Такие, как он, прощать не умеют. Справедливости ради скажу, что и сам этому не до конца выучился.
— Наговариваешь на себя, супруг, — улыбнулась. — Меня ведь простил.
— Да то разве обида была, — усмехнулся.
— Но с чего же Арвир так тебя невзлюбил?
— Гордость я его ранил.
— Это когда же? — Хотела обернуться, чтоб в лицо Редрика взглянуть, но едва не съехала со спины коня. Редрик проворчал что-то непонятное, подхватил меня, не дав упасть.
— Было дело, — ответил. — Только меня и его то касается.
По голосу поняла, что ничего больше не расскажет. Пришлось любопытство поумерить.
— И как с ним быть?
— Никого этот хлыщ не соберет.
«Хлыщ, вон оно как», — подумала. — «Видать, что-то и впрямь случилось меж ними. Когда только?»
А Редрик продолжал:
— Уж больно люд простой боится чудовища из-под горы. И страх этот им в плоть и кровь вошел, как в меня огонь в ту ночь.
— А ежели алчность пересилит?
— Не пересилит. Страх вековой сильнее. А вот сам-то хлыщ, может статься, и отважится, да только пожалеет.
— Но все же…
— Не хочу я о нем сейчас ни говорить, ни думать, Лисса. И ты в голову не бери.
Какое-то время в молчании ехали. Чувствовала, как руки у Редрика напряглись.
— Селение-то случайно сгорело?
— Как догадалась?
— Думаю, супруг, не стал бы ты селение сжигать. Даже ежели б на вилы тебя подняли. К тому же сам сказал, что не в себе был от боли.
Направил коня по тропке справа, путаницу ветвей рукой придержал, под которыми ехали, после того только заговорил:
— Про вилы-то ты верно подметила. Схватились за них от мала до велика. Соседи вчерашние, сызмальства знавшие, квасом да медом угощавшие, теперь кричали, что злой дух в меня вселился, жрецов кликали. Да только те храбрецы и близко подойти не осмелились. Да я и ждать не стал. Память скрыла, как на окраине селения оказался. Последнее, что помню — в глазах потемнело, ну и ухватился за угол дома, чтоб не упасть да отдышаться. Только чувствую — дымом запахло. Глаза открыл, а из-под ладоней огонь валит. Дерево сухое вмиг занялось. Я давай кричать, чтоб из дома бежали, но тут уж силы вконец оставили — упал и тьма сомкнулась. Я в какой-то миг обрадовался. Думал — все.
— А потом? — спросила, поняв, что продолжения не будет.
— Очнулся на пепелище, а самому хоть бы что. Потом уж узнал… — умолк. — Да что там рассказывать… Сама можешь увидеть. Приехали.
Поняла, что прав Редрик. И не приметила, как доехали, так его рассказ увлек. Тусклый свет заходящего дня багрянцем, будто кровью свежей, окрасил то, что перед нами лежало: пепелище да обгоревшие печные остовы — все, что от селения Вильзмир осталось. Тишина вокруг стояла, какой и на погосте не бывает. Там хоть вороны каркают, а здесь и им поживиться нечем — зола и прах, куда взгляд ни кинь. Даже стук копыт коня и тот Мать-Земля скрадывала.
— Зря мы сюда приехали, — прошептала. Казалось неправильным даже звуком голоса притихший покой этого места нарушать. Почувствовала, как гусиной кожей руки покрываются, хоть хозяин вулкана и продолжал обнимать. — Так и мнится, что место это духами полнится.
— Не бойся, Лисса, ежели тут и есть духи, не на тебя их злоба обращена.
Сглотнула, но слюна горло пересохшее оцарапала. Жуткое место, проклятое. Мнилось, что в тишине притаился кто. Так и слышались крики зовущих на помощь. И раз мне так казалось, то каково же ему, Редрику?..
— Поедем отсюда, — едва ли не взмолилась. — Безмолвие это недоброе.
— И это та говорит, что Изначального Огня не испугалась, — протянул в ответ насмешливо.
— Не найдешь ты здесь ответов, Редрик. Тишина не ответит. Нет у нее голоса. И памяти тоже нет.
— Безмолвие тоже ответом станет.
Сам с коня спустился, и без тепла хозяина вулкана вмиг в холод кинуло. Суровую решительность на лице его приметила. Не уедет. Пока ответов, за которыми приехал, не найдет, в гору не вернется.
Хотела тоже с коня сойти, но Редрик только и сказал:
— Не надо. Случись что — уедешь.
— Не уеду.
Хмыкнул только.
В тишине, со всех сторон обступившей, будто сквозь густой кисель продвигались. Даже ветра здесь не было, а воздух раскаленным казался, словно сама Мать-Земля жар той ночи впитала и все никак его исторгнуть из себя не могла. Дышалось тяжело, а запах гари даже и за три десятка лет никуда не делся, напоминал о былом. И красок здесь не было никаких: только угольная да серая. И не росло ничего: ни травинки, ни цветочка. Даже небо нахмурилось, а Отец-Солнце за набежавшие тучи спрятался, точно не хотел смотреть на погибшее селение.
