Однажды, в галактике Альдазар - Алиса Чернышова
На выходе получается социально приемлемо.
Здание, в котором расположен его пентхаус, правительственное. Оно предназначено для военной и агентурной элиты, потому оборудовано соответственно. Ему не нужно выходить на улицу, чтобы попасть на работу: со всеми ключевыми точками, включая ту, где трудится он, подземный гараж соединён прямым тоннелем.
В 6-00 по стандартному времени он переступает порог Управления. Официально его рабочий день ещё не начался, но он бы с удовольствием прошёл сейчас в свой кабинет, чтобы погрузиться с головой в работу. Увы, перед тем осталась ещё одна утренняя обязанность, которую не отменят даже в силу текущих — сложных — обстоятельств. Это его самая нелюбимая часть дня, и он предпочёл бы этого избежать, но, к сожалению, это обязательное условие, на котором он может оставаться на работе.
Так что в 6-05 он слегка стучит костяшкой пальца по двери с табличкой “Доктор Сэмюэл Иэн”. И входит.
*
— Тана-Маари, вы уже здесь, — человек улыбается ему приветливо и чуть виновато, стоя в ожидании возле суперсовременной кофейной машины.
— Как и каждое утро, — Тана усилием воли подавил лёгкое раздражение.
Доктор Иэн не был виноват в их постоянных встречах. И, если уж на то пошло, был единственным психоаналитиком, с которым он вообще смог поладить. По поводу этого Тана испытывал некоторое чувство вины, потому что типичному представителю биоритмических “сов” Сэмюэлю из-за него приходилось вставать довольно рано и накачиваться кофеином. Но тут уж ничего не поделаешь: ни с кем другим он работать не мог.
Просто по сравнению с убийственно серьёзными, ухоженными, закованными в броню брендовых костюмов индивидами, весь вид которых буквально кричал “Я могу тебя вылечить”, доктор Сэмюэл (право, просто Сэм, что вы!) казался, как там принято говорить — глотком свежего воздуха? Хотя Тана отдавал себе отчёт, что дело не в глотках воздуха (который, строго говоря, он даже не глотал, потому что дышал кожей, а не лёгкими). Просто Сэмюэл с его зелёно-красными волосами, ярко выраженной кофеиновой зависимостью, чёрными ногтями и эпатажным поведением был в достаточной степени демонстративно-асоциальным, чтобы вызывать у Таны некоторое сопереживание. Сэмюэля терпели, потому что он был менталистом, гением и лучшим профайлером; но никто не был близок ему по-настоящему, что их определённо роднило.
Опять же, Тана был порождением другого мира. Он вырос там, где психоаналитики ещё назывались шаманами, жили вдали от остального племени, носили яркие перья в знак отличия и прекрасно умели обуздывать монстров, порождённых разумом…
А ещё, пожалуй, работали намного тоньше, честнее тех, в броне из костюмов.
Впрочем, к Сэмюэлю это не относилось. Из него получился бы неплохой, даже достойный шаман — что автоматически делало его отличным лекарем человеческих душ. Тана не удивился бы, узнай, что Сэмюэль повидал на своём веку огромное количество призраков и духов… даже если называл их как-то иначе.
— Ну наконец-то! — выдохнул Сэмюэль, хватая огромный кофейный стаканчик и жадно к нему припадая. — Утречко, чтоб его. Сколько вы сегодня спали, Тана?
Итак, игра начинается.
— Достаточно для моего организма, — Тана забросил ногу на ногу, слегка покачивая носком дорогих кожаных туфель. Ему пришлось удалить палец и все когти, чтобы иметь возможность носить такую обувь. Разрешение на эту операцию, к слову, у Сэма пришлось буквально выбивать — Тане даже пришлось вмешивать в эту историю начальство.
Сэм был категорически против.
Сэмюэль был большим поклонником идеи “будь тем, кто ты есть”. И сторонником запрета на серьёзные модификации тела для людей, имеющих задокументированные ментальные расстройства либо проходящих курс психоанализа.
Тана уважал Сэмюэля за это. Потому что Сэмюэль знал своё дело. Он был хорошим шаманом, он знал всё про обряды инициации, он понимал, почему люди меняют своё тело. И что дело никогда не в теле как таковом.
Тана всё это понимал. Но он не человек; никогда не был. И в его ситуации невозможно оставаться “тем, кто он есть”.
Он — лысая ящерица.
Он должен стать большим.
— Ну слушайте, — Сэм взъерошил свою милую цветную гриву… волосы. Свои волосы. — Вы же знаете, как играть в эту игру, Тана. Сколько часов вы спали?
— Два, — он решил округлить.
— Этого мало…
— Это достаточно — для моей физиологии.
— Вы пытаетесь убедить в этом человека, который наизусть знает все ваши физиологические характеристики?
Тана раздражённо лизнул воздух языком, но тут же остановил сам себя: подавлять этот рефлекс.
Всегда подавлять. Люди на это плохо реагируют.
— Я чувствую себя в достаточной степени нормально. К тому же, я действительно занят на работе.
Сэмюэль вздохнул.
— Тана, не поймите меня сейчас превратно, но… У вас огромный мозг. Очень, как бы так сказать, функциональный. Способный очень быстро адаптироваться и поглощать огромное количество информации. Но этому мозгу тоже нужен отдых, понимаете? Вы не можете так издеваться над ним — и не получить никаких негативных последствий.
— У меня всё под контролем.
— Вы ведь знаете, как настораживает эта фраза любого психоаналитика, верно?
Тана вздохнул и покачал головой.
— Право, Сэм, это бессмысленный разговор. Вы сами знаете, что у меня сейчас довольно много работы…
— Я знаю ваш рабочий график, Тана. Признаю, он сейчас действительно совершенно негуманен — но всё же не до такой степени, чтобы спать два часа в сутки.... И это я ещё верю вам на слово насчёт двух часов, не сверяясь с медицинским виртом.
Он снова рефлекторно выпустил язык.
Всё так, час и десять минут звучит определённо хуже, чем два.
— Я так и думал, — покивав, Сэм сделал длинный глоток из своего огромного кофейного стаканчика. — Хорошо, допустим. Расскажете мне, что делали вчера? Я знаю, что вы закончили работу в 20 часов по общему галактическому времени. Что было дальше?
Ну вот, снова по кругу.
— Провёл свою обычную тренировку. Поужинал. Уделил положенное время самообразованию.
— Какое именно время?
Вот же… Тано мог бы соврать. Но и Сэм много чего мог, например, напрямую подключиться к его медицинскому вирту.
— Часов пять, возможно.
— Возможно… И в чём же заключалось самообразование?
— Час — древние языки, час — история, час — искусство, остальное время — общая эрудиция…
Сэмюэль печально посмотрел на свой стаканчик с кофе.
— Тана. Вы ставите меня в положение, которое мне крайне неприятно. Но факт остаётся фактом: вы должны
