Жрец богини Лу. Дилогия (СИ) - Якубович Александр

Сначала его отлавливали и с помощью постоянных пыток и специальных отваров, задурманивающих разум и блокирующих силы менталистов, заставляли принести рабскую клятву перед ликом Семерых.

Удивительно, но боги никогда не препятствовали таким клятвам под давлением и каждый пойманный таким образом менталист, в итоге становился послушным рабом своего хозяина. Поимка мага разума была делом сложным и опасным, так что заплатить за такой трофей могли только высшие аристократы или монархи королевств Таллерии. Ходили слухи, что у токонского императора и вовсе был целый отряд менталистов-рабов, который расправлялся с неугодными монарху личностями и подчинялся только императору и никому более.

Как только хозяин, которому была принесена рабская клятва, умирал, сам собой, под действием клятвы, умерщвлялся и его раб. Так что каждый новый монарх на троне начинал свое правление с попытки поработить для себя мага разума. Некоторые особенно хитрые пытались разводить их, как скотину: мужчин заставляли совершать попытки оплодотворения подложенных под них рабынь, а с женщинами все было и вовсе очевидно. Но рожденные и выращенные с единственной целью — служить, такие потомственные рабы были не так сильны и полезны как пойманные вольные менталисты. Все же, для постижения ментальной магии внутри себя, человеку требовался определенный душевный баланс и покой, к которому статус раба не располагал.

Я тренировался общаться с Лу напрямую, без ухода в чертоги разума. Получалось плохо, но мое ощущение богини после комы перешло на новый уровень. Конечно, я все еще ощущал холодок бездны, которая никуда не делась после того, как я вышел из комы — она все так же лежала за границами моей полусферы. Однако теперь я мог выходить в нее свободно, не теряя из виду собственный «дом».

Я расспросил Лу об этом пространстве.

— Это сама ткань реальности вокруг нас, просто другой ее уровень, незримый для обычных людей, — ответила богиня.

— И зачем мне вообще в него выходить?

— Ты же хочешь начать читать чужие мысли, хотя бы слышать мои? — Совсем как обычно делаю я, вопросом на вопрос ответила Лу. Молодец, учится у лучших, так сказать.

— Ну да.

— Тогда ищи в бездне. Это твой разум оформился в сферическую крепость, которая стала полем нашего сражения. Обычные же люди просто блуждают в этой тьме светлячками своих мыслей и «Я».

— Как ядро моей личности? — Спросил я и вспомнил, как выщеплял в отдельную сущность «светлячка», в котором заключался весь я, пытаясь спастись от гнева богини.

Чтобы Лу было понятнее, я послал ей ментальный образ светлячка.

— Да. Именно так. Тебе надо научиться находить их. Но для начала тебе нужно найти меня. Ты должен суметь, учитывая, что мы связаны.

Я согласно кивнул. Невидимая цепь, которой сковала нас с Лу Матерь, теперь, во время учащения ментальных практик, ощущалась как никогда четко и ясно.

Я окончательно перестал фильтровать свои эмоции и чувства относительно Лу, здраво рассудив, что пятисотлетняя богиня и так все уже давно поняла. Понятное дело, ни о какой взаимности речи не шло. Богиня скорее заботилась обо мне, как о своем спутнике и компаньоне в деле восстановления божественных сил, чем питала ко мне какие-то ответные чувства. В целом, такой паритет меня устраивал.

В один из вечеров, когда мы сидели, взявшись за руки и я в очередной раз пытался нащупать чертоги разума Лу в бескрайней бездне, к нам в комнату ввалилась пьяная Энжи. Не знаю, где она успела набраться — видимо, деревенские где-то устроили посиделки, куда позвали спеть барда за еду и выпивку, но была она в крайне раздолбанном состоянии.

Мазнув по нам расфокусированным взглядом, Энжи просто рухнула на лежак, который днем занимала Лу, а ночью там спал Илий, и громко засопела, уткнувшись лицом в матрац.

Богиня раздраженно повела плечом.

— Почему она все еще с нами? — Задал я прямой вопрос, который уже давно меня мучил.

— Не знаю. Сначала ее было не прогнать, а теперь куда уедешь в такие дожди? Вот и живет тут.

— Она поедет дальше с нами или что будем делать?

Не сказать, что я был против общества Энжи. Она была умной, веселой и очень красивой девушкой, но наша неспособность заниматься ментальной магией в ее присутствии, сильно ограничивала меня и Лу. Тем более я до конца не определился, как к ней отношусь. На уровне животных ощущений она меня привлекала, плюс, ухаживала за мной, пока я был в бреду. С другой стороны, именно безрассудство рыжеволосой девицы и подвело меня под монастырь, по ее вине я оказался в таком состоянии и все мы застряли в этом поселении, бесцельно прожигая с трудом заработанные деньги на постой и еду.

Что-то еще шевельнулось на границе сознания, но пока я пытался оформить это ощущение в мысль, оно от меня ускользнуло.

В отличие от меня, Энжи была абсолютно открыта, и я чувствовал явную симпатию с ее стороны. Девушка меня постоянно подкалывала, будто ненароком касалась моей руки или неловко прижималась грудью, когда мы пытались разминуться в узком дверном проеме. От меня не требовалось ничего особенного: просто ответить на эти знаки внимания и как только моя рана достаточно затянулась бы, Энжи оказалась бы со мной в одной постели.

Я держал себя в руках и не искушал судьбу. Хотя отношение ко мне со стороны Лу, вроде как, было однозначным, но лишний раз испытывать терпение богини мне не хотелось, да и от Энжи тянуло потенциальными неприятностями. Покинуть Лу и Илия я не мог, а вот наши с бардом дороги достаточно скоро разойдутся, так что расставание могло получиться крайне неловким и болезненным, в первую очередь, для меня самого. Кроме того, я до конца не понимал причины интереса к моей скромной персоне со стороны эффектной артистки, мысленно списывая ее ужимки и флирт на подспудное чувство вины: это я получил тот удар ножом, который, по уму, должен был предназначаться ей.

Выдерживать подобный «ядерный паритет» было для меня не слишком сложно, я был уже взрослым человеком: как раз во время отключки мне исполнилось полных 27 лет.

Так и жили, как не слишком дружная шведская семья.

На вторую неделю, как я встал с постели, пришлось вернуться к гимнастике и простым упражнениям с мечом. Рана заживала хорошо, хоть и беспокоила при резких движениях, так что перед походом мне надо было вернуть потерянную за время болезни гибкость. После первого же выхода во двор, я почувствовал, насколько все плохо.

Буквально через пятнадцать минут мои руки уже дрожали от напряжения, а рубаха под стеганной курткой прилипла к спине и груди, полностью пропитанная потом. Но своих занятий я не бросил, просто четко дозировал нагрузки. Порывался, было, таскать воду, но Илий быстро меня осадил, сказав, что поднимать тяжести мне пока рано. А жаль, я даже скучал по утренним хлопотам по хозяйству, которые сопровождали всю мою жизнь в Сердоне и Трейле.

Новости до поселка доходили тяжело и с опозданием, так что только на вторую декаду ноября мы узнали, что сразу после фестиваля в Трейле и окружающих столицу баронства поселках вспыхнула междоусобица. Как я и ожидал от барона Тиббота, он окружил себя, по возможности, верными людьми, и начал массированную зачистку преступной сети, паразитирующей на его оброках.

«Официальная» же версия бунта, которая пошла в народ с подачи воров, гласила, что один из любимых дружинников барона насиловал крестьянских девушек и даже совсем нежного возраста девочек, а на «справедливое» требование выдать преступника, барон ответил репрессиями и кровью.

В любом случае, историю пишут победители, так что для широких масс в итоге правдивой станет версия победившей стороны. Пока же в баронстве Тиббот было неспокойно и Амер уже затребовал поддержки у своих соседей-аристократов и даже у клерийского короля, стращая последнего полным срывом поставок металла.

В уме Амеру не откажешь: он сидел на стратегическом продукте и прекращение ввоза железа из его баронства, грозило короне лишними тратами. Так что монарху было проще отправить на поддержку барона несколько крупных отрядов, нежели занимать нейтральную позицию и ожидать, кто победит, как обычно и делали короли во время внутренних бунтов на территориях, подконтрольных аристократии. Немалую роль сыграл и сын Амера Тиббота, молодой Грен Тиббот, который, получив весточку от отца, быстро начал обивать пороги и требовать высочайшей аудиенции при дворе.