Комплекс крови (СИ) - Анастасия Ильинична Эльберг
— Я знаю, кто убил доктора Родмана, — сказал Тристан.
Лора достала из пачки сигарету и щелкнула зажигалкой. Есть ли на свете что-то хуже курящих женщин? Каждый поцелуй похож на попытку прожевать содержимое пепельницы, которую не чистили целую неделю.
— Ну надо же, — спокойно ответила она.
— И ты тоже знаешь. Думаю, пришло время закончить эти игры.
Эльфийка выдохнула дым ему в лицо и рассмеялась.
— Не понимаю, о чем ты, Тристан. Но вряд ли это имеет значение. Тот, кто мертв, уже не воскреснет. Я задержалась в этом дурацком городе ради тебя. И я не про беседы, полные отвратительных намеков и беспочвенных обвинений.
— Знаешь, каково слабое место этого плана? Перерезанное горло. Это навело меня на нужные мысли еще до того, как я занялся химическим анализом материала. — Тристан улыбнулся. — Теперь я думаю о том, как навести детективов на след. О синтетической крови я, конечно, рассказать не смогу, но… Кстати, с Терри работает очень толковый парень. Его зовут Грег. Полукровка, но…
— Тристан. — В голосе Лоры зазвучали слезы. — Что ты несешь?
Подошедшая Джул поставила перед эльфийкой низкий стакан с мартини и бокал с грейпфрутовым соком.
— Спасибо, — поблагодарила Лора.
— На здоровье, мэм. Зовите, если что-то понадобится.
Тристан посмотрел вслед удаляющейся официантке.
— Я слышал, что доктор Родман оставил любопытное завещание, — сменил он тему. — Скажи, а если бы я на тебе женился, наследство поделили бы между тобой и Ларри?
— Что? — опешила эльфийка. — Не знаю. Возможно.
— Это более реально, чем забеременеть от вампира. Хотя история знает случаи… но ведь я не совсем обычный вампир. А вдруг с точки зрения темной природы я мутант, и у меня вообще не может быть детей?
Лора с остервенением вдавила недокуренную сигарету в пепельницу.
— Господи. Постоянно забываю о том, что ты псих.
Внезапно Тристану захотелось провести вечер в объятиях рыжеволосой вампирши, которая пришла с Эльваром. Или в объятиях Черной орхидеи. Или поехать в «Северную змею» и выпить отвара, который вакханки предлагают особо важным гостям. Потому что «надоела» — это самый мягкий эпитет, который он мог употребить в адрес этой женщины.
— У тебя уже есть билеты до дома?
— Нет, — с подозрением ответила Лора.
— Я закажу тебе их сегодня. На поезд до Праги, а потом — на самолет. Я хочу, чтобы ты уехала как можно скорее.
— Я в состоянии купить себе билеты, — ощетинилась эльфийка. И вообще, если хочешь знать…
Тристан накрыл ее руку своей.
— Лаурелия, я спрашиваю в последний раз. Ты знаешь что-то о смерти отца и об убийствах в Треверберге?
— Нет. Но если ты хотел меня напугать, то преуспел.
— А о том, какой была жизнь доктора Родмана до женитьбы на твоей матери, ты тоже ничего не знаешь?
Лора вырвала руку.
— О боги, нет! С чего бы мне этим интересоваться?!
— А Ларри знает?
Она уже приготовилась что-то сказать, но внезапно замолчала.
— Ларри? Об отце? Не думаю. Хотя… — Эльфийка нахмурилась, глядя на свой мартини. — Мы на днях осматривали бывший особняк отца. И Ларри нашел там письма. И какие-то документы. Он все забрал, хотя не думаю, что успел все просмотреть.
Письма и документы?.. Нет. Альбертиан Родман мог быть таким дураком. Он бы сжег все дотла. Но разве есть на свете большие дураки, чем до смерти влюбленные мужчины?..
— Хорошо, — с улыбкой кивнул Тристан.
Лора недоуменно изогнула бровь.
— Ладно? Ты устраиваешь мне допрос, а теперь говоришь «ладно»?!
— Мне пора домой. Я обещал папе, что вернусь до полуночи. Я всегда возвращаюсь до полуночи. Как Золушка.
— Значит, ты все же уходишь. Без меня.
— Ушел бы, но папа в отъезде. Сегодня я — Золушка-бунтарка.
Глава двадцатая. Выписка из дневника доктора Филиппа Хобарта
19 апреля 1962 года
Треверберг, Европа
Приобрести особняк в здешних краях было одним из самых лучших решений, которые я принимал за последние несколько десятилетий. В кои-то веки мы не страдаем от дождей и холода, пробирающего до костей, туманов здесь нет и в помине, разве что поздней осенью. Зима восхитительно снежная, весна так прекрасна, что хочется умереть и родиться заново вместе с природой, а летние вечера — лучшее время для посиделок на веранде за чашкой чая. Л. в восторге от города, людей, необращенных и обращенных. Она заказывает платья у лучших портных, укладывает волосы по здешней моде, гостит у важных особ и просто светится от счастья… хотя я не был бы собой, если бы не испортил ей настроение.
Поздним вечером мы возвращались с очередного бала, и Л. спросила, что я думаю о детях. Мы вместе так долго, возможно, пришло время подарить кому-то бессмертие? Этот вопрос был неожиданным, и я принялся лепетать чушь. Но не думаю, что нашелся бы с ответом даже в том случае, если бы размышлял на тему детей дни и ночи напролет. Не представляю, как объяснить ей, что сегодня моя природа слишком неустойчива, слишком хрупка для такого серьезного процесса, как обращение. Л., как всегда, не повела и бровью: она вежливо улыбалась, гладила меня по плечу и говорила, что мы никуда не торопимся и не собираемся расставаться. Но глаза ее не лгали. Глаза никогда не лгут, и совершенно не важно, человек вы или темное существо…
<…>
Я рассказал эту историю Д., хотя до сих пор не понимаю, что на меня нашло, и почему я решился на такую откровенность. В этой женщине нет ничего дурного: она умна, привлекательна. Она опытный врач и талантливый химик. Мы с Альбертом наняли ее на работу в клинику, и у нас, казалось бы, нет причин жалеть об этом. Но что-то глубоко внутри говорит мне, что мы совершили страшную ошибку. Что со мной? Может, я ревную? Он проводит с Д. каждую свободную минуту, а в те моменты, когда ее нет рядом, говорит только о ней. Уже и не припомню, когда мы в последний раз беседовали с глазу на глаз или степенно гуляли в саду, любуясь цветущими деревьями. Иногда я беспокоюсь о том, что эта женщина свела его с ума. Хотя могу его понять. Она прекрасна как бессмертная. Редкий
