Шакал (ЛП) - Уорд Дж. Р.
Шакал ахнул и дернулся. Запрокинул голову и застонал.
— Черт… да, черт…
Проклятие вырвалось из него… и эрекция запульсировала между бедер. Но сначала Никс нужно получить жизненно необходимые питательные вещества. Как бы он ни хотел ее, на первом месте ее выживание.
Его сила, переходящая в нее.
Когда Никс прижалась к нему, сглатывая в ритме, который заставил его думать о том, как он проникнет в ее лоно, Шакал почувствовал, как сам жаждет кончить, войти в нее, наполнить ее глубины, пока Никс берет его силы. А еще его накрывало всепоглощающее чувство мужского удовлетворения, что именно он заботится о ней.
Было ли что-то, что он сейчас не чувствовал? Даже на мгновение? Даже в течение одного удара сердца?
Его не смущало то, с кем он был. Не было никаких сомнений в том, что губы Никс касались его горла, что ее клыки проткнули его вену, что ее рот всасывал его кровь. Он точно знал, с кем он был, и даже упиваясь этими ощущениями, пока его тело впитывало удовольствие, как сухая земля влагу теплого весеннего дождя, он думал о ее единственной свече, о ее потребности в нем как в опоре.
Никс стала его светилом. Она была светом, к которому его тянуло, и сейчас он с готовностью за ним следовал.
Проведя рукой по ее талии, Шакал накрыл ладонью ее грудь поверх футболки и был вознагражден стоном, который подействовал напрямую на его возбуждение. Он огладил округлость и сосредоточил внимание на твердом соске, а его бедра начали ритмично двигаться.
Его тело жаждало ее.
И он волновался, что не сможет бороться с этим притяжением, хотя прежде всего ему нужно было сосредоточиться на ее кормлении…
Никс разрешила его внутренние споры, сменив позицию и оседлав его. Затем, не нарушая контакта на его горле, она, извиваясь, скинула свои штаны. Как ей это удалось, он не знал. Однако он был не в состоянии спорить. Он высвободил эрекцию и…
Звук, который вырвался из его рта, когда он скользнул в горячий, гладкий захват ее лона, не походил ни на что из того, что он когда-либо издавал. И пока Никс продолжала пить из его вены, насыщая себя, он открыл свой разум и свою душу ощущению того, как она покачивается на его бедрах, его член входил в нее и выходил, проникал снова и снова, все благодаря ее движениям. Он хотел как-то ей помочь, но не мог рисковать, мешая ее кормлению. Именно Никс все контролировала, ее рот и ее лоно словно доили его, брали его, использовали его…
И он был на все это согласен.
Он не был в ловушке. Его не заставляли. Не связывали и не брали против воли, не использовали для удовольствия, не спрашивая его мнения.
Это был его выбор, и от того он становился слаще, свободнее, лучше. Он выбирал ее. Он выбирал все.
Никс была его маяком в темноте, и он отдавал бы ей все, что мог.
Никакой паники. Сожалений. Ничего кроме… ощущения его женщины.
Это было неожиданное благословение, которого он бессознательно ждал всю свою жизнь. И даже если ему придется оставить ее, он, по крайней мере, знал, что однажды в его жизни была такая связь.
Он познал… любовь… хотя бы раз.
Когда это слово пришло ему в голову, когда стало ясно определение для того тепла, что расцветало в центре его груди… это настолько потрясло его, что Шакал в шоке распахнул глаза.
Любовь.
Шакал сосредоточил взгляд на потолке пещеры и понял, что глаза слезятся, а зрение затуманивается. Сначала он был сбит с толку и подумал, не капала ли вода сверху ему на лицо.
Но нет.
Его руки на ее бедрах, Никс двигалась сверху, а его самого накрывало удовольствием, неожиданным и настолько чистым… но боль в душе вызывало совсем не происходящее в этот момент. Дело в неминуемом, в неизбежном:
Надзиратель снова придет за ним.
Та власть и контроль, которые он имел над ним, не позволяли ему сказать «нет». Вскоре его снова призовут на службу… и этот прекрасный момент, эту чистую, незамутненную страсть сменит нечто хуже ложного обвинения, что привело его в эту тюрьму и отняло десятилетия жизни… тьма, в которой он жил и будет жить дальше.
К нему вернется грязь.
Не в силах вынести это осознание, Шакал закрыл глаза.
Но у него не было выбора.
***
Никс могла не отрываться от вены Шака, испив его досуха… и в этом была проблема. Ей пришлось заставить себя перестать пить из него, хотя это было самое последнее, что она хотела сейчас сделать. Его вкус, насыщенное вино в глубине ее горла и в ее теле… прилив сил от того, что он ей давал, пьянили круче любого наркотика…
И это было до того, как в коктейль добавили чистый раскаленный секс.
Она поглотила бы его, если бы могла.
И она собиралась это сделать.
Опять же, Шак отвечал на зов ее голода, так, как она никогда и не мечтала, и он делал то же самое с ее телом. Шак наполнял ее, его массивная эрекция врывалась в нее безжалостным тараном, и она представляла, как бы он мог обслужить ее во время жажды.
Эта мысль должна была ее шокировать. Но нет.
В потоке горячих, обнаженных, диких образов она представила, что он — тот, кто облегчит боль ее фертильного бремени, кто доставит удовольствие и не даст ей сгореть, когда их тела сольются воедино на долгие часы.
Боже, как ей хотелось, чтобы они оба были полностью обнажены.
И да, она хотела, чтобы это продолжалось шесть часов. Восемь. Десять. Она оседлала его бедра, его член проникал в нее, от головки до самого основания, снова и снова, сначала кончил он, потом она, а потом они достигли пика вместе, пока она пила его кровь. Эмоции били через край, но ей все равно хотелось большего. Она хотела быть покрытой им полностью, потной, расслабленной, чтобы кружилась голова, ощущать себя на другой планете от усталости после занятия сексом всю ночь и день напролет. Она хотела, чтобы он взял ее во всех позах, всеми способами…
— Хватит!
Вскрикнув, Никс вернулась к реальности. Несмотря на фантазию, секс и напор, она вырвала клыки из его горла и сосредоточилась на стене пещеры, тяжело дыша, жаждущая крови, все еще голодная.
Но она боялась взять слишком много из его вены.
— Шак… — в панике выпалила она.
— Нет, ты не убила меня. — Он улыбнулся, несмотря на то, что на его горле виднелись кровоточащие следы, парные проколы дразнили ее, заставляли облизывать губы. — Даже близко не было.
Глядя на него сверху вниз, она хотела запомнить его таким навсегда: легкая улыбка на прекрасных губах, волосы, ниспадающие на его широкие плечи, странная атмосфера удовлетворения, окружающая его, почти осязаемая аура, несмотря на жаркий, на грани грубости секс. Он был прекрасен, когда проникал в нее, когда так великодушно отдавался ей.
— Мне нужно запечатать ранки, — сказала она, в основном обращаясь к себе… словно напоминала, что сейчас ей придется прикоснуться к нему губами совсем не для утоления жажды крови.
— Мне так хочется сказать тебе, чтобы ты об этом не беспокоилась, — прошептал он. — Я хотел бы просто продолжить начатое.
А потом он склонил голову набок, подставляя ей шею. И все же Никс колебалась, потому что не была уверена в своем самообладании. Он был так хорош. Чертовски хорош.
Она снова наклонилась, прижавшись к нему бедрами с мыслью, что даже если им пришлось прекратить кормление, секс можно было и продолжить. И судя по тому, как Шак вцепился руками в ее бедра, он тоже не хотел заканчивать.
— Я не хочу останавливаться, — повторил он со стоном, выгибаясь под ней.
Никс облизала его горло, запечатывая ранки, убеждаясь, что он в порядке. И как только она выполнила свой долг, Шак словно только этого и ждал… он перевернул их и устроился между ее ног, прижимая своим тяжелым весом, его огромные размеры заставили ее колени широко раскинуться в стороны.
Глядя ему в лицо, Никс запустила руки ему в волосы. Глубоко вдохнув, она знала: происходящее сейчас было чем-то особенным. Жизненно определяющим. Это был не секс на одну ночь.
