В плену у сказки - Юлия Р. Волкова
— Все в порядке. Я не сержусь.
Но принц продолжал:
— И я прошу прощения за свое недопустимое поведение, за слова и за украденный поцелуй.
— Эрик, — я положила ладони ему на грудь и осторожно толкнула. — Давай поговорим обо всем завтра? И мне, и тебе нужно время, чтобы успокоиться и прийти в себя.
— Завтра на рассвете я отплываю — вернусь только через несколько дней. Ты придешь меня проводить?
— Конечно, — я улыбнулась.
И он тоже улыбнулся в ответ. Его плечи заметно расслабились. Эрик выдохнул с облегчением.
— Все и правда хорошо?
— Да.
— Что ж, тогда пообещай мне подумать о нашей свадьбе, — он засмеялся и подмигнул мне, при этом выглядел совершенно счастливым.
Я закатила глаза.
— Ага, подумаю. Иди уже.
Он неожиданно схватил мою руку и чинно поцеловал ладонь. Это выглядело бы грациозно при других обстоятельствах, как минимум, будь он одет — а так, просто смешно.
Как только Эрик покинул комнату, резко стало холодно, словно вот-вот мог пойти снег. Я почувствовала приближение непоправимого. Было глупо надеяться, что Румпельштильцхен ушел, а не просто скрылся в тенях.
Ну, может, это и к лучшему? Судьба (или сюжет?) сама преподнесла мне удачную возможность.
Голос колдуна прозвучал как-то надтреснуто:
— Глубокая ночь, а принц — человек. Значит, проклятие снято. Ты в этом поучаствовала?
— Зачем спрашиваешь очевидное?
— И что он имел в виду, говоря про поцелуй и свадьбу?
Я вдруг почувствовала себя отвратительной и гадкой изменницей, которую застукали на ложе с любовником. Вмиг стала грязной. Но пришлось ответить:
— Это не твое дело.
Колдун долго молчал, прежде чем подытожил:
— Ты его любишь. Если бы не любила, проклятие бы не исчезло.
Я боялась посмотреть на его лицо и увидеть там боль и разочарование, которые сквозили в его голосе, знаменуя конец. Пусть и не сказки, но определенно всего того, во что превратились наши неправильные отношения. Мне оставалось лишь ударить в основание песочного замка, который уже почти рассыпался.
— Да, я его люблю.
«Ложь».
Румпельштильцхен сделал несколько шагов и встал за моей спиной, недостаточно близко, чтобы коснуться, но достаточно, чтобы я слышала его дыхание. Голова разболелась от усилий, которые я прикладывала, чтобы не разреветься.
— Тогда зачем нужно было играть со мной? — тихо спросил он.
— Разве я с тобой играла?
Он схватил меня за плечи и ощутимо сжал — я не могла сдвинуться, будто угодила в глухой капкан.
— Ты обманывала, делая вид, будто то, что происходило между нами, что-то для тебя значило.
— А между нами что-то происходило? Мы ведь просто вместе разбавляли скуку, — я сбросила его руки, развернулась, отступая в тень у стены, куда почти не попадал свет от свечей, и посмотрела на колдуна.
Он не успел нацепить маску равнодушия, поэтому глаза его горели черным огнем, а брови были нахмурены, и это делало его таким живым… Зато на моем лице — я знала — красовалось бездушное спокойствие, пусть и готовое в любой момент треснуть.
— Я ни разу не сказала, что люблю тебя, потому что никогда не любила. В начале и правда было любопытно, сможет ли такой всесильный монстр, как ты, устоять передо мной. И ты сдался очень быстро. Разочаровывающе быстро. Хотя мы все равно славно провели время, не так ли?
Может, участь Анастасии меня настигла? Потому что я чувствовала себя мерзкой жабой. Ложь жгла язык и сердце.
— Из тебя бы получилась хорошая злодейка, — произнес Румпель, смотря куда-то сквозь меня, — умеешь разбивать сердце даже тем, кто не был уверен, что оно у них существует.
Я в ответ улыбнулась — так, как и правда умели улыбаться только злодейки. С торжествующей победой, которая скрывала царящий внутри мрак. И сказала:
— А мы с тобой весьма похожи. Разве не чудесно? Да и не только же тебе чужие сердца красть. Может, это послужит тебе уроком.
Он усмехнулся, пристально разглядывая меня, как незнакомого, чужого человека, которого он видел впервые.
— Самое время уйти, если тебе от меня больше ничего не нужно, — добавила я.
— Конечно. Я сообщу, когда ты понадобишься мне для третьей услуги.
И он ушел. Без прощаний и слов, которые были бы уже лишними.
— Чёртова драма, — я утерла нос, а потом рассмеялась, зло и истерично. Сама ведь ненавидела, когда в книгах начинались недомолвки и обманы для драматичности сюжета или накала страстей. Видимо, и в моей сказке без этого тоже было не обойтись, получайте — распишитесь. Хорошо хоть, не как у Ромео и Джульетты.
Но я, честно, не знала, как по-другому прекратить отношения, как оттолкнуть Румпельштильцхена. Он ведь не отпустил бы иначе…
Нет, не из-за него я солгала, из-за себя. Потому что иначе же сама бы осталась, не решилась бы уйти. А теперь все мосты сожжены.
Сказка закончится. Я вернусь домой. Всё.
Только вот финал уже никак не назовёшь счастливым.
Наверное, в последний раз я так ревела только в детстве — до икоты. Лежала на кровати и плакала в подушку, жалея себя и разбитое сердце, оплакивая так и не случившуюся любовь. Но ведь у меня и не могло быть счастливого финала с Румпельштильцхеным? Все равно пришлось бы уходить в родной мире. А расстаться так — даже лучше. Меньше будет и сожалений, и сомнений.
Я поступила правильно.
Правильно?..
Нет, я совершила страшную ошибку.
И разревелась пуще прежнего. Потому что, когда поступают правильно, не чувствуют такой боли.
* * *
Провожать принца я не пошла. На самом деле просто заснула перед рассветом и всё проспала. Смогла увидеть только из окна белые паруса, которые превращались на горизонте в облачную дымку. Корабль ушел уже далеко в море, спокойное и тихое, совершенно не похожее на бурю, царившую у меня на душе.
На следующие дни я заперлась в комнате и пускала только служанку, которая приносила еду и воду. Люцифер несколько раз скребся в дверь и мяукал, но я его не пускала. Почему-то не могла никого видеть. Была бы моя воля — осталась бы в комнате до самого финала, ну, может, выползла бы только на свадьбу.
* * *
К вечеру второго дня я сидела и бездумно смотрела на свечу — на воск, который медленно и тягуче стекал к основанию. В коридор шумно бегали слуги, что-то кричали, видимо, произошло что-то значимое, но меня оно совершенно не касалось. Все, что сейчас имело значение, это огонь свечи и тающий воск.
За окном лил дождь и
