Дворецкий для попаданки - Ульяна Гринь
Мои ладони скользнули по щекам Нокса, зарылись в короткие мягкие волосы, нежась и нежа, я наклонилась к его лицу и сама поцеловала первой. Что бы ни случилось, он всегда останется если не со мной, то в моей памяти — вот такой красивый, заботливый и безупречный, такой любящий и жадный в своей любви…
А когда я проснулась, Нокса рядом не оказалось. В смятой постели, в складках простыней и изгибах подушек ещё остался его запах, его тепло, и я насладилась ими, закрыв глаза. Вспомнила всё, что случилось этой ночью, и улыбнулась. Ещё немного — и замурчала бы, как сытая кошка, но от такого позора меня спас стук в дверь.
— Войдите, — пропела я, повернувшись на спину, и раскинула руки в стороны. Я могла бы обнять весь мир и даже Лили, которая вошла в спальню, отчаянно пытаясь придать своей счастливой мордашке скорбное выражение. Девушка отдёрнула штору и сказала:
— Доброе утро, миледи, надеюсь, что вы хорошо выспались.
— Да, Лили, а вы? — я потянулась, улыбнувшись сладкой неге внутри, приподнялась на локте.
— Я, миледи, спала, как дитя, — стыдливо призналась Лили, а потом сказала: — Нам нужно побыстрее позавтракать и одеваться, миледи. Ваше платье уже принесли от модистки совершенно готовое.
— А что сегодня… — хотела спросить я, но не закончила фразу и со стоном упала обратно на подушку: — Блин, сегодня же похороны…
— Да, миледи, и мы ожидаем приезда милорда Альфреда Берти.
— О господи, — пробормотала я. От хорошего настроения не осталось и следа. Опекун, который, наверное, именно сегодня после церемонии и погонит меня вон из поместья. Я должна с ним поговорить, должна убедить оставить нас с Тимоти дома… Может быть, на каких-то условиях. Я с удовольствием отдам ему право распоряжаться деньгами и землями за возможность жить здесь и быть мамой маленькому лорду.
— Лили, — я села в кровати, спустила ноги на пол, — вам нравился мой покойный муж? В смысле, как человек, он был добр с вами?
Девушка опустила глаза в пол и сказала тихо:
— Разумеется, господин граф был очень хорошим человеком.
— Вы говорите мне правду?
— Я всегда честна с вами, миледи.
— А со мной? Он был какой со мной?
Лили вскинула на меня взгляд и посмотрела так, что я поёжилась. Пришлось оправдываться:
— Понимаете, всё моё прошлое с графом, вся моя жизнь сейчас как в тумане…
— Да, миледи, понимаю… Вы…
Она снова запнулась, потом сказала тихо:
— Вы должны радоваться, что господина графа больше нет с нами. Но он хотя бы вас не бил.
Ещё не хватало! Я снова поёжилась. Не бил и радость? Пф… Встала и сказала Лили:
— Что ж, я радуюсь. А теперь пошли завтракать. Нельзя опаздывать на похороны.
С того момента, как я вышла из спальни, всё закрутилось в бешеном, но весьма скорбном круговороте. В центре его был Нокс. Он распоряжался всем и, похоже, всем сразу, из-за чего я то и дело бросала на него взгляды благодарности.
Нет, я, конечно, читала о том, что в эту эпоху очень серьёзно относились к смерти и погребению, но даже представить себе не могла, как всё было торжественно обставлено и практически поставлено на поток.
На главной аллее, ведущей на дорогу в Уирч, стоял катафалк с прозрачными боками. Он был огромным, чёрным, щедро украшенным позолотой, а верх его укрывали чёрные пушистые перья. Шестёрка вороных лошадей с гривами, заплетёнными в толстые косички, с чёрными плюмажами и с короткими хвостами была запряжена в катафалк и смирно ожидала, когда возница тронет широкие спины длинными поводьями.
В парке расположилась чудная компания мужчин в чёрном. Они чинно стояли, беседуя вполголоса, прижимая к груди высокие цилиндры с креповыми траурными лентами на тульях. Отдельно тусили три барабанщика. Я подозрительно щурилась на них, всё никак не могла понять — зачем барабаны? Если бы оркестр — поняла бы. А тут одинокие барабаны, прижатые к животам…
Тут же, чуть поодаль, суетились три наших горничных, расставляя на столе угощение. Я машинально отметила бутылки и сообразила — поминки готовят. Чёрт, все эти люди ещё и жрать сюда придут?
О чём я думаю?
Какая мне разница? Я совершенно законно могу оставить их после погребения и подняться к себе, чтобы скорбеть в одиночестве. Нет, с Тимоти! Кстати, где он?
Я обернулась вокруг своей оси, ища взглядом мальчика, но наткнулась на высокого джентльмена в чёрном. Он смотрел с откровенным презрением. Казалось, что все молнии громовержцев должны сейчас ударить в меня и не оставить от графининого тела даже горстки пепла. Что за дятел такой? Чего ему от меня надо?
— Маргарет, — выплюнул он с таким хорошо сдерживаемым гневом, что я мгновенно поняла, кто он. — Не думал, что увижу тебя на погребении, убийца!
Если он зовёт меня по имени, значит, и я могу ответить тем же. Сказала холодно:
— Альфред. Не знала, что тебе неизвестно понятие презумпции невиновности!
— Когда ты успела выучить эти сложные слова? Тебя же никогда ничего, кроме тряпок не интересовало!
— Тебе-то откуда знать, что меня интересовало?!
Стало обидно. Не за себя, за графиню. Конечно, она убийца и не заслуживает, чтобы я заступалась за неё, но сработала женская солидарность. К тому же этот хлыщ собирается завладеть всем, что должно быть моим, и забрать у меня Тимоти. Так что — никакой пощады для Альфреда Берти!
— Как только Монтегю познакомил нас, я увидел в ту же секунду, какая ты алчная, корыстная и расчётливая женщина!
— Зачем же ты говоришь со мной? — фыркнула я. И тут услышала голос Тимоти:
— Матушка! Дядя Альфред!
— Тимоти! — воскликнул Альфред, прежде чем я успела рот раскрыть. Мальчик не подбежал к дяде, не обнял, а только подошёл с некоторой скованностью и кивнул с таким благородством, что взяла гордость за сына, даже если это не мой ребёнок и не моё воспитание.
— Сэр, я рад видеть вас. У меня есть
