Василиса Опасная. Воздушный наряд пери (СИ) - Лакомка Ната

– Иван Родионович? – позвала я, отступая и возвращая ворот на место.

– Что-то я аж обалдел, – он шумно вздохнул и почесал затылок. – А с чего ты решила, что это Вольпина?

– Интуиция, – буркнула я.

– Нет, интуиция – это ты для занятий по ясновидению оставь, – запротестовал Быков. – А я хочу факты. Почему Вольпина?

– Уверена, что это она, – упрямо сказала я. – Она с самого первого дня вела себя странно.

– Может, расскажешь? – Быков подошел к окну и сел на подоконник, похлопав рядом с собой. – Впервые слышу, чтобы студентка пыталась убить другую студентку. Зачем?

– Не знаю, – я запрыгнула на подоконник и принялась задумчиво болтать ногами, глядя на острые носки своих сапожек. – Но я подозреваю, что она действует по указке Марины Морелли.

– Это ректор Института Прикладной Магии? – изумился Быков. – А ей-то что от тебя надо?!

– Вчера она призналась, что хочет переманить меня к себе…

Я рассказала Быкову о своих подозрениях насчет Вольпиной, о том, как она хитро изображала из себя жертву, как устранила Колокольчикову, подсунув мне бумажку с заклинанием прыщавого приговора, рассказала про браслет и о том, как в прошлом году Морелли пыталась меня убить.

Быков слушал, не перебивая, а когда я закончила, то долго молчал, погрузившись в раздумье.

– Знаешь, Краснова, – сказал он, наконец, – а я тебе верю. Во всём верю. Странно, что тебе не поверили твои друзья.

– Друзья! – горько сказала я. – Анчуткин бегает на свидания к этой… Вольпиной… Это не друг, это предатель. А Царёв и в прошлом году меня подставил. Всех подставил. Его папочка – председатель попечительского совета «Ивы». Когда они уволили Коша Невмертича, Царёв отказался со мной выступать – папа запретил. Так что это точно не друг. И не враг, наверное, но…

– И не друг, и не враг, а дурак, – закончил Быков. – Дело-то серьезное.

– Ещё бы. Уверена, что Вольпина как-то умудряется всех обмануть. Я мало знаю о волшебниках – меня бабушка растила, она не оборотень и не колдунья, простой человек. А вам известны какие-нибудь приёмы, как можно колдовать, но чтобы на тебе не оставалось следов использования магии?

– Э-э… м-м… Нет. Вряд ли это прокатит с кем-то, кроме жар-птицы, – Быков виновато покосился на меня. – Но можно использовать артефакты…

– Артефакты? Какие? – живо спросила я. – Например, датское огниво?

Быков крякнул и похлопал ручищами по коленкам:

– Признаться, не слишком разбираюсь во всех этих волшебных причиндальчиках, но… вот что. Давай понаблюдаем за Вольпиной? Может, она и в самом деле не та, за кого себя выдает?

Я так и загорелась этой идеей:

– Сегодня у нас репетиция, мы ведь будем соревноваться в конце года с «приматами»... Приходите туда? Мы занимаемся в зале, если сядете в партере на задних рядах – вас со сцены не заметят, – тут я вспомнила, что ректор ничего не говорил по поводу – когда мне можно будет выйти из своей комнаты. И можно ли будет вообще. – Ну если меня к концу этого дня не запрут в Особую тюрьму...

– Так себе шуточка, – отметил Быков. – Только киснуть не смей. Всё будет хорошо, – он хотел хлопнуть меня по плечу, но я съежилась, и он просто помахал широкой ручищей в воздухе, вовремя остановившись, и прогудел: – Прости, Краснова. Всё время забываю, что лапа у меня тяжелая. Теперь давай – зайцем к себе. А то ректор проверит, нам обоим прилетит.

– Спасибо, Иван Родионович, – я спрыгнула с подоконника, одергивая юбку.

– Ещё не за что, – добродушно ответил он.

19

После того, что случилось, я ждала очередного наказания – или яйца заставят чистить, или ещё что похуже, о чём думать не хотелось. Но перед началом второй пары появилась Ягушевская и сказала, что я могу вернуться к занятиям.

– Вот так просто? – не поверила я. – Обойдёмся даже без яиц?

– Насчёт яиц распоряжений не было, – ответила Барбара Збыславовна, – но комендантский час для вас лично установлен до девятнадцати часов. А теперь поторопитесь на занятия. Вы и так пропустили первую лекцию без уважительной причины.

– Беспредел какой-то, ещё и виновата осталась, – вздохнула я и отправилась на учёбу.

Сидеть за первым столом мне пришлось одной – все пересели на задние ряды, а Бориска на ленты не пришёл. Царёв появился только на третью пару – бледный, и в мою сторону даже не глядел.

Зато все остальные глядели. Я поняла, что и с первых рядов одногруппники сбежали от меня подальше. Ещё бы – сумасшедшая птица, которая направо и налево лупит магией. От такой безопаснее держаться на расстоянии.

Я постаралась не показать, как меня это задело, и ни с кем не разговаривала. Даже когда пришли студенты с четвертой группы и робко попросили объяснить принцип действия приёма Бразема, я ничего не ответила, а отвернулась и заткнула уши, начав вполголоса читать параграф по истории магии.

После занятий я отправилась на репетицию, и втайне порадовалась, когда Козлова деловито и энергично начала рассаживать нас, музыкантов, по местам, а танцовщицам велела выходить из-за правой кулисы и сразу занимать всё пространство сцены, а не тянуться гуськом. В отличие от Козлова и Царёва, которые старательно меня не замечали, Алёна ничем не показала, что боится или осуждает меня. Может, она была выше сплетен, и ей ещё не рассказали, что устроила страшная-страшная и ужасная жар-птица, а может, её не интересовало ничего, кроме успешного выступления на соревновании.

Впрочем, Вольпина тоже вела себя, как ни в чём не бывало. Она и остальные перваки были наряжены в штанишки-шаровары и разноцветные кофточки, завязанные узлом под грудью и открывающие живот. Как бы я ни злилась, но должна была признать, что выглядели девчонки настоящими конфетками – все смуглые, черноволосые, стройные.

– Обалдеть, – тихо сказал Козлов, а Царёв хмыкнул, подкручивая колки и настраивая гусли.

Я ждала Быкова, но он не появлялся. А ведь обещал прийти, приглядеть за Кариночкой. Верь после этого волшебникам…

Алёна сдерижировала, и мы начали играть. Под звуки музыки «лебеди» выскользнули на сцену, крутя бедрами, как восточные рабыни на приёме у султана, и я чуть не фыркнула, а Козлов и Царёв смотрели, словно завороженные.

Танец и в самом деле был неплох. Танцовщицы то томно извивались, то превращались в птиц и кружили над сценой, и Вольпина, действительно, была уткой-огарем – рыже-белая, ярко выделявшаяся на фоне остальных пернатых.

Царёв сфальшивил, потому что таращился на сцену, и это было реально глупо. Ладно, пусть себе крутят там хвостами, эти пташки-конфетки. Моё дело – сыграть и свалить. Я сосредоточилась на мелодии, и сама не заметила, как увлеклась. Музыка лилась серебром из-под пальцев Царёва, и играть с ним в дуэте было настоящим наслаждением. Я невольно представила озеро, по которому плывут белые, словно отлитые из светлого серебра, лебеди…

– Краснова! Ну что ты делаешь?! – недовольно сказала Алёна. – Убери иллюзию!

Я и не заметила, как мои мысли стали видимыми всем, и на сцене появилось озеро, луна, ивы и белые птицы. Я перестала играть, отпуская иллюзию, но в этот самый момент из зарослей камыша вылетела черная птица с красными, будто налитыми кровью глазами.

Поганка!..

Она метнулась ко мне черной тенью, и я вскрикнула от неожиданности, уронив авлос, и попыталась ударить утку приёмом Бразема, но птица будто ждала этого и ловко поднырнула, пропустив заклинание мимо. Она вытянула коротковатую шею, целясь тонким кривым клювом мне в глаза, и я успела только заслониться рукой, когда она налетела на меня, ударяя крыльями.

– Краснова! Ты что творишь?! – орала откуда-то издалека Алёна, но я не могла ей ответить, потому что отбивалась от взбесившейся птицы.

Раздался топот – будто стадо бизонов мчалось между рядами партера, и птица исчезла. Я стояла на коленях, закрывая лицо, и не осмеливалась убрать руки.

– Эй, что случилось? – услышала я голос Быкова, и только тогда осмелилась посмотреть сквозь пальцы.