Бракованная жена. Я украла дочь ярла - Анастасия Миллюр
Его потемневший взгляд с будоражащим нервы голодом очень медленно прошелся по моему телу: голая шея, острые ключицы, виднеющиеся в вырезе ночной рубашки, грудь прикрытая мои руками, подтянутый живот… Кожа горела то ли от его внимания, то ли того что в комнате вдруг стало невыносимо жарко. Дыхание застряло где-то в легких, сердце в груди колотилось и глухо отдаваясь в ушах. Наши глаза встретились.
— Это моя комната, — низким голосом с возбуждающей хрипотцой произнес он.
Температура в комнате превысила все мыслимые и немыслимые пределы, в голову против моей воли закрались совершенное не чистые мысли, а в памяти позорно вспыхнул наш поцелуй, и словно воспоминания о нем пришли в голову не только мне, Келленвайн тяжело сглотнул, и его взгляд спустился на мои губы.
И…
В меня, наверное, вселился какой-то дух, потому что как же я в тот момент желала, чтобы он сократил между нами расстояние и поцеловал меня. Я уже почти чувствовала жесткую ласку его твердых губ и их слегка горьковатый вкус.
Я прерывисто выдохнула, замерев в ожидании, но Келленвайн вдруг сжал челюсти и резко отвернулся.
— Одевайся, нам нужно посетить одно место.
Чего?!
— Микул присмотрит за Лейлой, — добавил он и, стискивая пальцы в кулаки, направился к двери с такой скоростью, словно за ним гналось все полчище демонов ада.
А я просто не знала, куда деваться от накрывшего меня стыда.
Дура! Что ты там себе навоображала?!
Он ничего такого с тобой не хотел! Это была обычная естественная мужская реакция на полуголую девушку! Все здесь помним, что он винит меня в смерти своей возлюбленной и во всех смертных грехах в придачу?!
Только вот противный внутренний голос уже сеял семена сомнения.
«Если он так нас ненавидит, то с чего вдруг мы ночевали в его спальне? Зачем он приехал за тобой в Пустошь и заботился о тебе во время плавания? Почему так испугался, когда подумал, что ты пыталась выпрыгнуть из окна?» — шептал он.
Но я лишь мрачно от него отмахнулась.
С каких пор меня вообще волновало, что там Келленвайн думал или чувствовал?! Ни с каких! И целовать я его не хотела! Это все овуляция!
Святой макаронный монстр, как ему в глаза-то теперь смотреть?…
Пока я металась в смешанных чувствах, в комнату уже гуськом зашли служанки и стали помогать мне в сборах. И каких-то несколько минут спустя я уже была облачена в красивое бордовое платье, а волосы мне подняли наверх, оставив лишь несколько прядей у лица.
Келленвайн все это время, оказывается, ждал у противоположной стены, и стоило мне появиться, он тут же посмотрел на меня, окидывая взглядом с ног до головы.
— Бордовый тебе к лицу, — произнес он хрипловато.
Почему снова стало так жарко?
Я прочистила горло, собираясь сказать «спасибо», но муженек вдруг оказался прямо напротив меня и, протянув руку, ловко вынул несколько шпилек из волос, так что они заструились по спине мягким каскадом, а я даже рта не успела открыть, чтобы возразить.
— Так лучше.
С моим сердцем творилось что-то странное. Почему оно так быстро билось?!
И что не так с Келленвайном?! Зачем он… Делал все это?
Не зная, куда деть глаза, я тяжело сглотнула и отступила от него на шаг.
— Кажется, ты хотел куда-то меня отвести?
— Да, — коротко ответил он. — Идем.
Пока мы спускались по лестнице в моей голове крутился вопрос, задать который было неловко, но и отпустить который я не могла.
Святые макароны, и куда делась вся моя бойкость?! То есть как противостоять половине острова и защищать тритона — это мы можем, а как спросить про пустяк у Келленвайна — так это мы в кусты.
Как это все вообще работало?!
Я в очередной раз искоса глянула на Келленвайна, и он, вздернув бровь, вдруг посмотрел на меня в ответ.
— Спрашивай.
Слова тут же застряли в горле, и я отвернулась. Наверное, я просто не знала, что мне делать с ответом. Но я буду не я, если промолчу и оставлю свои мысли при себе. Давай, Абигайль. Ты можешь.
Но с губ сорвался совершенно другой вопрос:
— Где поселился Хельтайн?
Муж окаменел, и в его взгляде полыхнула злость. Он прищурился и недобро уточнил:
— Зачем тебе знать?
Я моментально преисполнилась подозрений.
— Только не говори мне, что отправил его ночевать в хлев или еще куда-нибудь!
— Он не в хлеву, — мрачно отрезал Келленвайн и продолжил спускаться. — Ему отвели одну из спален на втором этаже.
Я не помнила иерархию расселения, но очень надеялась на то, что покои «сыночка» были приличными. Иначе он в своей шутовской манере закатит мне целую истерику и не успокоится, пока не произойдет что-то достаточно серьезное для того, чтобы он прекратил валять дурака.
Уже представляя себе эту сцену, я фыркнула и напряжение в перемешку со смущением, которые терзали меня по непонятным причинам, пошли на спад.
— Почему вчера ты отвел меня в свою спальню? — наконец, спросила я то, что намеревалась изначально.
— Мне так захотелось.
Захотелось?
Недоверчиво прищурившись, я посмотрела на муженька
— Захотелось, чтобы я спала в твоей комнате? — уточнила я таким тоном, будто Келленвайн вдруг заговорил со мной на марсианском.
Это бред какой-то.
В груди царапнуло раздражение, и я прищурилась.
— Что на самом деле произошло? Катарина за время моего отсутствия превратила мои покои в кладовку?
— Думаешь, в замке не нашлось бы свободной комнаты? — ответил он вопросом на вопрос.
Логично.
— Допустим, тебе захотелось, — произнесла я, не скрывая скептичности. — Но… — вопрос снова застрял в горле, но я все же произнесла его. — Раз я ночевала у тебя, то где провел ночь ты?
Келленвайн усмехнулся.
— А ты как думаешь?
Теперь меня и вовсе заполнило нехорошее предчувствие, и я насупилась.
— Предпочту не знать. Сегодня я буду ночевать в своей комнате.
— Нет, — вдруг резко ответил он и обернулся ко мне. — Ты будешь ночевать в хозяйских покоях, как и положено.
От возмущения я чуть не задохнулась.
— Кому положено?! С чего это я вдруг должна переезжать?! До этого пять лет жила в другом месте, а сейчас резко стало «положено»?!
Муж сжал челюсти, но промолчал.
— Позже обсудим, — мрачно проговорил он.
Что тут вообще можно было обсуждать?! Чего он хотел?! Я совершенно запуталась из-за его действий!
Но стоило нам миновать еще один пролет, как все ссоры с Келленвайном отошли на второй план, потому что с улицы стали доноситься злобные выкрики.
И голос был мне до боли знаком.
— Это Абигайль
