Мама для дракончика или Жена к вылуплению (СИ) - Максонова Мария
— В любом случае, — вздохнул герцог Морбертон, — ты должен знать, что теперь уже поздно. Начато официальное рассмотрение данного вопроса. Виконтство слишком сильно пострадало, слишком много жалоб не только от жителей, но и от соседей. На Совете Лордов поднят вопрос о передаче виконства в другие руки.
— Что?! Но ведь Дэниел несовершеннолетний, его не могут лишить статуса, ведь не он управлял землями. Это Опекунский совет виноват!
— У Дэниела есть опекун. Если опекун не справляется со своими обязанностями, земли не должны страдать. В списке проблем виконства не хватает только чумы и нашествия нечисти, ты не находишь, что этого достаточно?
Я ощутил, как внутри начинает печь мое собственное пламя, причиняя боль. Я поклялся заботиться о маленьком виконте и поспособствовать тому, чтобы наследство перешло к нему в руки в целости и сохранности.
— После свадьбы я — опекун Дэниела, а значит именно я буду отвечать за виконство.
— Если ты влезешь в это дело, то можешь потерять все, тебя тоже могут признать негодным для управления герцогством.
— Что от меня требуется? Как далеко зашло разбирательство? Будет суд, нужно нанять адвоката?
— Решать будет Совет Лордов на закрытом заседании, — смерив меня мрачным взглядом, ответил старый дракон. — Если уж ты так серьезен... думаю, ты мог бы привести эти земли в порядок и воспитать из маленького виконта приличного владельца земель, нареканий к герцогству Роквистер, насколько мне известно, никогда не было... хорошо... я постараюсь оттянуть заседание Совета Лордов по этому вопросу до осени.
Я поднялся с места и поклонился:
— Благодарю. Я уверен, это какая-то интрига, возможно, это специально подстроено, чтобы лишить Дэниела его земель.
— А я уверен, что это твоя супруга во всем виновата. Но, если ее ошибки будут исправлены, я не против. Лишать мальчишку статуса за проделки его сестры, по-моему, несправедливо. Ладно, иди уже, — он махнул рукой. — Слуга проводит тебя обратно в бальный зал.
Я не стал спорить, хотя мне очень хотелось, и просто вышел в коридор. Там действительно оказался вежливый слуга в ливрее королевских цветов: белой с золотом. Он проводил меня по запутанным коридорам обратно в тот альков, через который я и покинул зал до того.
В голове роились и сталкивались разные мысли. Возможно ли, что я настолько не разбираюсь в женщинах, что ошибся и второй раз? Я ведь считал Ребекку подлинной сильфидой, небожительницей, спустившейся с облаков, не замечал ее алчности... но Камилла! Возможно ли... и как ловко она заставила меня поклястся в помощи Дэни... неужели, это действительно специально? Или такой старый и мудрый дракон, как герцог Морбертон, может ошибаться?
— Герцог Роквистер, это вы! — неожиданный возглас заставил меня вздрогнуть и вынырнуть из своих мыслей. — Не ожидала вас здесь встретить, как вы вошли?
С дивана поднялась Ребекка, которую я прежде не заметил. Она быстрым движением приложила платок к щекам, будто стирая тайные слезы. Эта картина почти вогнала меня в ступор:
— Прошу прощения, я уже ухожу, — пробормотал я, направляясь к выходу.
— Я хотела поговорить с вами, — она выскочила передо мной, перегораживая проход. — Какое странное совпадение... наверное, это судьба, что вы явились сюда, когда я думала о вас.
И я понял, что она видела, как принц проводил меня, и, являясь придворной, прекрасно понимала, что я вернусь и поджидала:
— Иногда молчания — самый красноречивый ответ. Вы научили меня этому, — холодно бросил я и попытался обойти ее сбоку.
— Вы так жестоки! — взмолилась она, бросаясь мне наперерез.
Я отшатнулся назад:
— Тише!
— Простите, — взмах ее руки, и проход перекрывает едва заметно переливающаяся пленка добротного, но изящного заклинания от подслушивания. Я оценил его в магическом зрении и лишь затем решился на разговор:
— Чего вы хотите? — спросил я холодно.
— О, мужчины! Как вы переменчивы! Всего несколько месяцев назад вы клялись мне в вечной любви, а теперь женаты на другой? Вы не могли хотя бы предупредить меня заранее, тогда бы я, конечно, не явилась на этот бал, а пережила эту боль в одиночестве, — она тоненько всхлипнула и закусила костяшку пальца, будто сдерживая рыдания.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Я... нет... все не так... — растерялся я, не понимая, как она умудрилась так легко переиначить ситуацию. — Это ведь вы меня бросили!..
— Конечно, в ветрености мужчин всегда виноваты женщины! Если муж гуляет — значит жена недостаточно хороша, если бьет — сама виновата...
— Что вы такое говорите, нет же...
— А как иначе? Таков мир мужчин. А мы, женщины, всего лишь пешки на этом поле. Ваша любовь так изменчива и мимолетна, что только такая дура, как я, может верить в ваши признания. Я так надеялась... ваши письма и воспоминания о совместных вечерах согревали мое сердце, пока я была разлучена с вами... — произнесла она, нежно поглаживая изумрудное колье, которое я подарил.
И это будто развеяло те чары, которые она плела вокруг своими словами. Не я ее прогонял, это она бросила меня и сбежала без объяснений: сперва в имение, а потом на юг, чтобы никто не догадался о том, что в это время она тайно родила ребенка. Это она не отвечала на мои письма, принимая лишь подарки.
— А я думал, что вас согревает южное солнце и близость двора императрицы, — заметил я холодно. — Прошу прощения, но я должен идти. Моя жена ждет меня.
— О, Эйдан, как вы можете быть так жестоки!.. — она вцепилась в рукав моего камзола, но я сбросил ее пальцы.
— Я не был жесток. Я готов был бросить все, что имею, к вашим ногам, я предлагал вам пожениться. Это вы отвергли все мои письма и бежали на юг. Это был ваш выбор, Ребекка, и теперь я совершил свой. Я женатый человек и уважаю свою жену. Я не хочу, чтобы она страдала из-за сплетен и насмешек, поэтому прошу вас более не искать встречи со мной. Передавайте мой поклон своему супругу, раз уж выбрали его, а не меня. Теперь прошу меня простить, — я склонил голову и попытался выйти из алькова, но она преградила мне путь и схватила за лацканы моего сюртука:
— Как вы жестоки! Впрочем... пусть... пусть... сердце мое, полное любви к вам, будет истерзанным валяться под вашими ногами, но пусть будет так! Вы лишь стряхнете кровь со своих каблуков...
— Как поэтично, вы не хотели начать писать стихи?.. — усмехнулся я.
— Вы стали циничны... а, впрочем, верно, и были, просто я не видела этого, ослепленная своей любовью... — вновь и вновь она пыталась надавливать на мое чувство вины, но я уже очерствел. Я предлагал ей все, она отвергла мои чувства, оставив себе лишь изумруды.
— Я не намерен тратить время на обсуждение моих недостатков. Заранее со всем согласен: я жестокий коварный соблазнитель, я урод моральный, что вы еще хотите мне сказать? Я согласен со всем. Но главное — я дурак, который имел глупость любить... свою иллюзию, а не живую женщину, и за это поплатился. Довольно этого, прощайте, — я попытался отцепить ее руки от своего камзола, но она держала цепкой, наоборот прижалась всем телом.
— Нет! Вы не можете так поступить со мной!
— Ребекка, — почти простонал я.
— Вы можете винить меня во всем, мне не привыкать. Мужчинам легко винить нас женщин сперва в том, что нас так легко соблазнить, а потом и в том, что мы слишком сильно полюбили. Но я поняла все, я приняла, простите, я больше никогда не буду тревожить вас напоминаниями о своем разбитом сердце... — вопреки словам, отпускать она меня не пыталась, а лишь прижималась сильнее, демонстрируя открытое декольте.
— Ребекка, хватит...
— Но я еще и мать! Я не могу... вы не можете быть настолько жестоким!
— Вы — мать?! — вот тут уже я не сдержался. — Вы перестали быть матерью в тот миг, когда бросили своего ребенка, словно ненужную вещь, — прошипел я, пытаясь отодрать ее руки от своего камзола.
— Вам, мужчинам, легко винить нас! Вам достается удовольствие, а мы пожинаем плоды, — она всхлипнула, и по лицу ее потекли слезы. — Не вам ли следовало принять на себя ответственность и подумать об этом раньше?!