Черное пламя Раграна 3 - Марина Эльденберт
Как ни странно, но это помогло мне понять Вайдхэна. Очень хорошо. Когда он считал, что потерял их, лишенный возможности быть рядом с ними в младенчестве, любить их, носить на руках, он испытывал примерно то же самое, что сейчас ощущала я.
Чувство вины.
Глубокое, бесконечное, как океан между Ферверном и Аронгарой.
Только для него оно уже было в прошлом, а для меня…
Дети очень осторожно подпускали его к себе. Я бы сказала, вообще не подпускали, но спустя неделю, когда стало понятно, что ничего не меняется, Риа уже позволяла брать себя на руки. Лар перестал убегать, как только Вайдхэн входил в комнату, а Роа больше не смотрел драконенком. Бен каждый вечер желал им доброй ночи, но они ждали меня. Я тоже приходила, но уходила очень-очень быстро, чтобы не успеть уловить это разочарование на мордашках. Целовала шелковые щечки, укутывала малышей в одеяльца и выбегала, как ужаленная рагранскими пчелами.
Обычно Бен ждал меня у дверей спальни, и потом мы долго говорили. Точнее, говорила я, а он слушал. Наверное, я ему все уши прожужжала своими чувствами по этому поводу. Я успела и пореветь при нем, и посмеяться — истерично. Что только я ни делала и ни говорила, но он всегда был рядом. Неизменно.
Он слушал. Утешал. Иногда просто молчал, сидя рядом. Иногда притягивал к себе в объятия, а я не сопротивлялась, позволяя его губам касаться моей макушки. Чувствуя обжигающее кожу дыхание на своей шее.
Вот и сегодня вечером мы сидели именно так: я у него в руках, как в охапке.
— Завтра опять встречаемся с Зои, — сказала я. — Встреча, сезон второй.
Он усмехнулся.
Первая наша встреча ничего не дала, но тогда она проходила здесь, в этом самом пентхаусе. Подруга чувствовала себя неловко, я еще более неловко, и вот на завтра мы договорились, что я приеду к ним в гости с Ларом, как в старые добрые времена. Было немножко страшно.
Страшно — потому что каждый раз я будто шагала в пропасть прошлого, пытаясь там откопать настоящую себя. Потому что без этой настоящей меня, меня, в которой горела искра любви к миру, к детям, к Бену, к балету, я казалась себе фальшивой сломанной куклой.
— Я никогда не встречал никого более честного и искреннего чем ты, Аврора, — произнес Бен, когда я поделилась с ним своими мыслями.
— Но во мне не осталось чувств…
— Тех, других не осталось. Учись чувствовать по-другому. Так, как ты можешь сейчас. У тебя есть столько времени, сколько понадобится. — Он отвел волосы с моего лица. — Я никому не позволю тебя торопить. Когда будешь готова, выйдешь на пресс-конференцию и расскажешь обо всем, что посчитаешь нужным.
Я подняла голову и поняла, что падаю в его глаза, как в бескрайнюю, заполненную пламенем бездну. Еще я поняла, что он прав: мы бесконечно гоняемся за призраками прошлого вместо того, чтобы просто жить дальше.
— Я завтра поеду к Зои, — произнесла тихо. — Но на этом все. Я больше не буду пытаться провоцировать воспоминания. Буду просто жить.
— Отличное решение, Аврора.
Узор на моей руке снова раскалился, и Бен, словно почувствовав это, невесомо скользнул по моей коже пальцами. От нехитрого, казалось бы, прикосновения, в груди растеклась лава, а низ живота дернуло — томительно, сладко. Мне бы встать и уйти, но я не хотела. Я приподнялась, и, устроившись у него на коленях, заключила его лицо в ладони, накрывая губы своими.
Черное пламя Раграна
Чего он ожидал в последнюю очередь — так это такого вот поцелуя. Такого откровенного, резкого, беспричинного. От прикосновения желанных губ к губам сознание помутилось. Бен даже представить себе не мог, насколько он хотел эту женщину. Что можно вообще так кого-то желать, так отчаянно по кому-то изголодаться.
Отвечая на поцелуй, он ворвался в ее рот дико, безудержно: так, что зубы стукнулись о зубы. Они целовались или, скорее, впитывали друг друга как звери. В самом деле как пара драконов, дорвавшихся до своей пары и не способных остановиться в этом новом предварительном узнавании. Перехватив ее за талию, Бен одним движением опрокинул Аврору на диван, склоняясь над ней. В ушах шумело, кровь пульсировала в висках: особенно когда он увидел ее такой, какой мечтал увидеть давно — раскрасневшейся, с припухшими от его поцелуев губами, высоко вздымающейся грудью.
Он помнил, какая она чувствительная, и что бывает, когда накрываешь затвердевшие горошинки губами. Сейчас даже от одной этой картины вело, только от одной фантазии, и Бен не удержался, рывком задирая наверх блузку, стягивая белье, касаясь губами нежной кожи.
Аврора гортанно застонала и выгнулась: до боли знакомо, так, как выгибалась под ним впервые, когда он сам едва сдержался, чтобы не взять ее прямо там на столе, на кухне. От этого перед глазами потемнело еще сильнее, а виски сдавило словно раскаленным обручем. Дракон не желал отрываться от пары, а он не желал отрываться от нее еще больше.
«Какого набла ты тогда ее бросил, — мысленно сказал то ли себе, то ли ему. — Какого набла оставил ее одну, когда она была тебе так нужна, а ты был так нужен ей».
Отпустить ее, особенно сейчас, было неимоверно трудно. Гораздо сложнее, чем в тот раз, но все-таки он остановился. Отпустил ее, чуть ли не с рыком царапнув зубами чувствительную вершинку груди. Вернул белье и блузку на место, с хриплым выдохом приподнялся.
— Не думаю, что нам стоит… — негромко произнес, глядя ей в глаза, на пульсирующие то в вертикаль, то в человеческий кружок зрачки, на пламя, заполняющее невероятными черными искрами небесно-голубую радужку.
— Я была другая, да? — уточнила она, садясь и прикладывая ладони к щекам. — Не набрасывалась на тебя так?
— Еще как набрасывалась, — он усмехнулся. — И я неизменно был этому рад.
— Ладно. Я лучше, пожалуй, пойду.
Она поднялась так поспешно, что Бен не успел ничего сказать. Перехватил ее за руку, но Аврора так же мягко вытащила пальцы из его ладони и убежала наверх. Проводив ее взглядом, он снова хрипло вздохнул, запуская ладонь в волосы, с трудом удержавшись, чтобы не застонать.
Ее стон до сих пор звучал в ушах, а ее глаза… ее обнаженная грудь… вся она — такая желанная, такая соблазнительная — теперь непонятно что вообще подумает. Что он ее не хочет? Что-то еще? Да что, набл его дери, можно
