Волаглион. Мой господин. Том 1 - Софи Баунт
Вдыхаю. Прицеливаюсь. И кидаю кинжал в сторону Волаглиона.
Секунда — и громкий выкрик Сары.
Затем — клянусь, я ожидал хотя бы хрип, но Волаглион и не пискнул.
А я... что же, попал.
В плечо...
Мазила! Какой же мазила!
В детстве всегда попадал точно в цель, когда дядя вешал мишень на дерево и учил кидать ножи. Я не сомневался, что попаду в висок!
Увы… пошел копать четвертую могилу во дворе. Хотя нет. Раз уж взялся — доведу дело до кульминации. Один черт, мне конец.
Беру со стены другой кинжал.
Волаглион медленно поворачивается; зрачки его расширяются, белки заливает тьмой, они сливаются с черной окантовкой на веках. Веет могильным холодом. Неведомая сила не дает убежать. Я стою. И жду катастрофы.
Демон вырывает кинжал из плеча — с каменным сосредоточенным лицом. Бровью не дрогнул! После этого он скидывает пальто, рубашку — пуговицы разлетаются во все стороны — и стоит обнаженный по пояс, с идеальным торсом, широкой линией плеч, мускулистый. Не то чтобы я способен оценить мужскую красоту, но она явно присутствует. Вижу татуировки на запястьях. Такие же, как у Висы…
Какого черта?
Волаглион касается плеча. Рана затягивается. Он регенерируется за жалкие секунды, и лишь кровь, стекающая по бицепсу, напоминает о полученном ранении.
Да вы издеваетесь!
Сара обхватывает медальон и шепчет под нос приказ. Мой кулак разжимается сам собой. Клинок звякает о плитку гостиной. Она шутит? Я же ей помочь хотел! И что теперь делать? Бежать? Нет! Покажешь слабость один раз, и об тебя всегда будут ноги вытирать. Однако чувствую я себя хлюпкой кочерыжкой. Как бороться с тем, у кого раны моментально затягиваются? Его вообще можно убить? Что он такое?
— Flamma gladii, — едва слышно произносит демон.
Я кидаюсь в сторону — из пальцев Волаглиона выскальзывают потоки пламени, группируются и летят прямо на меня…
ГЛАВА 17. Кукловод дома
Острые языки пламени, к счастью, поджигают только кофту.
Запах паленой ткани. Я лихорадочно щупаю грудь. Вроде цел. Сжимаю зубы и поднимаюсь на ноги. Волаглион едва дыру мне между ребер не прожег.
— Рекс... верно? — спрашивает демон.
Глаза его напоминают грозовое аспидное небо: вот-вот грянет оглушающий взрыв, потолок обрушится на голову, и густая тьма высушит наши останки.
Смотрится Волаглион не угрожающе… Ужасающе! На лице не злость, там — смертельное хладнокровие. Каждая мышца моего тела напрягается в ожидании удара, какой бывает при столкновении гигантского метеорита с карликовой планетой. Энергетика демона расколет меня. Выбьет с орбиты. Снесет с корнями!
Ведьма выразительно кивает на лестницу. Приказ ясен. Уходить. Но я не собираюсь подчиняться.
Растрепанные рыжие волосы, синяк на оголенном плече, скачущее дыхание, округленные синие глаза… И мое сердце бешено скачет. Сара испугана, но изо всех сил показывает обратное. В руках Волаглиона — она безвольная кукла. Смиренно терпит любые прихоти. Я не верю, что ведьма слаба против демона, но почему она так трепещет перед ним?
Хмурясь, двигаюсь в ее сторону.
Никуда я не уйду.
Вот еще! Этот урод чуть не испепелил меня! Он ответит за это. Я бессмертен. Значит, есть шанс поквитаться. Надо подобрать что-нибудь острое... и отрезать ему причиндалы!
Шрамы на животе Сары — вдруг приковывают взгляд. Это буква «В». Уродливо-изогнутая буква «В». По затылку ударяет дубинкой осознания. Это его работа. Он изуродовал девушку. О мой бог, этот урод оставил на ней свои инициалы?!
Сара задергивает халат, поднимается, но демон толкает ее обратно на диван и приказывает оставаться на месте. Вокруг соломенных волос разбухает темная воронка и окрашивает их чернотой от кончиков до корней. Свет в комнате искрится. Воздух воняет серой.
С меня хватит!
Я шагаю к Саре. Волаглион — ко мне. Теперь чернеют не только его лазурные глаза и волосы, но и пальцы, будто демон их в чернильницу обмакнул. Лицо его — стальная плита. Совершенно не понимаю, что он собирается делать. Благоразумие советует остановиться, и я слушаюсь. Стопорюсь. Смотрю в широко расставленные, нефтяные глаза, которые не отрываются от меня. Различаю нить размышлений. Я и сам пылаю от мыслей. От того, как я ошибся. Каким наивным был! До чего неверно истолковал сущность Сары. И теперь поражен — мучительно поражен — ее трудно описуемой покорностью перед мужчиной.
— Чего же ты желаешь, Рекс? — вдруг выдает Волаглион. — Неужели Сару?
— Оставь ее в покое, — скриплю я.
Мы стоим в двух метрах друг от друга. Все в нем непроницаемо: мощь крепкого тела; призрачные эмоции; неизменно-суровый баритон и браслеты-татуировки на запястьях — треклятые, не дающие покоя. Что за символы? Почему у Висы такие же? Где я видел их раньше?
— Ты хочешь защитить ту, кто убила тебя? — усмехается демон и вальяжно (какая светскость! какая важность!) показывает на свою грудь. — Ту, кто вырезала твое драгоценное сердце...
Сара глядит так, будто сам факт моего существования внезапно застал ее врасплох.
— Оставь ее, — повторяю, гоня прочь мысли. — Сейчас же!
Волаглион ухмыляется и с обольстительной ухваткой поворачивается, чтобы окинуть взглядом ведьму, потом — меня.
«Посмотрим, будешь ли ты так же дорог ей, как она тебе», — звучит голос демона в голове.
— Душа моя, — его голос уже не в голове: голос, обращенный к Саре. — Сдери-ка с него кожу.
— Что? — это уже два голоса. Мой. И ведьмы.
— Живо, — убийственно-ледяной баритон Волаглиона.
Все вечности сливаются в один миг.
Падаю на колени. Кажется, что я одновременно порезался о миллион бумажных листков — всеми возможными частями тела — и стал одной большой раной. Кожа на пальцах бурлит. Западное окно гостиной открыто, и сырой осенний вечер, затаив дыхание, слушает мой крик. Сквозь боль я поднимаю голову и гляжу на Сару. В синих глазах — космическая пустота. Акустика дома придает моему стону такую глубину, что право же, я пугаю воплем сам себя. Не знал, что вообще так умею.
Происходящее кажется злокачественной опухолью, против которой ничего нельзя сделать, она разрастается и поглощает, уничтожает изнутри — и, поверьте, дело не в лютой боли, дело в том, как беспрекословно ведьма решила выполнить приказ демона. Не раздумывала и секунды! Твою мать... и секунды!
Эта мысль заставляет стонать не только оттого, что с меня клочками сыпется эпидермис — о нет, нет, проклятый случай! — но и от обиды.
— Сара... —
