Ведьмино счастье 3 - Мартиша Риш
Отправили переодеться. Вернулся, а её снова смотрят за ширмой. Она кричит! Упал. Очнулся от того, что меня тормошит врач. Вроде даже треснул по щеке. Хороший мужик, очень нужен на родах. Марцелла говорит, что ей не больно. Меня выгнала звать всех. Скоро я стану папой или сдохну от страха, что вероятней. Сел у стены рядом с дверью спальни. Проходящий мимо Маг меня пнул легонько, я зло посмотрел ему в глаза, хотя, скорее, жалко. Он что-то нашептал, прямо глядя мне в лицо, дверь за ними захлопнулась. На душе стало легче, смертельный ужас отступил, оставив место простому страху. Сижу, жду. Там то шорох, то голоса, ничего не понятно. Дикий вой пронзает самые глубины души, отдаётся в сердце. Она умирает? Что-то упало, хоть бы не она. О ужас, зовут меня! «Всё хорошо», — говорит целитель. Правда? Так она воет и всё хорошо? Стою, как трусливый заяц, за ширмой, страшно даже взглянуть туда. Сын!!! У меня сын! В руки всучают кровавый комок. Это сын? Это её кровь? Показали, как держать. А если я его уроню? А сжимать нельзя. Он же весь поместился на двух ладонях, мой сын. Орёт-то как! Ух. Может ему больно? Нет? Точно? Хорошо, целитель помог помыть. Я бы там помер от страха в той ванной. И так пот льёт ручьём. Даже как-то удалось завернуть, хорошо, что целитель сумел. Сказал: «Богатырь и колдун». Правда? Вот эта кроха — богатырь? Но до чего славный! Вышли обратно.
А у жены уже крылья. Как она устала, как ей бедной тяжело и больно. Она ещё и первенца-то не видела, а уже второго родила. Как же мне повезло с женой! Первого сына разрешают положить ей к груди. Дают второго, тоже весь в крови. Бедная, это же её кровь. Говорят, этот в меня. А, вроде, такой же как первый. Что тут поймёшь? Парень. Мальчик. Мой сын. Моем и этого. Наверное, всё. Выходим. Что? Там кто-то ещё? Кто? Ещё ребенок? Это же такое богатство! Трое детей!
Держу двоих, ждём третьего. И снова парень! Какая она у меня молодец! Только вся измоталась, хоть бы выжила после такого. Столько крови потеряла. В битвах столько крови теряют только при тяжёлом ранении. Даже детей держать не может, Маг помогает. Моем третьего. У меня уже такой опыт, что даже не так страшно держать, пока целитель моет моего ребенка. Все трое будут колдунами. Мы сейчас моем великого колдуна. Так странно. Вышли. Доктор сказала, на сегодня всё. Это как? А на завтра? Точно, всё? Что ей хотят там шить?! Рубашку? Так их много. Что? Хотели её шить? Хорошо, что целитель не дал. Всех троих кладём на нашу постель. Какие они славные. Только личики сморщены. Маг достает откуда-то кружевные одеяльца. Крошечные. Заворачиваем младенцев. Красивые! И такие родные. Чудо! Интересно, а где тот мужик, что был с врачом? А, вон в уголке валяется, ну и ладно. — Марцелла, я с вашим мужем и детьми на минуту выйду только за дверь покоев и сразу обратно. Дети хорошо запелёнаны. На них одеяльца. Я специально всё подготовил. Можно? — Она разрешила, — донёсся голос врача из-за ширмы. Маг просит меня взять двоих. Беру первенца и третьего. У него мой второй сын. Выходим за дверь спальни. Там под дверью стоит белый Эмиль. — Что? — Сыновья. Трое! — А Марцелла?! — Очень устала. Ей обрабатывают крыло, разбила о ширму. — Страшно? — Безумно! На абордаж легче идти!!! — Эрлик, идите сюда. Эмиль, откройте нам двери. — Эрлик! Нам надо показать детей, не спускаясь с лестницы. И скажите им, что всё прошло благополучно. Выхожу, а внизу люди и эльфы. Ждут, что им сообщат. И домашние, и чужие. Все замерли, завидев меня и идущего следом Мага.
— Госпожа чёрная крылатая ведьма Марцелла подарила мне трёх сыновей! Всё благополучно. — Как? — донеслось откуда-то с самого низу. — Сразу троих? — растерянно спрашивает лорд Форос. Мы с Магом молча уходим с детьми. Нам не до этого. Нам к моей жене. Как она там, бедная?
Маг, заходя в спальню, сразу наворожил колыбель. Широкий ящик, разделённый на три части между двух больших колёс, как у кареты. Все чёрное с тонким золочёным узором, дно укрыто жёстким матрацем. Кладём моих деток туда, колыбель сама собой начинает плавно качаться. Вот и доктор вышла. Как там любимая моя жена? Смотрю с дикой тревогой. — Странная у вас колыбель. Чёрная! Впервые