Цвет ночи - Алла Грин
Моё тело поднялось в воздух, и я больше не ощущала никакой опоры, паря над полом. Сильная рука обвила мою спину, другая подхватила ноги, и я обнаружила себя прижатой к пушистому меху, и тёплому, казалось, обнажённому торсу. Вязкий воздух вдруг обрёл сладкий аромат мёда, орехов и лесных ягод, и я узнала Гая.
Очутившись в невесомом забвении, не видя ничего, кроме тьмы, я ощущала тупую боль в затылке. Видимо, когда некая невиданная сила увлекла меня в сон, я ударилась головой при падении.
Он выносил меня из библиотеки, преодолевая распахнутые двери, тихо, без остановки, произнося моё имя. Голосом, наполненным тревогой и беспокойством. Тьма и боль крепко сковывали меня, и мне с трудом удавалось уцепиться за проблески реальности, хватаясь за его полушёпот.
Мгновение спустя, когда мои плечи соприкоснулись с некой твёрдой прохладной поверхностью, у меня, наконец, получилось приоткрыть глаза.
Я смотрю на бежевый потолок; тени от зажжённых свечей скользят по изображениям ангелов в облаках, под лучами солнца, и бога, того самого христианского бога, единого, из мира яви, который протягивает ко мне руки. Вздрагивая, распахиваю глаза пошире и замечаю настенную лепнину, каменные перила балконов, и верхушку алтаря. Приподнимаю голову и пытаюсь привстать на локти — оглядываясь, понимаю, что нахожусь в замковой часовне, лежу на деревянной скамье.
Гай прикладывает тёплые ладони к моим щекам, и заглядывает в глаза.
— Что произошло? — спрашивает он.
— Я уснула, — шепчу, морщась от боли в голове.
— Нет, ты упала в обморок, — говорит Гай, проводя по моему затылку. Затем смотрит на собственные пальцы. На них нет моей крови.
— Возможно, — соглашаюсь я, понимая, что вряд ли уснула на ходу.
Гай отстраняется от меня и меряет оценивающим взглядом.
— Говори, что с тобой такое, — произносит он. — Ян говорит, что ты странная в последнее время.
Я удивляюсь. Яну, и правда, кажется, что я стала какой-то другой? Он заметил это? Но он ничего у меня не спрашивал. Зато, видимо, делился своими мыслями об этом с Гаем.
— Я вижу сны, — признаюсь я.
— Какие именно сны? — Густые каштановые брови Гая сходятся на переносице.
Снова потирая голову, я поправляю свои растрепавшиеся волосы. Боль начинает отступать, и я принимаю сидячее положение.
— Я думала, что они о том, чего никогда не было, — говорю я, и мой голос разносится эхом по пустой часовне, отскакивая от её каменных стен. — Но они о том, что было. Как воспоминания, только не мои собственные, а чужие. И некоторые из них правдивы. Некоторые из них на самом деле происходили: со мной и с другими.
— Ты спрашивала меня о снах, я помню, — задумчиво говорит Гай. В то же время нотки его тона наполняются подозрением. — О чём они?
— О вас… о ней, — молвлю я, понижая голос, имея в виду Алену, но не произношу её имени вслух, осознавая нереальность сказанного, своих безумных предположений, ощущая себя глупо. Но устоять уже не получается, и мой страх уступает место любопытству. — Скажи мне правду, Гай. Если бы они хотели, то уже признались бы.
— О чём? — удивлённо переспрашивает он.
— О том, что я — это она в прошлой жизни, — шепчу почти беззвучно. — Если я — это и есть она, то скажи мне. Никто кроме тебя не скажет.
— Кто? — уточняет он, делая вид, что не понимает.
И я озвучиваю свою идею, уже не кажущуюся мне абсурдной.
— Алена.
— Что-о? — протягивает он. — Ты что-то придумала? Почему ты вообще до сих пор думаешь о ней?!
— Я вижу сны с её участием, — объясняю я. — Вижу в них её и вас. Точнее — нас.
Часовня наполняется чужим голосом, проникновенным, бестелесным и неживым. Протяжное призрачное эхо следует впереди него.
— Что значит ты видишь сны об Алене? — настойчиво спрашивает Константин, призывая меня к немедленному ответу.
Я пугаюсь от неожиданности. И потому, что впервые слышу от него этот ледяной безжалостный тон. В дверях появляется его силуэт — чёрный, окутанный веянием смерти и могильного холода. И в этот момент, я наконец, полностью прихожу в себя.
Не знаю, почему я видела то, что видела. И почему упала в обморок несколько минут назад. Я ударилась и еле удерживала равновесие, продолжая сидеть на скамье, обернувшись на дверь.
Я почти была уверена, что я Алена. Нет. В данную секунду я была в этом убеждена. Это было странно, но это было так. Я всегда не доверяла собственной интуиции, но теперь должна была это сделать. Да, мне было страшно. Но я должна была с ним поговорить. С Константином. Ведь он и Алена… Он и… я? У меня кружилась голова, от травмы или от переполняющих голову мыслей.
— Я вижу подобные сны постоянно, с момента, как попала в навь. Там мы, то есть — вы сидите на берегу широкой реки в человеческом мире.
А что если я и есть Алена? Этот вопрос уже некоторое время крутился в моей голове, робкий, но навязчивый. Да, звучит странно, безумно, глупо. На первый взгляд. Но пора уже признать: каждая вещь, которая здесь, в нави, интуитивно кажется мне самой абсурдной и которую я отметаю, в конечном итоге оказывается правдой.
Я не поверила в существование туросика, когда увидела быка со сверкающими золотом рогами и заблудилась в лесу, чуть не став его жертвой; я отказывалась верить, что Ян — бог. И он оказался не просто богом, а сыном правителя ада и богини смерти. Мне казалось, что из зеркала в золотом зале замка вышел кто-угодно, но не Барбара, не Чёрная дама, которой она являлась по знаменитой легенде — и снова ошиблась. Александра привиделась мне во сне, но я позволила сомнениям победить, не признав в ней их сестру. Вдруг в какой-то одной из своих жизней я была Аленой?
И теперь что? Что должно быть между мной и Константином? Меня должно тянуть к немуу? Я этого не хочу. Наверное… Я ничего о нём не помню.
