Асфоделия. Суженая смерти (СИ) - Наталья Юрьевна Кириллова
Сурово тут.
– В орден принимали бесплатно?
– Не совсем. Но храмовый взнос всё же меньше, чем регулярная плата в университете или траты на моё пребывание при дворе, а положение Эветьена тогда было ещё не столь надёжно, чтобы он мог найти мне место. Став старше, я оценил преимущества этого решения.
– И когда же тебя отправили в храм?
Неужели… девственник?
– Едва мне исполнилось девятнадцать. Рассветный храм достойное место, многие франские семьи отправляют под его сень младших сыновей, чтобы те служили Четырём и Его императорскому величеству. Лучше исполнять волю Благодатных, чем бражничать при дворе и жить надеждой лёгкой поживы.
Тогда вряд ли. До девятнадцати много что успеть можно, гульнуть так точно. Особенно парню.
– Не жалел?
– О чём?
– Что так рано расстался с… мирской жизнью и… её благами.
Для меня всё рассказанное Тисоном звучало как-то дико: дочерей поскорее замуж, старшему сыну дом и прочее движимое и недвижимое имущество, среднему образование – хотя что собой представляло местное образование тоже ещё выяснить надо, – и пущай дальше сам пробивается, а младшему фигу по всем фронтам.
– Нет, – мужчина помедлил и добавил зачем-то: – Не жалел. Монастырь и служение Четырём в открытых храмах не каждому подходят, да и с давних пор повелось, что сыны благородных семей чаще вступают в храм рассветный, дабы отдать долг богам и принести славу роду…
То бишь рыцарский орден престижнее монашеского и более уместен для отпрыска аристократа. При таком раскладе, полагаю, рассветный храм не испытывает недостатка в рыцарях знатного происхождения.
– В девятнадцать ты вступил в храм и с той поры минуло… сколько годков? – решила я уточнить назревший вдруг вопрос.
– Десять.
– А разница с Эветьеном у вас какая?
– Семь.
Ага… Тисон младше меня… прежней меня. А Эветьен старше по любому.
Хорошо это или как?
Или без разницы?
Если подумать, какое мне дело?
Правильно, никакого. Чисто голый интерес.
– И он не женат?
– Нет.
– И ни разу не был?
– Нет, – теперь Тисон посмотрел на меня с закономерным настороженным удивлением. – Почему ты спрашиваешь?
– Просто так. Любопытно, – пожала я плечами и тоже поспешила вернуться к созерцанию открывающегося вида.
Некоторое время мы молчали, стоя бок о бок, глядя в даль, и шелест голосов, приглушённых бренчанием лютни, казался несущественным, пустым, как сами разговоры о модах и чужой личной жизни. Ветра нет, даже если прижаться вплотную к борту – и незримому покрову, – солнце припекало и золотой зверь, словно живой, источал усиливающееся тепло.
Наконец Тисон отодвинулся от борта и указал на правый берег.
– Эй-Форийя.
Я повертела головой, ничего похожего на дворец не насмотрела и обошла рыцаря. Он чуть посторонился, позволяя мне занять его место, встать между ним и бортом.
– Где?
– Ты не туда смотришь, – Тисон усмехнулся и, положив ладонь мне на талию, мягко повернул вправо, чтобы я видела дальнюю часть берега, а не только ту, что обнимала русло. – Смотри вон туда. Видишь башни за теми деревьями?
Я кивнула.
Вижу.
Эй-Форийя раскинулась не на самом берегу, но в стороне от реки, поодаль, обрамлённая грядами деревьев. С нынешней моей точки обзора самого дворца и впрямь толком не видно, лишь тёмно-синие башни, поднимавшиеся выше зелени макушек. По мере приближения барки всё сильнее забирали вправо, покидая речную дорогу, изгибались огромной блестящей змеёй.
– Эй-Форийя – дворец новый, – пояснил Тисон, не торопясь убирать руку с талии. Я не возражала: прикосновение вполне невинное и стоял мужчина так, чтобы скучающая публика на палубе не могла заметить ничего предосудительного. Самой бы не увлечься и не прижаться спиной к мужской груди, не откинуть голову на плечо. – Строительство дворца было начато в прошлом веке Его императорским величеством Ренардом Третьим и продолжено его сыном, Филандером Шестым.
– Это при котором вспыхнули мятежи на островах? – припомнила я замечание Жизель.
– Да, – уже привычное удивление в голосе появилось и исчезло.
– Жизель говорила, что Филандер налоги повышал… уж не на строительство ли дворца?
– Не только, – отозвался Тисон уклончиво. – Филандер Шестой прославился своей расточительностью, безмерной тягой к роскоши и нежеланием принимать последствия собственных действий. Он не оставил сыновей и императорский венец принял его младший брат, Стефанио Первый.
– Наш Стефанио? – уточнила я. – То есть который нынешний император?
– Нет, то был его отец, – поправил Тисон.
Никакой оригинальности с именами в императорской семье, как зовут отца, так и сына нарекают.
– Он их, мятежи, застал? – заинтересовалась я.
– Кто? – кажется, Тисон начал теряться в вывертах моей предполагаемой амнезии.
– Стефанио… м-м, Второй, получается?
– Второй. Он родился через год после последнего сражения на Сонне, но до того, как его дядя скончался.
Значит, век прошлый закончился недавно… и память о мятежах у людей яркая, сдобренная не простым пересказом полузабытых событий старины глубокой, но историями очевидцев, быть может, и участников тех сражений. Для девушек вроде Брендетты восстание, случившееся до её рождения, где-то далеко-далеко, почти что в другой стране, не значило уже ровным счётом ничего, однако оно не потеряло ещё актуальности для тех, кто старше, серьёзнее, кто столкнулся с ним лицом к лицу. Эх, выяснить бы, что там за великая магическая битва произошла, раз народ шугается от одного только вида Асфоделии со слухами пополам… Тисона расспросить, прикрываясь амнезией? Или поискать какой-нибудь учебник по истории, летопись минувших дней?
– Асфоделия, я понимаю, после удара ты не всё помнишь, – заговорил рыцарь осторожно, каплю неуверенно, будто нащупывая дорогу во тьме. – Но позволь узнать, что именно ты помнишь?
– А-а… – растерялась я. – Я уже рассказывала… как очнулась в замке фрайна Делени.
– Ты рассказывала при моём брате, при котором явно не желала упоминать об этом вовсе.
Признаться? Или не рисковать и соврать? Личные симпатии, как известно, не гарант безоговорочного доверия, полного понимания и принятия ситуации.
Дорогой, я не Асфоделия, я Алёна, попаданка в чужое тело, и я из другого мира… или с другой планеты… или как это правильно считается…
Даже мысленно звучало паршиво.
– Тисон, я… – я повернулась
