Императорский отбор - Сергей Николаевич Чехин
Меня дико выбесило решение принцессы, я боялся, как бы с Кариной ничего не случилось и скрипел зубами от того, что горничную отдали именно белобрысому ублюдку — самому жестокому, беспринципному и отмороженному из всех претендентов. Анна била наверняка, ничего не скажешь.
— Первый, — девушка вздрогнула, как от замаха, и потупила взор.
Кто бы сомневался… Пулей вылетел наружу и у самого порога едва не столкнулся лоб в лоб с Альбертом. Старик нес под рукой кипу исписанных бумаг и задумался о чем-то столь крепко, что среагировал на меня в самый последний момент.
— Трофим! — несмотря на возраст, старик крутанулся на пятках и ушел от столкновения, точно опытный тореро. — Погоди!
— Не сейчас, — я же пер как исколотый шпагой бык, не замечая ничего вокруг. Благо коттедж находился совсем рядом, а времени прошло всего ничего, и подонок вряд ли успел как-либо навредить служанке.
— Да стой ты! — наставник припустил следом, придерживая котелок. — Я нашел кое-что крайне важное о нашей с тобой проблеме… Трофим!
Меня бы, наверное, и паровоз не остановил. Я взбежал по ступенькам на узкую террасу и заколошматил кулаком в дверь так, что с навеса посыпались пыль и птичьи перья. Но открывать нам не спешили: то ли немец куда-то ушел, то ли не горел желанием принимать гостей, ведь прекрасно понимал, что те придут не с дружеским визитом.
— Герман, мать твою! Открывай!
Хотел бы написать, что ответом была лишь тишина, но кое-какие звуки все же пробивались сквозь толстую стену. Прильнул ухом к запертым ставням и услышал отрывистые хлесткие удары, перемежаемые сдавленными вздохами. Больше всего это напоминало избиение длинной тонкой палкой, а если учесть особую страсть блондина к шпицрутенам, все быстро встало на свои места.
— Трофим! — Альберт схватил за плечо и развернул к себе лицом. — Да что случилось?
Я отмахнулся и снова попытался открыть дверь. Сперва хотел выбить, но быстро отказался от этой затеи — окованные дубовые брусья и таран не сразу возьмет, куда там моим тощим ножкам. И окно не разобьешь — садист как следует подготовился, прежде чем приступать к излюбленному занятию.
Удары меж тем стали чаще — Гессен наверняка догадался, кто ломится в дом, вот и решил позлить соперника еще сильнее. Что ж, ему это удалось — да настолько, что прежде недоступная магия проявила себя во всей красе. Стоило направить ладонь на замок, и яркий сноп света сгустился до луча толщиною в мизинец, а тот прожег металл быстрее джедайской сабли.
Избавившись от преграды, ворвался в гостиную — вполне себе обычную: ни колодок, ни кандалов, ни разбросанной всюду одежды, только стерильная чистота и педантичный немецкий порядок. Однако вскоре стало ясно, что выродок обустроил свою «красную комнату» на заднем дворе. Дверь, что вела в крохотный садик, со скрипом распахнулась, и предо мной предстал голый по пояс блондин — весь в поту, красных точках и с увесистым деревянным прутом в руке.
От увиденного перекосило окончательно. Взор затянула пелена, голова пошла кругом, и со словами «ах ты сука», я кинулся на обидчика. Причем настолько стремительно, что даже бывалый военный не успел дать отпор. Я кинулся на него в прыжке, повалил на пол и приготовился впечатать тупую башку в половицы, но тут подоспел Альберт, схватил под локти и оттащил прочь.
Я вырывался, крыл гада отборным матом и пару раз стрельнул лучами в потолок, но старик держал, как тисками — и откуда столько силы в дряхлых мышцах? Герман же медленно выпрямился, смахнул влажную прядь со лба и в полном недоумении уставился на нас.
— Господа… — произнес после затянувшейся паузы, — извольте объясниться.
— Я те щас так изволю, петух ты гамбургский! Отпусти Карину, мудак, не то клянусь всеми богами, я тебе голову отвинчу.
— Отпустить? — немец нахмурился и пошевелил челюстью из стороны в сторону. — Но я ее и не держу. Эй! Подойди-ка сюда, тут твой дружок пожаловал.
В гостиную вошла горничная — в привычном платье, с чистым личиком и аккуратной, пусть и самую малость растрепавшейся прической. Никаких следов побоев и пыток, а в руках — точно такая же палка и пара выпуклых сетчатых очков, похожих на огромные стрекозиные глаза. Я сразу понял, что это такое, и лишь тогда перестал брыкаться, лягаться и обмяк на руках деда, чувствуя подступающий стыд.
— Не знаю, о чем вы подумали, но мы просто упражнялись в фехтовании, — в голос вернулись надменность и власть. — Выстоять против вампира крайне сложно, зато потом с человеком справишься на раз-два. Полагаю, вам стоит извиниться за это недоразумение.
Тут я понял, что девчачьи вскрики и стоны на самом деле издавал блондин, и вместе с обычным стыдом подкатил еще и испанский.
— Недоразумение — это то, что мою горничную с какого-то перепуга отдали тебе, — прорычал в ответ.
— Понимаю, — неожиданно согласился Герман. — Вижу, ты к ней привык… даже очень. Впрочем, как и я к своей Амелии. Но если что — я не имею к обмену никакого отношения.
— Знаю. Ее высочество сделала это… по своим причинам. Но я бы хотел забрать свою горничную обратно.
— Я тоже. Но дело в том, что Карина — не твоя горничная, — немец развалился в кресле, закинул ногу на ногу и положил сверху деревянную рапиру. — Она, как и моя Амелия — личная служанка цесаревны. И госпожа Анхальт вольна распоряжаться ими, как пожелает. И не мне, и уж тем более не тебе оспаривать ее решения и указы.
— Любой закон можно обойти, — на ум быстро пришла хитрая схема. — На публику будем выходить с новыми горничными, а дома — как прежде.
— А если попадемся? — Гессен зыркнул исподлобья с таким видом, будто мы обсуждали похищение самой принцессы. — Неисполнение императорского указа карается смертью.
— Да брось… Будет император двух кандидатов убивать из-за хотелок дочурки. К тому же, как я понял, для смертной казни нужна крайне серьезная причина, а не вот эта чепуха.
— С одной стороны — ты прав, но с другой… Карина, принеси нам вина.
— Да, господин, — девушка покорно поклонилась и подошла к шкафу.
И вроде бы Герман обратился к ней максимально корректно, а все равно внутри все сжалось от приступа жгучей ревности. Если бы засранец попытался облапать ее или как-то унизить — я бы не сдерживался, несмотря на последствия. Но размахивать кулаками только потому, что служанка делает свою работу — крайне глупо,
