Одержимость мастера (СИ) - Холин Алиса

— Вы с Августом прочитали книги, которые я вам оставила? — всполошилась Анна и сделала шаг к лестнице, словно бы постаралась отвлечь хищницу от своей цели.

— Нет, — не прерывая шествия, холодно ответила Ева. На Анну она не взглянула, как будто та была маленькой букашкой, не заслуживающей внимания. Остановилась на последней ступеньке, направила на меня указательный палец и спросила у отца:

— Что это?

От неожиданного вопроса я растерялась, не понимая, как на него реагировать. Ева ко мне обращается как к неодушевленному предмету? Девочка сжала губы, пока они не побелели, наморщила лоб и медленно произнесла:

— Что она сделала с маминым платьем?

Ах, она про платье!

Я облегченно выдохнула и стала рассматривать, что же такого ужасного я «сотворила» с нарядом ее мамы. Опустила глаза и замерла: бальное платье цвета чайной розы, с завышенной талией и кружевными цветами по глубокому декольте превратилось в грязные лохмотья. Оно походило на чумазую медузу с разорванной и спутанной юбкой-капюшоном, которая невообразимым образом выбралась из морских глубин на сушу и теперь из последних сил пытается сохранить остатки достоинства. Наверное, помимо того, что намокла под дождем, я успела обтереть юбками бока паролета, да еще зацепить и порвать в нескольких местах воланы. Небольшим потайным швом не обойтись.

Дыхание перехватило, стоило вспомнить как я, обезумевшая, карабкалась через Яна Макильских к панели управления паролетом. До сих пор не понимаю, каким чудом мы остались живы. Пока я отчаянно пыталась спасти нас, ни разу не пришла в голову идея позаботиться о сохранности платья.

Вот, кстати, теперь стало интересно мне: а как по логике этой разбалованной девочки я должна была выглядеть после экстремальной посадки?! Даже Снек с Анной и те проявили больше сочувствия, чем родная дочка господина Макильских. Состояние платья волнует ее больше, чем жизнь отца!

На глазах Евы выступили слезы, и я мгновенно стушевалась. Почувствовала себя неуютно.

Ну что за темная сила проникла в мое сердце. Разозлилась на ребенка почем зря. Разве могла малышка знать, что в дороге с нами случилось? Бедная девочка увидела то, что напоминало о маме, и отреагировала совершенно искренним образом.

— Мон сделала это не нарочно, — сдержанно ответил биомаг. — Приведем мы платье в порядок. Не стоит из-за пустяка так расстраиваться.

— Папа, вместо того чтобы выписать ей штраф за ущерб, — Ева шумно перевела дыхание, — ты собираешься забрать ее на работу в свою лабораторию! А кто же тогда будет заниматься с нами?

Я не ослышалась?!

Интересно, господин Макильских подумал сейчас о том же, о чем и я? Мне почудилось, что обида Евы прозвучала не только по поводу платья, хотя она имела полное право высказать претензии — платье я действительно угробила. Не был ли причиной недовольства страх? В доме до меня сменилось семь гувернанток, и ни одна из них не задерживалась более чем на пару дней. Я знала, всем сердцем чувствовала, что со мной Ева была открытая, настоящая. Когда мы вдвоем секретничали в ее комнате, она делилась таким, о чем не знала даже Анна. Разве расскажешь сокровенное тому, кому не доверяешь? Как же приятно было тогда осознавать, что я кому-то нужна, что кто-то ищет моего тепла, внимания, ждет встречи, чтобы рассказать о сновидениях, просто поболтать или прогуляться по парку. С Августом все было не так. Правильнее было бы сказать, что к моему обществу он привык и благосклонно его терпел. Но с Евой я ловила себя на мысли, что становлюсь для нее большим, чем гувернантка. Как и она для меня — большим, чем воспитанница моего нанимателя. Когда Ева услышала, что отец предлагает мне новую работу, по ее мнению, означать для близнецов это могло одно — смену уклада, к которому она прикипела душой.

— Мон останется жить с нами, — мгновенно сообразил господин Макильских. — Все будет по-прежнему.

— Нет, папочка, я тебе не верю! По-прежнему в нашем доме больше никогда не будет! — Ева резко развернулась и стремительно побежала по лестнице наверх.

Коленки мои дрожали от усталости, руки — от волнения после разговора с Евой. Только теперь я почувствовала, как сильно измучилась за сегодняшний день, а до его завершения еще ой как далеко. Хотелось предложить господину Макильских, чтобы ему с архивированием секретных данных помог Снег. А самой броситься вслед за малышкой. Обнять ее, прижать к груди и дать понять, что никуда уже я от нее не денусь. В одной беде побывавшие, мы стали родными. Ева должна об этом знать!

— С минуты на минуту явится Распрыкин, — сердито сообщил господин Макильских и попытался ступить без поддержки, но его ноги подогнулись. — Помогите дойти до подвала, — сказал он дворецкому, едва успевшему хозяина подхватить. — А вы, Анна, займитесь детьми. Мон, за мной.

— Ты иди, иди, я присмотрю за детьми, хозяин не любит ждать, — тихо обратилась ко мне кухарка и пошла на второй этаж за Евой.

Я встрепенулась. Если мы сейчас не сделаем то, о чем предупреждал биомаг, в опасности окажутся и Ева с Августом.

Права маленькая Ева: спокойной и привычной наша жизнь больше не будет. Ее отец ворвался в мастерскую моего отца, такой решительный, бесстрашный и уверенный в себе, и словно вернул меня из сумрачного царства, откуда я никак не могла найти выход. Правда, тогда я зареклась, что ни за что не выберу основной работой занятие, отнявшее у меня родителей. А сейчас стало интересно, как все сложится, если я, как говорит господин Макильских, пойду по пути своего призвания?

Ведь тогда поменяется все-все-все…

Одной рукой Снек придерживал хозяина, второй отворил дверь в подвал, тот самый, откуда мне помог выбраться господин Темников.

Бешено заколотилось сердце, едва не выпрыгивая из груди. В этот самый момент мне впервые после отчисления из колледжа захотелось вновь прикоснуться к тайному миру биомагии. Погрузиться с головой в книги с секретными биомагическими разработками и заклинаниями, узнать, что находится в каждой колбе, баночке и пробирке в лаборатории господина Макильских. Любопытство и исследовательская жажда захватили меня в плен до дрожи, растеклись по всему телу и сосредоточились на кончиках пальцев.

Глава 42

Из подвального помещения мерцал желто-голубой свет. В нос ударил знакомый кисловатый запах химикатов.

— Дальше мы сами, — сказал биомаг дворецкому и отстранился. Уперся руками о стену и медленно стал спускаться по ступенькам вглубь.

— Вам очень больно?

— Закрой дверь, — почти шепотом ответил он мне, вдыхая воздух сквозь стиснутые зубы.

Я мигом закрыла за нами дверь, обитую с обратной стороны серебряным листом, и мы остались отрезанными от целого мира со всеми его нескончаемыми проблемами. Заклинательная руна, которая прежде была нанесена углем в центре двери, исчезла. Остальная обстановка осталась нетронутой: разбросанные по углам странные механизмы и запчасти, машинописное бюро с печатной машинкой, картотечный шкаф, механизм, удерживающий сверкающий кристалл, три костюма с серебряными шлемами и брезентовые мешки.

Я не смогла долго наблюдать за тем, как господин Макильских, сгибаясь в три погибели, спускается по лестнице, того и гляди покатится кубарем. Забросила его руку к себе на плечо и буквально поволокла биомага через два, благо совсем маленьких, в три ступеньки, пролета.

Спустились.

Ногой выдвинула табуретку из-под машинописного бюро. Пододвинула к стене и усадила господина Макильских.

— Подай мне стеклянный флакон с фиолетовой этикеткой в правом верхнем ящике, — кивнул он в сторону шкафа.

Я потянулась к полке, куда он указал.

— Вы справитесь? — с недоверием спросила я. — Вы очень бледный, а до этого щеки пылали. Что с вами происходит?

Биомаг взял протянутый пузырек, смочил губы парой капель эликсира, пахнущего миррой и нардом.

— Посмотрим, — рассеянно ответил Ян Макильских. — Все зависит от того, как подействует антидот.

— А когда он начнет действовать?

— Черт его знает. — Биомаг пожал плечами. — Через пару минут или вообще не подействует.