Сбежать от зверя. Прощение - Анна Григорьевна Владимирова
Откуда мне знать, что между ними было? А если они расстались? Тогда бы Катя не играла с ним маскарад. А не играла бы – они не смогли бы так спокойно быть рядом все это время и ничем не выдать своего знакомства. Нет, Катя от него пряталась.
А значит, Михаил ее не отпустит.
Это спасет Катю?
Я обернулся к Довлатычу, чтобы упереться в его полный напряжения взгляд.
Спасет. Я не знаю от чего. Но это уже и не важно. Главное – Артур знает точно. А мне не все равно, что станет с этой рыжей самоотверженной дурочкой.
Я медленно поднял мобильный в руках, включил камеру и сделал фото картины. Беглый взгляд на ведьмака ничего не дал – он отвернулся к окну. Хотя… Это значило, что я все делал правильно. Еще несколько секунд ушло на то, чтобы отправить фото Стерегову и набрать его номер.
– Тахир, – хмуро отозвался тот.
– Я тут в комнате одной докторши, которая строила тебя в палате у Марины. Помнишь ее?
– Помню, – нетерпеливо отозвался он после короткой паузы.
– Описать ее можешь?
– Это сейчас так важно?
– А ты думаешь, я просто соскучился по тебе?! – рявкнул я. – Внешность, Миша!
– Ты же ее видел, – процедил он.
– Есть подозрение, что нам показывали разное. Не томи.
Он гневно засопел в трубку:
– Маленькая, толстая, прыщавая, за сорок, – принялся цедить послушно. – И потом от нее вечно перло.
Я прикрыл глаза, глядя на профиль веда, победно кривившего углы губ.
– Она не так выглядела, – хрипло выдохнул я в трубку. – На самом деле она молодая, красивая, рыжая ведьма. Догадываешься, кто она такая и почему голову тебе морочила в прямом смысле? Файл глянь, что я переслал.
Повисла тишина. Мы с Артуром поглядывали друг на друга, и тот еле заметно кивал. Когда на том конце послышался напряженный выдох, я приготовился слушать. Но Стерегов вдруг отчеканил глухо:
– Понятия не имею. – Но только собрался обещать ему, что приеду и лично натыкаю мордой в отгадку, вдруг добавил: – Надеюсь, у тебя все? Потому что я, как оказалось, очень сильно спешу…
Я взял паузу на несколько допустимых секунд, прежде чем подтвердить:
– Все.
В трубке раздались гудки, а Довлатыч вдруг медленно осел на колени и схватился за грудь. Я подхватил его и попытался уложить на пол, но он отмахнулся:
– Все хорошо, – тяжело дышал он, широко улыбаясь. – Ты молодец. Все теперь будет хорошо…
Что хорошего, я понятия не имел. Но мне очень хотелось запихать веда в багажник, привезти домой и запереть в сарае до заветного времени, когда он сможет мне все объяснить…
18
Когда я проснулась вечером, Тахира рядом не оказалось. Походив по дому, я поняла, что его нет вообще.
Зато был Камиль во дворе. Он жег сухую листву, периодически орудуя граблями и собирая новый ворох. Стало тревожно, обидно и одиноко. Но я выдохнула и пошла искать хоть какой-то признак заботы от своего мужчины. Ну не мог же он просто исчезнуть!
Послание действительно нашлось на столике в гостиной. Он написал его на белой коробке нового мобильного, который купил мне сегодня.
«Я ненадолго, отдыхай».
Я медленно вздохнула, соображая, что с этим делать. Ну неужели непонятно, что я буду переживать? Как он мог додуматься написать мне вот это? Думал, начну ему звонить? Нет, аппарат настроен, и номер Тахира уже выучен наизусть… Но я отложила коробку и, покусав задумчиво губы, отправилась на улицу.
Похолодало.
– Камиль, чай будете? – крикнула мужчине.
– Буду, – обернулся он, улыбаясь.
Все здесь было вкусно: чай, терпкий запах осеннего леса и горького дыма, сандвичи из воздушного свежего хлеба… Но сегодня я осознала, что жить мне хочется в городе. Здесь слишком тихо и спокойно. Ну, если забыть, что мой мужчина отправился снова с кем-то воевать, не иначе. Но я знала, что он вернется. Иначе бы не уехал.
– А вы давно знаете Тахира?
– Лет восемь.
Мы сидели с Камилем на ступеньках и глядели на костер. Тот умиротворяюще хрустел сухими черенками листьев, поплевывая невесомыми искорками в воздух. Нет, все же еще не сильно холодно, прогуляться мне пойдет на пользу…
– А я целый месяц, – вздохнула я.
– Жизнь у всех с разной скоростью идет. Моя вот десять лет почти стоит. Только лес перед глазами то зеленеет, то облетает. Тебе еще рано жить на такой скорости. Может, лет через пятьдесят…
Я усмехнулась. Да, хорошие планы.
– А тут безопасно по лесу гулять?
– Да, вполне, – кивнул он. – Хочешь погулять?
– Нет, конечно. Но нужно…
– Тебя проводить, может? – глянул он на меня пытливо.
– Нет. Вас Тахир оставил присматривать тут за всем. А мне вот почему-то ничего не сказал. Найдет он меня?
– Найдет, конечно, – понимающе кивнул Камиль.
– А стемнеет скоро?
– Где-то через час… Одевайся теплее. Чаю возьми. Термос там – в шкафу над печкой.
– Спасибо.
Я утеплилась как следует – благо мы сегодня одели меня как на суровую загородную зиму в какой-нибудь Тюменской области. Закинула термос в рюкзак, взяла блокнот с карандашами и вышла за порог. Мне нужно было прочувствовать эту стихию: лес, тишина… Все это вызывало у меня неизменную тоску. А Тахиру нужно было понять, что считаться со мной необходимо. А то так и будет при любом важном случае испаряться под прикрытием трогательных надписей на холодильнике!
Вечерело. Но дуба не дам даже при желании. Камиль сказал, что метров через двести, если идти по кромке леса, я упрусь в речку, а там сразу откроется полянка и найдется лавочка под осиной. До нее я дошла не спеша. Речка оказалась темной и кроткой. Но такие сюжеты меня не вдохновляли. А вот контрасты в текстурах были интересными. Я уселась на скамейку и принялась набрасывать очертания красного осинового листа на темной земле.
Много всяких мыслей вплеталось в след простого карандаша. Я вспоминала детство, поздние годы в приюте, учебу в художественной школе… Одиночество и ощущение постоянной угрозы пропитали холст моей жизни до Тахира. Я так привыкла постоянно бежать и отбивать у нее хоть какие-то возможности… Но сейчас все изменилось. Может, стоит замереть хоть ненадолго? Дать шанс этой жизни? Не рваться куда-то действовать, а затаиться и дать передышку?
Привыкнуть…
И тишина уже не казалась такой пронзительной. Она защищала. Обещала столько всего, что мне обязательно будет, где брать вдохновение.
Когда совсем стемнело, я поджала ноги на лавочке, устроилась
